Страница 8 из 53
- Да… Я совсем забыла, девочка. Ты ведь у нас редкий дар. Давай, попробуй! Только смотри, иди очень осторожно и говори нам, что видишь, а нам твое видение через завесу передастся.
Янника не знала, что такое эта «завеса», но предупреждение восприняла со всей серьезностью. Когда вернутся домой, Янника собиралась очень обстоятельно поговорить с матерью…
Девушка несмело вышла из-за спины Гарди и двинулась вперед. Вскоре она уперлась в изгородь. Верховная не смотрела на девушку, она закрыла нос рукавом, стараясь дышать через раз, и глаза её слезилась, поэтому она совсем пропустила тот момент, когда Янника, опустив голову вниз и разглядывая что-то у себя под ногами, вдруг потянула корявую изгородь на себя. А та взяла и отъехала в сторону как самая обычная деревянная калитка.
- О, Снежная дева! – пораженно выдохнула Янника, оборачиваясь к иллике.
Прямо за изгородью вдоль всей стены на высоких грядках, обрамлённых деревянным брусом, росли, посаженные человеческой рукой, росли, словно драгоценные кусты сладкой паприки, чёрные буруны рваного галактического пространства…
- О, Снежная дева!
***
Иллике работали вот уже целый час. Мокрые, злые, сосредоточенные. Верховная, нещадно оторвав подол от своего дорогого платья, завязала его у себя на лице, замотав плотно нос и рот. И только тогда смогла работать вместе со всеми. Мокрый липкий пот заливал её прежде всегда холодный лоб. Но она не обращала на это никакого внимания. Она работала вместе со всеми. И лишь красные, слезящиеся глаза и опухшее лицо могли поведать, насколько ей было трудно.
Рукодельные буруны нельзя было ни прикрыть, ни сшить, ни заклеить…
С того самого момента, когда Благочестивая Гутрун повесила завесу, а Янника Ольсон, прислонив руку к призрачной материи (как подсказала ей Сигни), передала притихшим иллике всю увиденную ею картину, Верховная сжала волю в железные тиски. Раскисать было нельзя. Мерзкий клодис… Тот, кто посадил его, явно был с ней знаком. Близко знаком.
- Пошлите весть, – приказала она Гарди, и когда та, сорвав со своей белокурой пряди золотой конус, вдавила его острым окончанием в звенящий шарик до громкого хлопка и подкинула в воздух, продолжила: – у рукотворной дряни должен быть присед – корень. Только у него, у самого основания мы сможем перетянуть всё это. Но должна предупредить, девочки: работайте осторожно. Оооочень осторожно! Эта дрянь вытянет из нас всю удачу и даже жизнь, если будем беспечны!– она тряхнула головой и поправила повязку на лице. – Ещё раз, девочки! Внимательно! Как никогда! Янника, смотри в оба и говори, где присед! Гутрун, делай плотную нить! Сигни, складывай порошины в кадку, – и жрица с остервенением выдернула пахучий цветок клодиса, стоящий отдельно в большой коричневой кадке в углу изгороди, и перекинула его через забор. И как только смогла?
Потом Верховная замолчала, решаясь что-то ещё сказать, прежде чем иллике принялись за работу. Белокурые боялись пошевелиться, напряжённо всматриваясь в жрицу.
Наконец та выдохнула. И в этом выдохе было всё: и боль, и недоумение, и странная обречённость:
- Тот, кто это сделал, близко знаком со мной…
Иллике с трудом подавили возгласы изумления. Быстрые взгляды друг на друга и снова осторожный на жрицу.
Верховная хмыкнула раздражённо сквозь повязку, и её брови сошлись в одну:
- Да… знаком… Ибо никто, кроме самых близких, не знает, что Верховная иллике не переносит запах клодиса… (она заговорила о себе, как о постороннем, и это пугало Яннику). Близко знаком, – продолжила женщина. – И это не самое страшное, – она снова помедлила, прежде чем выдавить из себя последнее: – вот только, девочки мои, у меня никогда никого не было из близких, кроме иллике… Так что…
- Это сделала иллике?!
Кто это спросил из четырёх опешивших женщин? Кто знает?! Да и не важно. Но Верховная медленно кивнула.
***
Иллике работали вот уже третий час. Мокрые, злые, сосредоточенные. Янника осторожно, тонкими пальцами сгребая землю, оголяла присед. Сигни ловким зайцем бегала по округе, собирая где только могла дымные порошинки. Гутрун плела свою пряжу. Верховная, вытянув из рук Благочестивой плотную нить, сама связывала корни. А Гарди… Гарди должна была переправить платформу подальше от дома, чтобы глаза не мозолила кому не нужно, и позвать помощь, странно затерявшуюся где-то. Неужели маячок не долетел?
- Здесь вязать? – каждый раз спрашивала Верховная Яннику, и девочка, внимательно наклоняя свою красивую головку к черному буруну, кивала.
Или поправляла:
- Ниже ещё, так, да, вот так…
Как только плотная нить стягивала мерцающий хвост у самого основания, черная спираль ухала громким, противным, глухим звуком и распрямлялась. А потом, словно лопнув, рассыпАлась чёрной звёздной пылью. Теперь эта звёздная пыль была повсюду. Она забивалась в рукава, лезла под воротник, накрывала волосы иллике плотным чёрным слоем. Но эта пыль не была уже опасной. Только мерзкой, колкой и очень вонючей.
Янника хотела пить, её шея затекла, тоненькие ноготочки от постоянного перекапывания земли, поломались. Сигни стёрла свои ножки до теперь уже видимых волдырей, а Гутрун уже два раза обрезалась о свою собственную нить. По-настоящему, до крови. А грядка всё никак не кончалась.
- Ещё немножко, девочки, ещё немножко, – успокаивала всех Верховная, продолжая усталыми, мокрыми от пота руками связывать галактическую дрянь, иногда она (и с каждой прошедшей минутой всё чаще) натужно кашляла в свою плотную повязку и судорожно выдыхала, но даже тогда её руки делали привычный плотный узел…
И иллике становилось стыдно, ведь жрице приходилось хуже всех. И они снова работали. Последний бурун пал ещё через два часа.
К концу работы и Гарди вернулась с подмогой. И теперь офицеры внутренней службы, коротко выслушав приказ Верховной, наводили порядок. По всем дворам, где прятались любопытствующие, поставили догляд. А здесь осторожно закрыли калитку с клодисом, привели всё в прежний вид и оставили засаду. Измождённых иллике на руках перенесли на платформу: их ждали уютные комнаты в доме городского главы.
- Почему так долго, Гарди? – тихо спросила Верховная.
- Маячок не долетел… – ответила она.
- Но как?!
- Счастья не хватило…
Глава 6
Иллике отдыхали и приводили себя в порядок долго, до самого позднего вечера. Могли бы и раньше управиться, за час или два, вот только Верховная никого не торопила. И даже, как показалось Яннике, наоборот. От городского главы каждый час на женскую половину отсылались слуги спросить, не соизволят ли благословенные иллике появиться на празднике, организованном в их честь. Но ответ был один – преемницы чудес Снежной девы изволят отдыхать. И лишь перед половинным часом ночного разделения, когда донельзя раздражённый глава города в последний раз послал за белокурыми кудесницами, они изволили появиться.
Иллике входили в залу так же, как и всегда: величественно, красиво, слаженно. Будто единый организм. И сидящие вокруг богато накрытого стола мужчины не могли не любоваться ими. Верховная что-то тихо сказала Благочестивой Гутрун (они вообще последние часов пять подозрительно перешёптывались) и та, бросив цепкий взгляд на главу города, развалившегося вальяжно вверху стола, кивнула. Иллике прошли сквозь богатую парадную залу ещё несколько шагов и остановились. Где-то посередине.
- Мне говорили, что белокурые девы необыкновенно красивы, и это так! – немного пьяным, но всё равно ещё разумным, твёрдым голосом сказал глава вместо приветствия, и его фигура, до сих пор вальяжно распластавшаяся на крепком высоком стуле, немного подобралась. – Однако, – продолжил он, ухмыляясь, – ничто женское им не чуждо, – и правитель обвёл саркастичным взглядом сидящих гостей, а потом полупьяненько осклабился: – одеваются они тоже весьма и весьма не быстро… Но нам, мужчинам, не привыкать! Ведь главное, чтобы женщина быстро раздевалась!
Несколько человек, из сидевших за столом, рассмеялись. Грубо. Гарди скривила губы и уже хотела что-то сказать, но Верховная бросила на неё быстрый, предупреждающий взгляд, и девушка замерла на выдохе, не проронив ни звука. Янника, чуткая ко всему, тоже замерла, боясь сделать что-нибудь неверное. За этот день она научилась доверять Верховной, а потому опустила свой раньше всегда свободный взгляд вниз, долу, чтобы никого не подвести, и проглотила обиду. Ибо неправильность происходящего она ощутила так же явственно, как и утреннюю зарю, что через три часа родится на небосклоне. Так же, как отсутствие свободных мест за большим столом. Так же, как и отсутствие женщин на свободной, общей, серединной части господского дома.