Страница 14 из 53
Но осторожный и разумный человечек внутри говорит тебе не спешить, и нашептывает жизненная осторожность, что полёты не во сне, а наяву заканчиваются для летающих разбитыми жизнями.
Янника поднималась наверх, затаив, как только могла, шум бешено бьющегося сердца. Она не боялась высоты, хотя бы потому, что с детства облетала поместье Ольсон на привычной для иллике платформе, которая поднималась и повыше этой насыпанной ветрами снежной горы.
Но если тебе пятнадцать лет, и ты идёшь по ледяным выступам, и твою руку горячит чужая рука, стискивая маленькую ладошку трепетно и нежно, но так неотвратимо настойчиво, и тебе совсем не хочется думать ни о чем, кроме этого чужого тепла, то что говорить о твоём бедном, заполошно бьющемся сердце? Что?
Край ледяной лестницы как-то резко закончился, и Янника оказалась на самой вершине. Риг подтянул её к себе, счастливо заглядывая ей в глаза и ловя первые лучи восторга, постепенно рождавшиеся сейчас в глубине её чудесных глаз, когда девушка с трудом отвела от Рига раскрасневшееся лицо, чтобы ахнуть!
Простор и красота Дергиборгского края была невероятной! Город был весь как на ладони: маленькие, аккуратные, словно сахарные домики, суровые городские стены, зубчатые и мрачные. Сторожевые башни, и дань старым традициям – подвесные ворота через засохший давным-давно водяной ров. И благословенный купол Снежной девы. Купол, которого раньше не было, но который с каждым днём всё сильнее и сильнее разгорался над Дергиборгом, делая его сказочно прекрасным. Купол, которого никто не видел, кроме неё…
Да! Янника любила Дергиборг! А может, он трогал её душу потому, что здесь она впервые начала слушать и слышать себя саму? Здесь, стоя на самой вершине, девушка вдруг вспомнила, как всего несколько месяцев назад у школьного порога, когда Старая Хейд, как маленькую, привела Яннику в серединный класс, девушка спросила:
- А что мне там делать?
Мудрая вёльва улыбнулась и сказала:
- Да что хочешь, то и делай!
- Совсем-совсем? – не проверила Янника.
Но Старая Хейд просто кивнула утвердительно. И всё.
- А если я сделаю что-то не так? – осторожно предположила девушка.
- И? – вёльва словно действительно ничего не понимала и была невозмутимо спокойна и благодушна.
- Ну, – помялась Янника, – я же подведу тебя, и всех вёльв на Хротгаре, и всех иллике!
Даже говорить это было девушке безумно страшно…
А старая Хейд рассмеялась переливчато и сказала:
- Сначала сделай, а потом – поговорим. На любые поступки, и хорошие¸ и плохие, нужна отвага. А смелости у травы за забором не бывает.
- Вы сравниваете меня с травой? – вдруг вспомнила Янника тон Верховной и попыталась всерьёз обидеться.
- Нет! – посмотрела нежно тогда Хейд и ласково погладила глупую колючку по голове. – Ты, маленькая, и даже на сорнячок пока не тянешь.
И растерянная Янника, повинуясь какому-то неясному порыву, вдруг накрыла ладошкой ту немолодую руку, что гладила теперь её нежно, притянула к себе и поцеловала в раскрытую ладонь, а потом пошла в класс.
Правда, у самого порога она резко повернулась к вёльве:
- Мне действительно можно делать всё-всё? – уточнила она, и глаза её вдруг ярко и озорно сверкнули.
- Всё! – подтвердила Хейд. – Всё, что считаешь нужным, важным и правильным! Всё!
Тогда Янника вдруг, глядя прямо в глаза старой вёльве, отточенно произнесла:
- Я так и поступлю! – потом сделала осторожный шажок назад и добавила, внимательно-превнимательно наблюдая за вёльвой: – До вечера…мама Хейди.
Женщина ответила не сразу.
- До вечера, моя девочка, – наконец кивнула вёльва, сглотнув сухим горлом застывшую во рту влагу.
***
- Ууу! Вёльва мороженая! – басом загудела Дуська и толкнула Яннику в бок. – Айда уже кататься! Чего стоймя стоите? Вон борнины кадушки уже третий раз съехали. А мы всё селёдку мочёную никак не уговорим!
- За мочёную селёдку сейчас по губам схлопочешь! – мрачно пообещал сестре Риг и схватил мелкую за ворот тулупчика.
Но Дуська подкатила ко лбу глаза, как-то очень быстро и ловко отогнула его пальцы от себя и вякнула осторожно, но громко:
- Так и запишем, что с «мороженой вёльвой» ты согласен! – и звонко заливаясь смехом поскакала к саням, у которых уже давно мялись Гейт с Яром. – Да рассаживайтесь уже! – приказала снова и первая вскочила на кованое сиденье.
Веселье началось!
С горы сани рванули разом, разгоняясь первым усилием Яра и под весом пятерых, а потом понеслись с невероятной скоростью. Скоростью такой, что ветер в ушах засвистел.
- Держи ровнее, – кричал Яр, стоящий за креслом на полозьях, рыжему Гейту, сидевшему впереди и правившему носом.
- Мама! – орала Дуська, зажатая с двух сторон, пока снег, летевший из-под саней, не забился ей рот, и теперь она яростно отплевывалась, маша руками из стороны в сторону и мешая Гейту править.
Слева и справа, и даже впереди наперерез летели чьи-то тени. Приходилось всем вместе качаться из одной стороны в другую, помогая Гейту и Яру управлять санками. Трамплин взяли в лоб – хух! – и сердце ушло в пятки. И визг такой, что неясно – Дуська это кричит или кто другой. Ещё трамплин. Ух! Сиденье кованое – жёсткое, впивается в бока. Кочка! Ух! Ещё одна! Бедная попа… Человек на пути! Объезжаааай!!!! Ещё!!! Поворот! Ещё!!! Да откуда они все сыплются?
Сани благополучно миновали три и четыре препятствия в виде других саней и обмоток, а также случайно выпавших из саней мальчишек и девчонок. И даже показался уже конец ледяного пути. Но впереди суровой неотвратимостью вырастал сугроб, который никак не получалось миновать.
- Сворачивай направо, олух – злился Яр.
- Тьфу, тьфу, - вторила Дуська, продолжая отплёвываться.
- Сам олух, мы в колею ледяную попали! – горячился Гейт, пытаясь свернуть.
И только Янника не волновалась. Уж она точно знала, что всё будет хорошо, что всё будет просто замечательно… Ведь её крепко-прекрепко, как и Дуську, прижимал к себе тёплый Риг. Это чтобы они не выпали из саней. На всякий случай. А то мало ли…
Так замечательно дружно они и влетели в сугроб, переворачиваясь на последнем трамплине. Благо тяжелые санки, сделав кульбит в воздухе, по счастливой случайности упали в стороне, никого случайно не задев.
Гейт в сугробе головой, Дуська на Гейте, Яр на верхушке сугроба. А Риг с Янникой чуть поодаль. Вместе. Видимо, он просто не успел разжать рук…
- Чтобы я… да ещё раз… да с этой бешеной горки скатилась – да никогда! – пообещала вполне серьёзно кому-то суровая Дуська, пыхтя, кряхтя, сопя, мешком зерна скатываясь в рыхлый снег с кряхтящего Гейта. Отдышалась. А потом посмотрела вокруг осоловело счастливыми глазами и приказала всем лежавшим в снегу разом:
- Ну, и чего разлеглись? Санки откапывайте и пошли наверх! Нам с Ригом мамка всего час разрешила покататься!
***
Через четыре часа, все мокрые насквозь, облепленные с ног до головы слипшимся снегом, с пунцовым румянцем во всю щёку, Янника и Дуська, ехали домой. Санки тихо скрипели, скользя, и только звук натянутой веревки и трёх пар впряженных в санки крепких мальчишеских ног уравновешивал пространство, даря наглым, развалившимся на сиденье седокам невероятное умиротворение. Янника с Дуськой лёжа дремали, и потемневшее небо медленно плыло вверху и сыпало на землю мелким крупчатым снегом. Мелкая егоза, сползая во время движения по Яннике вниз, периодически, активно двигая из стороны в сторону, зигзагообразно, спиной и попой, вновь возвращалась обратно – на Янникину грудь. Наконец, поняв тщетность своих усилий, Дуська затихла где-то между животом и ногами, навалившись тяжёлым затылком на Янникин пупок.
- Замечаешь, – вдруг громко огласила Дуська свою родившуюся мысль, – нам, женщинам, живётся воааще как тяжело! Судьба у нас трудная!
Разморённая Янника посмотрела на мальчишек, что устало, но решительно тянули их санки по заснеженной улице, икнула и от неожиданности согласилась. Дуська умела быть убедительной.