Всего лишь я

– Да, но… неважно. Спасибо вам и простите, что я пришла позже обещанного. Тренировка затянулась, но обещаю, что впредь буду внимательнее следить за временем.

– Не переживайте об этом, до завтра, Эмилия!

Кивнув и закрыв за ней дверь, я не сразу иду к маме, предпочтя несколько минут провести наедине с собственными мыслями. Меня не просто обескуражили слова Лилии, я чувствую, как близка к тому, чтобы окончательно перестать понимать происходящее. Если так пойдет и дальше, то мне придется признать поражение в борьбе за мамино благополучие.

Из задумчивости меня выдергивает родной голос, от звучания которого непроизвольно наворачиваются слезы.

– Эми, дочка, это ты?

– Да, мам, сейчас подойду! – отзываюсь я.

Она действительно ждет меня за накрытым белоснежной скатертью столом. От двух глубоких тарелок, до краев заполненных куриным супом с клецками, все еще идет пар. На маме одно из тех красивых платьев, которые она надевает только по праздникам.

– Неожиданно, – честно говорю я ей, все еще пребывая в недоумении из-за увиденного.

– Эта Лили не так уж и плоха, умеет делать тесто для клецок, – делится мама. – Как учеба и тренировка?

Сморгнув растерянность, я устраиваюсь напротив нее и, взяв ложку, зачерпываю в ложку немного прозрачного супа.

– Вкусно получилось? – заботливо уточняет мама, внимательно наблюдая за каждым моим движением.

– Да, очень, – отвечаю я, – с учебой все в порядке, как и с тренировками.

– Замечательно, искорка. Ты большая молодец!

– Спасибо.

Тема, которую я хочу обсудить, не уместна для такого теплого и семейного момента, но и промолчать у меня не получается.

– Я рада, что ты поладила с Лилией.

– Она славная женщина. – Кивнув, мама отрезает себе небольшой кусок белого хлеба.

– Не сомневаюсь, но что ты делаешь, мам? Зачем нарядилась? И к чему эта скатерть?

– Что-то я не поняла твоего вопроса, Эми. – Она кажется искренне сбитой с толку.

– Я спросила, что за представление ты устроила и в какие игры играешь? – отчеканиваю я, с трудом сдерживая раздражение.

– Не понимаю, – повторяет она. – Что не так?

– Ты уже давно ничего не готовишь, – напоминаю я ей.

– Не так уж и давно это было…

– Больше семи лет, мама!

– Я тебя чем-то расстроила? – Она опускает взгляд в тарелку. – Прости, дочка, я лишь хотела поужинать. Как раньше.

– Как раньше, – шепотом повторяю я за ней, коря себя за очередной срыв. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Лучше, чем когда-либо, – уверенно отвечает мама. – Я полна решимости все исправить.

– Ты это уже говорила. Прямо перед встречей с прошлым врачом.

– Я этого не помню.

– В понедельник ты встретишься с еще одним специалистом.

– Знаю и с нетерпением жду нашей встречи.

– Ты должна быть честна с ним, мама.

– Конечно, я всегда честна с врачами, которых ты для меня находишь.

Не справившись с внутренним напряжением, я отставляю тарелку и встаю из-за стола. Это не первый раз, когда ей становится лучше и она выглядит вполне здоровой. Но такого сильного прогресса на моей памяти еще ни разу не случалось. Я напугана и не знаю, как с этим справиться. Мне страшно, что после этого внезапного улучшения ей станет в десятки раз хуже, и тогда уже никто из нас не сможет ей помочь.

– Ты не доела, – сокрушается она, провожая меня печальным взглядом. – Похоже, я разучилась готовить. Совсем немудрено после такого долгого перерыва…

– Дело не в супе, мам. Я просто не привыкла к такому.

– К чему именно?

– К семейным вечерам и нашим разговорам.

– Мы говорим каждый день, дочка.

– Но не так. Прости, мам, но ты никогда этого не поймешь, как и я никогда не пойму тебя.

Потому что каждый из нас несет свое бремя, ставшее настоящим проклятием.

– Я бы хотела это изменить, – говорит она, вставая из-за стола. – Что я могу для тебя сделать?

– Не знаю. – Пожимая плечами, я вдруг вспоминаю о Тамазе. – Можешь рассказать, почему я должна держаться подальше от парней?

– Я тебе уже говорила, им нельзя доверять. – Ее лицо преображается: на нем будто разом отражаются все существующие оттенки ненависти. – Эта тема у нас под запретом, Эми.

– Ты сама сказала, что хочешь изменить наши отношения.

– Это никак не относится к нам с тобой, – огрызается она.

– Неужели? Ты хоть представляешь, что натворила, мама?

– Я спасла тебе жизнь.

– Шутишь? – Нервно рассмеявшись, я подхожу ближе, чтобы заглянуть в ее расширенные от вспыхнувшей злости глаза. – Я чувствую себя сломанной и понятия не имею, как с этим жить. О каком спасении ты вообще говоришь?

– Я не жду, что ты поймешь. Но, поверь, настанет день, когда ты придешь и скажешь мне спасибо.

– Этого не будет.

Прищурившись, она качает головой и вдруг становится той версией себя, которая пугает меня больше всего.

– Я явственно вижу, что кто-то хочет тобой овладеть. У него похотливый темный взгляд и длинные потные руки. Не успеешь оглянуться, как он подчинит твою волю и сделает тебя своей игрушкой.

– Прекрати, – процеживаю я сквозь стучащие зубы.

– Ты сопротивляешься недостаточно сильно, он уже запустил в тебя свои корни. – Она проводит ладонью по низу моего живота.

– Хватит! – сбросив с себя ее руку, я делаю несколько шагов назад. – Ты меня пугаешь!

– Я лишь говорю, что вижу, – невинно улыбается она. – Ты не следуешь нашему правилу, Эми, о чем очень скоро горько пожалеешь. Только будет поздно.

– Нет. – Всхлипнув, я опускаюсь на колени, пораженная тем, как быстро сегодня сломалась. – Не говори так, пожалуйста.

– Не плачь, дочка. – Сев рядом, мама обнимает меня за дрожащие плечи. – Еще не поздно себя спасти. Нужно только перестать общаться со сбежавшим от дьявола отродьем с поцарапанным лицом.

– Я перестану, мама, обещаю, что перестану! – Уверяю я ее сквозь слезы.

– Я тебе верю, искорка. Только не подведи мое доверие. И помни, что я все равно обо всем узнаю, потому что карты никогда не врут.

Ведьма

Утром, когда раздается звонок в дверь, мама сама впускает Лилию в квартиру. Я слышу, как она делает комплимент ее кудряшкам и предлагает выпить лимонного чаю. Как только они оказываются на кухне, я тихо прокрадываюсь в гостиную и, заметив на столе зажженные свечи, подхожу ближе. Мне на глаза попадаются две карты, лежащие в стороне от других. Суд и Жрица. Мама наверняка знает, что означает их сочетание. Но иногда мне кажется, что ее толкования отличаются от общепринятых и она видит лишь то, что хочет.

Несмотря на случившуюся у меня накануне истерику, я осмеливаюсь не только покинуть пределы комнаты, но и встретиться с мамой перед выходом из дома. Она появляется в коридоре с белоснежной кружкой в руках и умиротворенной улыбкой на губах. В ее синих глазах ни намека на раскаяние за содеянное. Наоборот – она будто гордится собой, потому что искренне верит в совершаемое благо.

– Уже уходите в университет? – интересуется Лилия, стоящая рядом с мамой. Меня удивляет не то, что они поладили, а то, как быстро это произошло.

– Нет, сегодня придется пропустить занятия, мне нужно на утреннюю тренировку, потому что вечером у нас с подругой другие планы.

– Планы? – уточняет мама, прищурившись.

– Мы идем на вечеринку в бар, я тебе уже говорила об этом.

Еще свежи воспоминания о вчерашнем вечере, когда я вдруг не выдержала и дала слабину, но сейчас мне удается сохранять спокойствие и даже вернуть голосу привычную твердость и уверенность в каждом произносимом слове.

– Он тоже там будет, – утвердительно заявляет мама.

– Я не понимаю, о ком ты говоришь.

– Поверить не могу, что ты так быстро забыла о данном обещании, – удивляется она. – Я думала, мы все выяснили.

– Я иду туда с Виолеттой. Не помню, чтобы обещала тебе с ней не общаться.

– Как ты не понимаешь, что он опасен?