Не кричи, кукушка

У Кати подкатил комок к горлу. Надо было объяснить все словами, а она не могла этого сделать. Немота проложила водораздел между ней и остальными людьми. И Катя с болью поняла, что никогда не сможет стать такой, как все, и потому не будет счастлива. На глаза навернулись слезы, она опустила голову и медленными шагами направилась к дому. Вадик, удивившись поведению Кати, зашагал следом. Он не мог понять, почему так изменилось настроение девушки. Ведь они только что видели иволгу и Катя, слушая ее пение, улыбалась. А тут вдруг сразу сникла. Около дома он попытался взять Катю за локоть, но она выдернула руку и, опустив голову, торопливо, почти бегом прошмыгнула в калитку. Вадик проводил ее взглядом, пожал плечами и пошел домой.

Катя подошла к крыльцу, оперлась плечом о перила и неслышно заплакала. Слезы текли по лицу, она непрерывно шмыгала носом, время от времени вытирая его тыльной стороной ладони. Ей казалось, что несчастнее ее нет никого на свете. Ведь она даже не может сказать Вадику, что любит его. «Зачем мне жить?» — подумала Катя и от этой мысли ей стало так жалко себя, что она перестала сдерживаться и разрыдалась. Спазмы перехватывали горло, она опустилась на колени и закрыла лицо ладонями. Истратив все слезы, подошла к бочке и долго плескала в лицо холодной водой.

6

На следующий день Катя проснулась поздно. Она открыла глаза и увидела, что комната залита солнечным светом. Через открытую форточку входил свежий утренний воздух, доносивший запах росы и цветущих трав. Недалеко от дома пела птица. Катя не знала какая. Но то, что это была не иволга, точно. Голос, который выводил мелодию, был тоньше, трели короче, а каждая музыкальная фраза заканчивалась звонким прищелкиванием. «Наверное, соловей», — подумала Катя и закрыла глаза.

Ей не хотелось вставать. Разнежившееся тело еще не совсем отошло от сна. На душе было необыкновенно легко, а сердце переполняла сладостная, невесть откуда взявшаяся радость. Тело казалось воздушным, готовым вот-вот подняться и парить под самыми облаками. И Кате захотелось взлететь. Все люди, задрав головы, смотрели бы в небо, показывали на нее руками и спрашивали:

— Кто это?

Среди толпы, собравшейся на улице и смотрящей на парящую в небе девочку, Катя почему-то представила старуху Редкозубову и стоявшего рядом с ней Вадика. Он, приставив руку козырьком ко лбу, спрашивал всех, что за девочка летит в небе. Старуха Редкозубова, жившая на самом краю деревни, но прибежавшая по такому случаю на главную улицу раньше других, укоризненно посмотрев на Вадика, сказала:

— Как кто? Андел. Не видишь, что ли?

— Какой тебе ангел? — возразила Редкозубовой Жаба. — Это же Катя Голицына, Семенова дочка.

— Вот я и говорю, андел, — стояла на своем Редкозубова. — Катя Голицына и есть андел.

Кате было приятно ощущать себя ангелом. Ангелов все любят, каждый хотел бы подружиться хотя бы с одним из них. И потом у них такие большие, белые, сказочно-красивые крылья. Катя зажмурилась от очарования, представив, что такие крылья могут быть у нее за спиной. Она бы летела над лесной тропинкой, помахивая ими, а Вадик бежал за ней, задрав голову. Потом бы она опустилась на землю, подождала, когда к ней подойдет Вадик и разрешила ему потрогать свои прекрасные белые крылья. Он тоже замер бы от счастья, дотронувшись до них.

Катя еще долго лежала в постели, продолжая мечтать и блаженно улыбаться. Потом встала, заправила кровать, сунула босые ноги в шлепанцы, стоявшие у порога, и вышла на крыльцо. День был удивительно прозрачным. Солнце еще не поднялось над верхушками деревьев, но его лучи, пронизывая лес, высвечивали стволы и неподвижную, серебристую от росы листву. Трава на поляне тоже была серебристой, но когда солнечный луч, выскользнувший из-за березы, коснулся капелек росы, они вспыхнули перламутром и Кате показалось, что она расслышала их тонкий, переливчатый звон.

Она оглянулась, ища глазами Федю, но его нигде не было. По всей вероятности, брат погнал в стадо корову. Отец уже давно ушел на работу, Катя была одна во всем доме.

Делать ничего не хотелось и Катя стояла на крыльце, наслаждаясь летним утром. Солнце выкатилось из-за леса и, зацепившись за верхушку раскидистой березы, окрасило нижнюю часть неба золотистым светом. Даже роса на листьях берез стала искристо-золотой.

К окраине села, с той стороны, где жила старуха Редкозубова, примыкал широкий луг, окаймленный с трех сторон соснами. Над лугом клубился туман, его сгустки, похожие на огромные ватные шары, цеплялись за траву, но солнечные лучи поднимали их все выше и выше и шары расползались, превращаясь в длинные, белесые нити.

Солнце отделилось от леса и позолотило полянку перед домом, крыльцо и саму Катю. Девушка закинула руки за голову и потянулась, приподнимаясь на цыпочках и стараясь разнять пальцы рук, сцепленных в замок. Ее охватило томительно радостное предчувствие. Оно толкнулось в сердце давно, едва Катя раскрыла глаза. Но тогда ей было просто хорошо, а сейчас душа наполнилась счастьем. Кате казалось, что и всем остальным людям в эту минуту так же радостно, как и ей.

Катя опустила руки и увидела Руфину, которая вышла из своего дома и, переваливаясь с ноги на ногу, направилась к огуречной грядке. Когда она раздвигала плети, Катя представила, как с них на руки сыплется холодная роса и передернулась, словно от озноба. Она недолюбливала соседку, хотя и не знала почему. Руфина Степановна не сказала ей ни одного не только оскорбительного, но даже грубого слова. Наоборот, она была приветлива и доброжелательна. Тем не менее Катя мысленно называла ее только Жабой. Руфина была одинокой и после гибели Катиной матери начала проявлять к отцу повышенный интерес. Несколько раз, настряпав блинов и сложив на тарелку высокой стопкой, она приносила их Кате с Федей. Но глядела только на отца, при этом говорила:

— Без хозяйки в доме и блинов испечь некому.

От блинов исходил аромат топленого масла и печеного теста. Федя с удовольствием уплетал их за обе щеки. А у Кати они не вызывали аппетита. Ей казалось, что Жаба хочет за блины купить отца. В душе Кати поднималась неосознанная ревность, она не хотела видеть в доме чужую женщину, тем более Жабу. Ведь это она принесла ей страшную весть о смерти матери.

Но сегодня Руфина показалась ей приятной. И то, что она ходила тяжело переваливаясь, даже огорчило Катю. Руфина была не то, чтобы толстой, но полноватой женщиной с пухлыми руками, круглым лицом и большими выпученными глазами. Однако, сколько ее помнит Катя, передвигалась она всегда шустро, была суетливой, вечно спешащей по каким-то делам. А вот сегодня, когда никуда не спешила, походка ее выглядела старческой. И Кате стало жалко Руфину. «Живет одна, даже поговорить не с кем, — подумала Катя. — Я вот встретила Вадика».

При мысли о Вадике она улыбнулась и обвела взглядом огород и поляну, словно он спрятался где-то здесь и должен вот-вот показаться. Но Вадика не было. Катя зашла в дом, умылась, достала из холодильника банку молока, а из кухонного стола полиэтиленовый пакетик с пряниками. Их принес вчера отец. Пряники были мягкими, с сахарной корочкой, посыпанной сверху маком и потому особенно вкусными. Катя налила в кружку молока, достала пряник, подвернув под себя ногу, села на стул и уставилась в окно. Оно выходило на усадьбу соседки.

Руфина была в доме, у крыльца на цепи одиноко скучал пес Дымок. Катя видела, как он зевнул, широко раскрыв зубастую пасть, повертелся на месте, и развалился на траве, положив тяжелую голову на лапы. Дымок Катю не интересовал.

Закончив завтрак, Катя поставила банку с молоком в холодильник и в это время услышала лай собаки. Она выглянула в окно. К дому соседки шли двое мужчин. Кате бросился в глаза один — высокий, широкоплечий, остриженный наголо. На нем были выцветшие джинсы и серая футболка с коротким рукавом. Второй был пониже, с густой темной шевелюрой. Он выглядел намного старше.