Не кричи, кукушка

— Шубы покупаем на мои деньги, — сказала она. — Прибыль пополам.

Партнерство оформилось тут же, ни о какой любви не было и речи. Из фирмы они уволились после того, как купили билеты в Грецию. Норковые шубы продали быстро и заработали вдвое больше, чем истратили. В следующий рейс Вадим отправился один. Люська доверила ему свои деньги. Да и как было не доверить, если он поселился у нее и теперь все повседневные расходы стали общими. Объяснение с Тамарой произошло неожиданно легко.

— Понимаешь, — сказал Вадим, возвратившись из очередной поездки. — Я завел свое дело и на встречи с тобой просто не остается времени. Ты не сердись, я буду звонить, как только появится возможность.

Тамара все поняла и попыталась посмотреть ему в глаза, но он отвел взгляд. За последнее время Вадим неузнаваемо изменился. Вместо заношенных джинсов с кроссовками носил дорогие рубашку и брюки, на ногах — модные ботинки, а на шее — толстую золотую цепь. Изменил Вадим и прическу. Теперь он был подстрижен коротко, почти под ноль. Но Тамару удивила не его внешность, а откровенная ложь. Она поняла, что он продался обеспеченной женщине. В этом убеждало еще и то, что от него несло стойкими горьковатыми духами, которыми пользуются только женщины. Раньше он никогда не душился, горьковатый запах раздражал ее. Прикусив нижнюю губу, Тамара подыскивала самые злые слова, которыми могла бы ответить. Залилась краской, разжала побелевшие губы и сказала:

— Ну и мразь же ты, Вадик. — Дернула плечом и добавила: — Ничтожество.

Повернулась и зашагала прочь. Он хотел ответить грубостью, но сдержался, рассудив, что все вышло как нельзя лучше. Ни слез, ни упреков. Томка оказалась молодцом, ушла гордо. Вадим проводил ее взглядом, несколько мгновений слушая, как она стучит по асфальту стертыми каблуками туфель и неторопливо направился к Люське. На ужин его ждал хороший бифштекс и бутылка бордо. Но есть не хотелось. Он чувствовал себя, словно человек, спасшийся после кораблекрушения. Жить остался, а все, чем дорожил, утонуло. Такое состояние лишало душевного комфорта и навевало грусть. Вадим выпил вина и, отказавшись от ужина, сел на диван смотреть телевизор. С Тамарой он решил поговорить позже, когда бизнес встанет на широкую ногу. Подумал, что никуда она не уйдет, ведь на деловой партнерше жениться он не собирался.

Дело, которое предложила Люська, быстро пошло в гору. Через год они продали ее однокомнатную квартиру и купили трехкомнатную. Еще через год обзавелись «Жигуленком» и импортной мебелью. А совсем недавно стали арендовать отдел в приличном магазине, наняли продавщицу. Она была молоденькой, но ушлой. Знала, где стрельнуть глазками, сделать так, чтобы как бы невзначай почти на всю длину обнажилось оголенное бедро, а где держать дистанцию. Люська сразу усекла это, но отказывать девушке в работе не стала. Однако дома, бросив взгляд на мускулистую фигуру Вадима, сказала:

— Застукаю с продавщицей, кастрирую.

Заводить шашни с продавщицей Вадим не собирался. Женщин ему хватало. Во время челночных рейсов за товаром всякий раз была новая, а то и две. Подсчитывая вырученные после таких поездок деньги, Вадим с благодарностью смотрел на Люську и думал о том, как бы он жил сейчас, не встреть ее. А то, что она такая толстая (за это время Люська потолстела еще больше, ее короткая шея почти исчезла, а раздобревший подбородок лежал на груди, под ним все время потело, поэтому Люська носила закрытые кофточки и платья), так не всем же иметь стройных. Во всем остальном Вадим был счастлив. Как ему казалось, он имел все, что мог пожелать смертный человек. Тамара как-то сама собой забылась, за все это время он не вспомнил о ней ни разу.

Но вчера после полудни он встретил Сему Ляпунова, которого не видел почти два года. Зашли в летнее кафе выпить по кружке пивка, сели за круглый пластмассовый столик. Сема работал все в той же фирме и был чрезвычайно доволен. Фирма помимо других приобретений купила макаронную фабрику, Сему назначили ее коммерческим директором. Однако главная новость была не эта. Полгода назад Сема женился и его женой стала бывшая невеста Вадима — Тамара.

От этой новости Вадим ощутил состояние, близкое к шоку. Жизнь, минуту назад казавшаяся сплошным праздником, вдруг потеряла смысл. Ведь он зарабатывал деньги не для того, чтобы, набив ими подушку, с благоговением ложиться на нее каждую ночь. Деньги не делают человека счастливым, если их не на кого тратить. Между тем, Сема говорил, не останавливаясь, и, в основном, о Тамаре.

— Ты знаешь, — захлебывался он восторженным откровением. — Если бы не Тамара, я бы никогда не стал коммерческим директором. Она максималистка. Для нее деньги — не самое важное. Для нее главное — положение человека в обществе, среда, в которой он вращается. И потом она такая красивая. Ей даже руку приятно поцеловать. Разве это не счастье? Мы же живем ради баб. Не так ли? — Он наклонился почти к самому лицу Вадима, дохнув на него запахом свежего пива. Вадим осторожно отодвинулся в сторону.

За все время жизни с Люськой Вадим ни разу не целовал ей руку. И не понимал, какое удовольствие может получить мужчина, прикасаясь губами к толстой, потной, постоянно пахнущей то селедкой, то луком, то еще чем-нибудь руке женщины.

Сема еще что-то долдонил, но Вадим уже пропускал это мимо ушей. Сидеть за столиком с мужем той, которую ты любил, и слушать его рассказы о том, как он целует ее руки, расхотелось, Вадим расплатился за свое пиво и, сославшись на дела, ушел.

Дома было одиноко и неуютно. Вадим достал из холодильника бутылку водки, налил почти полный стакан, выпил залпом, нехотя пожевал оставшийся от завтрака и уже немного подсохший ломтик ветчины. Думал, что после этого станет легче, но хмель не брал. Вадим допил водку, посидел немного и выпил еще несколько бутылок пива. Облегчение не приходило.

Надо было перед кем-то выговориться, облегчить душу, но друзей у Вадима не осталось. Он включил телевизор. На экране показывали американскую жизнь. Кто-то кого-то убивал, кто-то насиловал, кто-то убегал от погони. Вадим выключил телевизор, достал из холодильника еще одну бутылку водки, налил половину стакана, выпил. Не раздеваясь, лег на диван и провалился в бездну.

2

Утром Вадим прибрал комнату, выбросил в мусоропровод пустые бутылки и поехал встречать Люську. Настроение было отвратительным. Он глянул на себя в переднее зеркальце. Лицо помято, словно скомканная, а затем разглаженная на колене бумага, глаза заплыли, вместо них — узкие щелочки. В голове слегка постукивает, во всем теле вялость. Типичное состояние человека с похмелья. А все потому, что позавидовал женитьбе Семы Ляпунова. Он только сейчас понял, что приобрел совсем не то, к чему стремился. Сытая жизнь хороша только для желудка. Душе нужно другое.

Он ругал себя за то, что напился, похмелье вызывало физическую боль. Вадим потрогал пальцами затылок, затем глянул на часы. Самолет уже прилетел, а до аэропорта еще пилить да пилить. Придется сказать Люське, что менял по дороге колесо. Она, конечно, не поверит и скандала не избежать. Но в нем не будет злобы и неприязни. Пока доберутся из аэропорта до дому, удастся помириться. Тем более, что коньяк для встречи стоит в баре, а в морозилке лежат пельмени. Он их купил в кулинарии еще вчера. Люська не виновата в его душевных страданиях, она честно отрабатывает обязанности партнера.

При мысли о том, что придется пить и сегодня, Вадим снова посмотрел на себя в зеркало. Лицо было все таким же помятым, а глаза заплывшими. «И зачем надо было напиваться? — подумал он, погладив пальцами кожу на щеке. — И еще эта Тамара… Ну вышла замуж, и пусть выходит»… Он досадливо сморщился, пытаясь отогнать саму мысль о ней. Вадим исключил Тамару из своей жизни еще два года назад. Тогда почему же она не выходит из головы, почему так ноет сердце при одной мысли о ней? Он вдруг представил, как Сема целует ей руку и неосознанно тряхнул головой, словно пытался отогнать кошмарный сон. Он сам целовал руки Тамаре, даже сейчас помнил ее узкие ладони с тонкими, длинными пальцами и необыкновенно нежной кожей. Такие руки бывают только у настоящих женщин. У Люськи они грубые, а кожа на ладонях жесткая, как фанера.