Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 64

— Вы господин Арзамасов? — Незнакомец спросил торопливо, на чистом русском языке.

— Да.

— Извините. Я вас давно ищу. Вот случайно увидел… Вас просит срочно приехать наше руководство.

Ланговой не поверил тому, что незнакомец его давно ищет. Он хорошо знал, что японцы следят за каждым его шагом. Но ничего не сказал. Молча сел на предложенное ему место. Незнакомец задернул шторы со словами: «Нас вместе никто не должен видеть».

При данных обстоятельствах Ланговой считал все это уместным и естественным. Ехали молча довольно долго. Пролетка петляла по каким-то улицам. Даже если бы Ланговой и пытался выяснить маршрут движения, то все равно не понял бы, где он находится и куда едет. Харбин все еще был для него незнакомым городом.

Наконец пролетка остановилась. Они находились у двухэтажного особняка. Над подъездом навис небольшой козырек. По обе стороны от дома тянулся узорчатый металлический забор. Улица была пустынна. Незнакомец толкнул тяжелую дверь и пропустил Лангового вперед. Они оказались в большом холле, светлом и красиво обставленном.

— Присядьте, — предложил незнакомец. — Я доложу.

Ланговой сел на мягкий диван. На стене — большая картина с изображением морского боя. Это он успел заметить. Его тут же позвали.

Ланговой вошел в просторный кабинет. Бросилась в глаза обстановка, к которой он привык дома, в Хабаровске, в советских учреждениях, которые ему приходилось посещать: два стола — один письменный, конторский, с зеленым сукном под стеклом. Рядом с ним, впритык, — длинный стол для заседаний, покрытый красным сукном. Над письменным столом в дорогой рамке большой портрет Сталина.

Сбоку — небольшой столик с различными советскими журналами. Правее — большой книжный шкаф, заполненный книгами в тисненых переплетах. На столе, покрытом красным сукном, Ланговой увидел газету «Правда».

За письменным столом сидел мужчина, одетый в дорогой костюм, в белой сорочке с галстуком. Когда Ланговой приблизился к столу, мужчина встал. Он был довольно высокого роста, строен, хотя и в годах. В его волосах поблескивала седина. Мужчина протянул руку:

— Здравствуйте, товарищ Арзамасов.

— Здравствуйте…

Ланговой пожал протянутую ему руку и в недоумении остановился.

— Садитесь, — предложил хозяин и, обращаясь к тому, кто привел Лангового, строго сказал: — Вы можете идти.

Сопровождавший человек ушел. Пожилой мужчина дружески улыбнулся и представился:

— Я — советский консул в Харбине. Извините, что наше знакомство состоялось так нелепо, но у меня не было другого выхода.

Ланговой удивлялся все больше и больше, а консул, не давая ему опомниться, продолжал:

— Мне прислал телеграмму товарищ Дерибас. Приказал, чтобы вы немедленно возвращались домой, в Хабаровск…

«Что-то случилось с Ольгой! — Ланговой едва не вздрогнул. Но тут же взял себя в руки. — Волноваться преждевременно. Если это так, то нужно будет принимать меры, а сначала все выслушать. Да и какое отношение имеет консул к Дерибасу?»

— О каком Дерибасе вы говорите?

— Вы ведь знаете начальника ГПУ в Хабаровске?

«На Дальнем Востоке все знают Дерибаса, как и Блюхера. Отрицать это бессмысленно».

— Кто не знает Дерибаса…

— Он срочно вас отзывает!

Мысль работает напряженно, перебирает все возможные варианты: «Если действительно несчастье с Ольгой, тогда остается единственный путь — связаться через консула. Какие могут быть другие причины сейчас, когда все налажено, все подготовлено для успешной работы? Когда трудности позади? Что отвечать? И медлить с ответом нельзя. Нужно выиграть доли секунды…»

— Я не понимаю, о чем вы говорите!

* * *

Дерибас прилетел самолетом в Комсомольск-на-Амуре днем. Самолет небольшой — его тогда называли У-2 — оборудован лыжами и приспособлен для посадки на небольшой площадке из укатанного снега. Собственно, города еще не было, он существовал в проекте, а первопроходцы построили несколько бараков и приступили к возведению Амурского судостроительного завода. К стройке было приковано внимание всего советского народа.

С «аэродрома», который находился тут же, при стройке, Терентий Дмитриевич отправился в партком строительства. Партком размещался в небольшой бревенчатой избе, перегороженной пополам: одна половина была отдана парткому, другая — комитету комсомола.

В парткоме находился только «технический секретарь» — молодой парень в телогрейке и ватных штанах. При виде «большого начальника» — Дерибаса, которого он знал в лицо, так как Терентий Дмитриевич был здесь частым гостем, парень растерялся.

— Я сейчас сбегаю за начальником стройки, — пробасил он и схватил шапку. Но Дерибас его остановил:

— Подожди. Я сам его найду.

Терентий Дмитриевич отправился к реке. Дорога шла через поселок, в котором рядом со старыми деревянными срубами разместились новые бараки. Под ногами хрустел ледок. Неглубокий снег в солнечные дни подтаивал, а к ночи вода в лужицах замерзала. Амур стоял закованный в лед. Выло начало апреля, и зима не хотела сдаваться. На берегу реки, насколько хватал глаз, виднелись остовы огромной стройки, всевозможные сооружения. Повсюду копошились люди. Они отвоевывали у суровой природы позицию за позицией.

Дерибас возвратился в поселок и прошел к тому месту, где строились жилые помещения. На одном из бараков, который снаружи выглядел вполне законченным и пригодным для жилья, он увидел плакат, растянутый вдоль карниза. На красном, уже изрядно вылинявшем сатине белой краской было написано: «В этом бараке мы будем жить!» От этой надписи веяло чем-то восторженным. Но Дерибас прочитал с горькой усмешкой. Вошел внутрь. Толстые стены, гладкие полы: «Здесь и зима не страшна!» Покачал головой, думая о чем-то своем.

Из барака Дерибас отправился в столовую. Зашел на кухню, попросил дать пробы. Похлебка и в целом обед понравился. Похвалил:

— Молодец, товарищ повар.

Посетил несколько палаток, в которых жили молодые строители. Кое-кто спал, закутавшись в спальные мешки. Дерибас вернулся в дом, где размещался партком.

— Как живете?

Начальник строительства и секретарь парткома переглянулись. Оба знали, что начальник ГПУ приехал не за тем, чтобы узнать, как они живут. Промолчали.

Дерибас достал из кармана небольшую бумагу и вручил секретарю парткома. Тот пробежал глазами и молча передал начальнику строительства. Начальник строительства прочитал, нахмурился. Резко поднялся, положил бумагу на стол.

— Чушь!

— Будем собирать партийно-комсомольский актив, — сказал Дерибас.

— Другого выхода нет. — Секретарь парткома потер ладонью горящие щеки.

Актив состоялся вечером. В большой комнате барака, которая была отведена под красный уголок, собрались пожилые рабочие и молодые строители. Секретарь парткома объявил, что будет говорить член бюро крайкома ВКП(б) Дерибас.

Терентий Дмитриевич вышел на трибуну и зачитал записку, ту самую, что давал секретарю парткома и начальнику строительства. Это была телеграмма в краевой комитет ВКП(б). В ней было несколько слов: «Ребят обманули! Барак отдали под другие цели». Посмотрел на начальника строительства и спросил:

— Правильно написано?

В комнате наступила тишина. Из-за стола поднялся пожилой начальник:

— Вы должны понять, нашим хозяйственным подразделениям негде размещаться. Документы мокнут, работать нельзя…

— Я приехал к вам по поручению секретаря краевого комитета партии. Он передает горячий привет вам, строителям нового города. Вами гордится вся страна. Секретарь крайкома просил разобраться с телеграммой и поинтересоваться условиями вашей жизни. Как, товарищи, правильно ответил начальник строительства?

— Нет. Документы можно разместить в сарае, — зашумел зал.

— Мы построили ледовую дорогу. Сейчас строим шоссейную и закладываем железную. Скоро грузы начнут поступать более регулярно и в большем количестве. Но руководство и партийная организация стройки обязаны больше уделять внимания вопросам быта, внимательно относиться к нуждам и запросам молодежи и уж никак не нарушать своих обещаний.