Страница 43 из 64
Так было и сейчас. Совсем недавно он был полон негодования по отношению к Белых, был готов отдать его под суд, предугадывая решение… Но, внимательно выслушав Невьянцева, который доложил ему все материалы, собранные за последние дни, приказал:
— Вызвать сюда жену и дочь. Оплатить расходы по их поездке. Свидание устроим у меня.
А вскоре летние муссоны принесли с собой в Хабаровск влагу. Несколько дней подряд шли проливные дожди, и вода в Амуре сильно поднялась. В один из таких дней, когда все небо заволокли тяжелые черные тучи, Дерибас прикрыл дверь на балкон, так как в кабинет врывался сильный ветер. В это время к нему вошел Невьянцев.
— Терентий Дмитриевич, жена и дочь Белых-Домрачева находятся в моем кабинете.
— Девочку не следует травмировать, пусть она подождет там же, — сказал Дерибас, — а Софью Павловну введите по моему звонку.
— Все понял.
Невьянцев вышел. Дерибас приказал доставить к нему Белых.
— Садитесь. — Дерибас указал на стул возле стола, поставленный так, чтобы арестованный не мог видеть входящих в кабинет. — И вы останьтесь, — приказал он охраннику.
— Ну что, Белых, надумали говорить?
— Кончали бы, гражданин начальник, да побыстрее. И все тут! Измучили вы меня и себя. Все равно ничего не скажу.
— Твердый вы орешек…
В кабинет вошел Невьянцев и остановился возле двери.
— Пусть войдет, — кивнул ему Дерибас.
В кабинет вошла довольно молодая светловолосая женщина. На усталом лице ее были видны следы волнения. Она хоть и дала согласие на эту встречу, была подготовлена к ней, но не могла сдержать волнения.
— Садитесь, пожалуйста, — предложил Дерибас.
— Спасибо, — сквозь слезы ответила женщина.
Белых уловил знакомый голос и повернул голову. Дернулся, вскочил. Ухватился руками за стол. Плюхнулся боком, едва не свалившись на пол. Подбежавший конвоир помог ему сесть прямо. Белых уронил голову на руки и заплакал. Заплакала и женщина.
Дерибас приказал дать им воды и, когда немного успокоились, сказал:
— Белых, или как вас там… можете подойти к жене…
Когда арестованного уводили обратно в камеру, он без надежды на успех произнес:
— Если б я мог все знать!
А двое суток спустя, после того как уехали домой жена и дочь, Невьянцев вызвал к себе на допрос Белых-Домрачева.
— Вы рассказали все?
— Да.
Невьянцев позвонил Дерибасу:
— Терентий Дмитриевич, допрос Белых я закончил. Вы хотели с ним поговорить…
— Сейчас зайду.
Дерибас зашел в кабинет к Невьянцеву, сел на стул.
— Здравствуйте, Домрачев.
— Здравствуйте…
— Вы полностью признаете свою вину?
— Да. Чего уж там. Заслужил то, что вы мне дадите.
— Даем не мы, а суд… Уточните, пожалуйста, каким образом вы должны были готовить восстание?
— Создать ячейку из надежных людей. Грачев пришлет оружие. В нужный момент окажут помощь из-за рубежа. Обратите внимание, что Грачев и его заместитель Морев пользуются особым доверием японцев.
— Морев? Как звать его?
— Алексей.
В памяти Дерибаса возникли какие-то смутные ассоциации, прозвучало что-то знакомое. Кто бы это мог быть? На своем веку он столько наслушался имен и фамилий!
— Так что же этот Морев?
— Я хотел сказать, что Грачев и Морев получают крупные суммы денег, вооружение, документы — в общем, все, что нужно для задуманного ими дела. Я в свою очередь должен был собирать шпионские сведения для передачи японской разведке.
«Морев, Морев… Кто такой Морев?» — Дерибас слушает, а мысль, все время вертится вокруг этой фамилии.
— Морев эмигрант?
— Да.
— Вы не знаете, как он оказался за рубежом?
— Знаю. Он рассказывал сам. В 1929 году бежал из Советского Союза. Боялся, что будет арестован за участие в антоновском восстании.
— Стоп! — Дерибас вдруг отчетливо вспомнил Евдокима Муравьева, Ишина и Эктова, которых Муравьев привез в Москву, рассказы Муравьева о других активных антоновцах. «Морев истязал пленных красноармейцев! Как же мог забыть эту фамилию! Выше среднего роста, волосы рыжие…» — Как он выглядит?
— Довольно высокого роста. Волосы рыжие…
Тот самый!
— Имейте в виду, Невьянцев, что этот Морев очень опасный человек. Жесток и коварен. К своей цели стремится, невзирая на средства. Морева нужно держать под пристальным вниманием… Что вы еще хотите рассказать, Белых-Домрачев?
— В последнее время «Трудовая крестьянская партия» по указанию японских разведчиков установила тесные контакты с организацией «Братство русской правды», которая формирует диверсионные отряды для посылки в Приморье, а также с «Объединением крестьянско-казацких групп». Это значительно расширяет их возможности.
— Хорошо. Теперь о главном. Мы не призываем вас к мести, но предлагаем бороться вместе.
— Я согласен. Спасибо…
3. НАЧАЛО ЛЕГЕНДЫ
Алексей Морев поднимался ровно в восемь утра и делал зарядку. Человек он был физически сильный и по характеру упорный. Зарядку делал регулярно, для этой цели даже купил две двухпудовые гири, с которыми упражнялся.
Жил Морев в маленькой, не больше десяти метров, комнатке. После зарядки кипятил тут же воду, готовил завтрак. Еда была скудная: овощные пельмени (с капустой) и стакан чаю или горсть риса с кусочком жесткой рыбы. Откуда у эмигрантов могли быть деньги на лучшее питание? Те несколько золотых вещей, которые прихватил Алексей и которые отобрали у него при обыске полицейские, так и канули в вечность.
От знакомых эмигрантов он узнал, что все они живут в большой нужде. Например, казачий полковник Роман Вертопрахов работает сторожем в магазине Чурина, а бывший помощник начальника штаба 1-го Амурского казачьего полка — Чехович торгует на базаре замками. Между казачьими атаманами идет грызня.
Но Алексей не терял надежды на лучшее будущее.
После завтрака Морев шел на службу — в правление дальневосточного бюро «Трудовой крестьянской партии», которое размещалось в трех комнатах одноэтажного бревенчатого дома в районе Мадягоу — там, где проживала эмигрантская беднота. Идти было недалеко, и Морев приходил на несколько минут раньше Грачева. Открывал форточку, чтобы из комнат выветрился затхлый воздух.
Грачев открывал дверь рывком и с силой захлопывал за собой. Больше всего он походил на портового грузчика-силача. Всегда был одет в дорогой костюм. С Моревым здоровался за руку и садился за свой конторский стол.
Иногда заходили посетители. Интересовались насчет работы и покидали комнату раздосадованные, так как помощи не получали: устроить на работу Грачев и Морев никого не могли. Кое-кто интересовался эмигрантской литературой. Грачев показывал брошюры и листовки ТКП, рассказывал о целях партии.
За те месяцы, в течение которых Морев работал в правлении ТКП, он близко сошелся с Грачевым, стал его доверенным лицом. Во время продолжительных бесед, когда в бюро никто не заглядывал, а это было довольно часто, Грачев поведал ему свою биографию. Он любил вспоминать прошлое и жил этим прошлым, так как настоящее было неприглядно.
— Меркулов оказался не той фигурой, — объяснял он причины поражения белой армии на Дальнем Востоке. — Нам бы сюда генерала Кутепова, человека с твердой рукой… Пытался я продолжать борьбу в отряде Пепеляева. Вот был командир! При одном имени трепетали… Но время было упущено. Да и отряд у него был малочисленным. Пришлось на рыболовной шхуне бежать в Хакодате… В одном из боев меня ранили в левую руку, и в Японии пришлось отнять большой палец. Хорошо, что обошлось этим. — Грачев поднимал вверх широкую кисть руки, на которой не было большого пальца. — А руку удалось сохранить.
Морев слушал эти рассказы затаив дыхание — настолько они импонировали его собственным переживаниям и взглядам. Особое восхищение вызывала в нем жестокость, с какой эсеры и белогвардейцы расправлялись с большевиками и красными партизанами. Морев в душе даже простил Грачеву тот факт, что Грачев был провокатором царской охранки, о чем узнал из харбинских газет. Прочитал и забыл, а газеты выбросил.