Страница 3 из 6
С этими словами барон Мальфас аккуратно положил сигару на край пепельницы и направился к входной двери.
– Ой! - удивленно воскликнул Семен Маркович. - Иван Карлович, у вас пиджак сзади разрезан. И на шляпе пятно.
– Твой Иван Карлович три дня как помер, - не оборачиваясь, раздраженно бросил гость.
– Вот че-ерт! прошу прощения… Но как так, однако, умер?
– А так. Взял себе да и помер, тебя не спросил. Шесть пулевых ранений грудной клетки и два - брюшной полости, да еще контрольный - в голову; полкумпола снесло напрочь. Что ему еще оставалось?
– Я не совсем понимаю, - смутился Безакцизный, - но вот же… но как же… однако…
– Это ты про тело? - уточнил лже-Тойфель и неприятно хихикнул. - Его я временно позаимствовал, на правах старого знакомца, хе-хе! Нам, чертям, в жмурика вселиться легче всего.
– О! О! То-то я чувствую, попахивает от вас… специфически.
– Ладно, мне пора, а то в морге хватятся.
– Один момент, постойте, погодите! - вдруг всполошился Семен Маркович. - Разрешите полюбопытствовать… а-а… что вы ожидали от своего, так сказать, визита? В смысле, для каких надобностей вас, э-э… вызывают обыкновенно? Ну, которые остальные прочие.
– Да всё всегда одно и то же, - отмахнулся черт. - Власти, денег хотят, здоровья, мужскЪй силы, женщин, вечной жизни… да мало ли у вашего брата желаний? И не сосчитать.
– Вечной жизни? - неожиданно заинтересовался Безакцизный. - И вы это можете?
– В прейскуранте не значится, - усмехнулся Мальфас, и мертвые глаза его тускло замерцали, точно уголья в остывающей печи.
– Жалость какая! - сокрушенно воскликнул Семен Маркович. - Но почему же, почему?
– Потому, что это обесценило бы встречные обязательства клиента, - пояснил барон и вдруг подмигнул Безакцизному. - А тебя, вижу, зацепило? Будем заключать договор?
– Договор - это, в смысле, я вам душу, а вы мне что-нибудь существенное, согласно прейскуранту?
– Ну вот, видишь - ты и сам все знаешь. Так как, ударим по рукам?
– Скажите, - замялся Семен Маркович, - вечная жизнь под запретом - это я понял, но могу ли я, к примеру, оговорить для себя долгую, очень долгую жизнь?
– Насколько долгую? - прищурился черт. - Конкретику давай: срок, дата, возраст. Ты ж юрист, должен понимать.
– Ну-у… э-э… м-м-м… - засомневался адвокат, - а до завтра подумать можно?
– Гестэрн, гестэрн, нур нихьт хойтэ? Не можно! Говори сейчас. Или никогда.
– Сколько тогда попросить? Как же быть? - потерянно забормотал Семен Маркович.
– А про свою бессмертную душу ты уже все решил? - уточнил Мальфас с нехорошей ухмылкой. - Уступаешь?
– Душа? Да, да, конечно, душа… Душа - товар не пустячный; вот я и боюсь продешевить. Между прочим, - оживился адвокат, - раз предмет договора - душа, а душа, как вы только сейчас недвусмысленно заметили, вещь бессмертная, то логично было бы получить взамен этого предмета нечто равноценное, например - вечную жизнь. Вот это было бы справедливой сделкой. Что? Нет? Понял, понял - вечность просить нельзя… а сколько можно? Какова, так сказать, верхняя планка, где граница дозволенного?
– Не скажу, - отрезал черт. - Называй свою цену, а мы посмотрим. Но я тебе другое скажу: если ты сейчас снова чего-нибудь несмысленное попросишь, я разворачиваюсь и ухожу. В конце концов, вызов твой можно считать ошибочным.
– Понял, понял, - продолжал лихорадочно бормотать Безакцизный, - но тогда сколько же, сколько просить? Много - пожалуй, не дадут, а мало - смысла нет… Вот не было печали, так черти… ой, простите!
– Ну-у! - теряя терпение, взревел дьявол.
Однако Семен Маркович продолжал затрудняться; он хмыкал, мемекал и шарил взглядом по книжным полкам, словно надеясь отыскать там подсказку. Вдруг взгляд его остановился и посветлел.
– Эврика! - воскликнул он и выхватил из ряда книг увесистый том. - Я придумал, придумал!
– Ну, слава тебе… - вздохнул Мальфас и поперхнулся, - тьфу, едва в грех не ввел, окаянный! Говори уже, не мешкай.
– Хочу прожить столько лет, сколько лет этой вот книге, - на едином дыхании выпалил Семен Маркович, потрясая фолиантом.
– Позволь-ка, - хмыкнул барон, забирая книгу из рук Безакцизного, - так-так… «Сочинения М. Е. Салтыкова (Н. Щедрина)», том седьмой, издание автора, С.-Петербург, типография М. М. Стасюлевича, 1889 год. Что ж, замечательное издание: кожаный переплет с бантами, тиснение золотом, коленкоровая крышка… гм, гм, отличное качество печати, на веленевой бумаге… сохранность просто исключительная, идеальная! Ну-с, давай прикинем: сейчас у нас 2007-й на дворе, верно? Значит, книжке твоей 118 лет… гм, чуть поменьше, но пускай - округлим в твою пользу, я добрый. Что тебе сказать? Книга достойная, хотя уникальным это издание не назовешь. Но в целом, повторяю, выбор достойный. Однако и срок жизни, тобой истребованный, тоже. Хотя… Меня вот что смущает: я смотрю, в твоей библиотеке есть и другие антикварные издания.
– У меня все издания антикварные, - возмутился Семен Маркович, - все - до семнадцатого года.
– Я и говорю, - согласился дьявол, - сплошь кожа да сафьян. Собрание у тебя важное. Но отчего тогда ты выбрал именно Салтыкова? Вон, у тебя сочинения Пушкина в пяти томах, кажется, более раннего года издания… ну-ка, поглядим… Так и есть: 1882 год, московское издательство Анского. О! А вот, к примеру, трехтомные сочинения Хмельницкого - издание Смирдина 1849 года, правда, изрядно потрепанное. Постой-ка, постой, а Даль которого года?…Эге, «напечатана по приказанию г. Министра Внутренних Дел. 1844». Кстати, если тебе интересно, я некоторым образом способствовал появлению сей книги на свет. Приложил, хе-хе, руку. А потому мне не понаслышке известно, что набрана она была всего в десяти экземплярах. И наверняка сохранились из них далеко не все.
– До нас дошел единственный, - уточнил Безакцизный, - тот, который сейчас перед вами.
– Стоит, поди, немерено, - уважительно кивнул черт. - Отчего же выбор пал на Щедрина? Или ты мне, любезный, какой подвох готовишь? Не советую.
– Никакого подвоха! - с обидой в голосе воскликнул Семен Маркович. - Вы ж меня задергали совсем, вот я и схватил первую, что попала под руку. Наверное, сработала мышечная память - я Салтыкова-Щедрина частенько перелистываю, нравятся мне и автор, и издание.