Страница 2 из 78
Мирон откинулся на спинку кресла. То сразу прогнулось, мягко вытянулось, превращаясь в уютную колыбель и начало массировать спину. Он прикрыл глаза, позволив себе пару секунд насладиться чувством покоя.
Ты в моих руках, — думал он. — Ты полностью в моей власти, и прекрасно это понимаешь… И поэтому ты выбрал именно меня, дорогой братец. Знаешь, что я не дам тебя в обиду.
— Нахрена ты это сделал? — спросил он. — Ответь мне на один вопрос, брат: зачем ты это сделал?
— Батарея садится. Когда стратоплан приземлится, надень Плюсы и тогда получишь инструкции, как найти Китано. А теперь тебе нужно отдохнуть.
Съев до последней крошки всё, что предложила стюардесса — тофу в соевом соусе, лапшу с трюфелями, салат из ростков дайкона и креветок — и запив это выдохшимся шампанским, остаток полёта Мирон проспал.
Стоя на эскалаторе, ведущем на первый этаж стратопорта Нарита, он почувствовал, как подёргиваются мышцы лица: импланты, вживленные Мышонком, умирали один за другим. Скоро они превратятся в крошечные капсулы, попадут в кровоток, а затем — через почки — выйдут наружу, не оставив в теле Мирона никакого следа.
Найдя туалет, он зашел в платную душевую кабину, снял дорогой костюм от Ямамото и встал под горячие струи. Краска с кожи и волос закручивалась в сливном отверстии мутно-коричневыми протуберанцами. Мышцы расслабились, но лицо продолжало болеть — так, будто он улыбался восемнадцать часов кряду.
Глядя на себя — наконец-то на самого себя — в мутное, запотевшее от пара зеркало, он попытался вспомнить лицо Мелеты и не смог. От усилий закружилась голова, а потом он наклонился и выблевал изысканный стратосферный ужин в раковину.
Первым делом, вставив в уши Плюсы, он нашел гостиницу. Серотониновый голод в обнимку с джет-лагом тащили его в сумеречную зону, и Мирон прекрасно понимал: если не выспится, если не отдохнет как следует, то перестанет соображать. На усталость, травмы и постоянную боль в желудке он уже не обращал внимания. Тело казалось лёгким, как высохший осенний лист, и каким-то чужим.
Костюм из наноткани — брюки, рубашка, пиджак, туфли — некоторое время легонько потрескивал и вздрагивал, совсем как зверь, обживающий новое логово. Ткань подстраивалась не только под фигуру, но и под погодные условия — в тепле раскрывалась, делаясь лёгкой и продуваемой, на холоде уплотнялась, превращаясь в практически герметичный панцирь. Дорогая одежда.
Соломон упомянул, что ткань пиджака и брюк может служить лёгким бронекостюмом. Останавливает мелкие пули и скользящие удары холодного оружия.
Впрочем, на вид ничего особенного: двигаясь к автоматическим дверям в людской толчее, он заметил множество таких же серых, со стальным отливом костюмов. Тёмные очки, ослепительные рубашки, лицевые маски из нанопоры — официальная форма одежды деловых людей города Токио.
В первый миг поразила густота трафика.
Народу было чуть меньше, чем на стадионе во время концерта. Все двигались, куда-то спешили, толкаясь локтями и наступая на ноги — пренебрежение личным пространством было такой же неотъемлемой частью уличной жизни, как глянцевые плащи, широкие чёрные зонты и вечный, никогда не стихающий дождь.
Повинуясь тихому шепоту в голове, он поднял руку. К обочине мгновенно подрулило такси: желтые целлулоидные бока и чёрные шашечки.
Открыв дверцу, Мирон в первую секунду отшатнулся: машиной управлял человек. Тёмное мятое лицо, форменная фуражка, внимательные, похожие на изюминки глаза… Низ лица водителя закрывала нанопора — похоже, в Японии без масок никто на улицы не выходил.
Поборов замешательство, он скользнул на заднее сиденье. Скрипнул кожезаменитель, пахнуло выхлопными газами и чуть подкисшей едой — на переднем сиденье, рядом с водителем, лежала коробка с бэнто. Пластиковые палочки торчали из приоткрытой крышки, а внутри мелькнуло что-то ядовито-розовое.
Такси будто выехало из прошлого века: двигатель внутреннего сгорания, коробка передач с длинным рычагом, на конце которого, в капле силиконового герметика, застыл желтый скорпион.
Двигатель урчит негромко, но с хриплыми переливами, как страдающий одышкой пенсионер.
— Отель Империал, пожалуйста.
Он тщательно произнес японские слова, подсказанные программой. Водитель кивнул и рванул с места. Мирона вдавило в мягкую, кое-где аккуратно заштопанную спинку сиденья.
Такси резко вклинилось в поток машин — мешанину электромобилей, похожих на разноцветные леденцы, велорикш, желтых таксомоторов и длинных, отсвечивающих никелем лимузинов. На хищных боках серебристая морось капель, за тонированными стёклами — смутные фигуры пассажиров.
Внезапно Мирон ощутил острую тоску по дому.
Говорят, каждое живое существо, удаляясь от дома, издаёт ментальный крик, пропорциональный расстоянию. Так вот, его ментальный крик можно было услышать на Лунных Станциях — и это без всяких усилителей.
— Длина улиц Центрального Токио — более тридцати тысяч километров, — вещал голос программы. — Количество домов — более десяти миллионов…
— Программа, — позвал Мирон. — Ты можешь изменить профиль?
— В меня заложены такие функции.
— Мелета. Ты сможешь воспроизвести её голос и манеру речи?
— Можешь не сомневаться, дурачок.
Он вздрогнул. Показалось, что девушка сидит рядом: серебряные колечки подрагивают в такт толчкам автомобиля…
— Убери профиль, — выдохнул он. — Только имя. Отныне откликайся на имя Мелета.
— Принято.
До отеля Империал они добирались почти два часа. От обилия неона, голо-реклам размером с небоскрёб, рёва клаксонов и неумолчного шума дождя у Мирона разболелась голова. Остро захотелось принять дексамин, но программа отсоветовала: искать дилера в незнакомом городе очень опасно.
Район Гиндза. Калейдоскоп модных бутиков, баров, чайных — как раз то, что нужно любому гайдзину, оказавшемуся в Токио впервые. Поэтому программа и выбрала отель Империал — старый, респектабельный, с европейскими номерами и кухней.
Неподалёку — по Токийским меркам — располагался университет Мэйдзи, последнее место работы профессора Китано.