Обретенная

Интерлюдия

Интерлюдия.

Натана рем Пау.

Гиперпространство.

Борт атмосферно-космического судна промежуточного класса (имперского катера) «Гордость Даж».

Когда Натана неделю назад столкнулась нос к носу с Гором и Лиссой, сходу назвавшей её мамой, жизнь перевернулась. То, что она считала непреложной действительностью — оказалось ложью, то, что она считала беспочвенными фантазиями и реакцией психики на неуверенность в себе — теперь оказалось единственным, что с ней действительно произошло. Чем дольше она общалась с детьми — с её детьми! — тем больше и чаще всплывали в памяти фрагменты и обрывки воспоминаний о целой жизни, прожитой в иной Вселенной! Вот эти воспоминания точно не были игрой фантазии — разум может создать логичный образ на основе известных и привычных фактов, но не отдельные яркие и абсолютно чёткие картинки с кучей деталей, которые взялись непонятно откуда. Быт цивилизации, отставшей в развитии более чем на шесть или семь сотен лет, был одновременно похож и непохож на привычный. Продукты питания, выращиваемые на полях и фермах, мясо животных — и не как средство подчеркнуть свой статус и «раскрыть оттенки вкуса», а как основа питания. Скученность и, в то же время, невероятная провинциальность старинного, жмущегося к земле мегаполиса, в центре которого возвышалась крепость из совсем уж древних времён. Примитивные и при этом невероятно сложные механизмы вроде двигателей внутреннего сгорания — неустойчивая связка из псевдостабильных систем, требующая постоянного контроля расходников и замены истёршихся деталей. Материалы, свойства которых жёстко заданы и не могут быть вариабельно изменены — Натана вспомнила и часть своего университетского образования. А ещё — семья. Её семья!

Пять дней. Пять дней, не считая дня встречи, она постоянно переписывалась и изредка созванивалась с Егором и Василисой, то и дело морщась от пронизывающей её голову боли. Уже привычной, и даже желанной — каждый короткий приступ мигрени выносил на берег сознания всё новые и новые песчинки потерянной и снова, шаг за шагом, обретаемой жизни. Жизни, в которой она была счастлива… и которую у неё отобрали! Первые несколько дней Натана рем Пау то и дело срывалась так, как не срывалась с восьми лет! Вспышки неконтролируемой ярости после очередного яркого воспоминания, заставляли сжимать кулаки и крушить мелкие и не очень предметы — благо, дом Гарта рем Дажа стоял абсолютно пустым, а отстроенная для каких-то загадочных «тренировок» экранированная генераторами белого шума арена так никем кроме неё ни разу и не использовалась. Вообще, в поместье находились ещё несколько лесничих, дежурящих в служебных помещениях — но они были не в счёт. Чтобы почувствовать бурю в чужой голове на расстоянии (и узнать о позорной несдержанности целого капитана ВКФ!) — нужно быть одарённым, коих среди слуг рода в поместье просто не было… по крайней мере, так она считала до сего дня. Но события, случившиеся в этот, ещё не кончившийся, день, вообще выходили из ряда вон: её уже и так перевёрнутая жизнь получила пробоину и, на манер земного морского судна, стремительно пошла ко дну.

Невероятную ярость у Натаны вызывали два момента — фактически отнятые у неё и оставленные Иоганном рем Пау без матери дети… и отнятый тусклым никчёмным ничтожеством рем Дажем муж! И если собственного отца (вот отца ли?) она скорее постаралась бы пристрелить из корабельной пушки с максимальной дистанции — даже сквозь застилающий глаза гнев, этот человек, сотворивший с ней такое, пугал, то Гарта она с удовольствием оттаскала бы за воротник, и плевать, кем он там раньше служил в войсках орбитального базирования. Сжать хорошенько за шею мерзкого гада и, глядя в глаза, с пристрастием поспрашивать, как он, сволочь, посмел присвоить себе её чувства, которые она испытывала совсем к другому мужчине! Чуть успокоившись и вспомнив ещё некоторые моменты из забытого прошлого (а кое-что банально выспросив у своих детей), женщина с некоторой долей вернувшейся циничности констатировала, что и Михаил не мог претендовать на звание «эталона идеального мужчины»: недостатки есть у всех, а уж у того, кто постоянно рядом, они находятся как бы сами собой. Но Миш был хорошим человеком, неплохим отцом, а главное — всё с лихвой компенсировала его маленькая личная особенность. Любовь! Супруг любил её — сильно, преданно, и чувство это с годами ничуть не слабело. Разорвать эту связь можно было только убив мужчину. Любовь мужа поддерживала её долгие годы, прожитые в чужом мире, раз за разом воспламеняя её собственное чувство. Чувство, которая она, одураченная собственной памятью, добровольно отдала равнодушному проходимцу! Убила бы! Впрочем, уже поздно — рем Даж мёртв, а тело она собственноручно разнесла на атомы вместе с проклятым поместьем. В свете только что полученной информации, совершённое частично — расчётливо, частично — на эмоциях действие, приобретало дополнительный смысл и глубину.