Дождь для двоих

Вскоре Недар встал с постели, но на поле боя уже не вернулся – он сильно хромал, и теперь его больше занимали городские дела, а не слава и трофеи. Он принялся, не жалея сил, проводить одну реформу за другой. Но недовольство лишь росло. Объяснить этого Недар не мог – налоги вновь стали приемлемы, войны прекратились, началась та самая мирная жизнь, которую так долго требовали горожане, а в итоге появилось движение «Белая дюжина», готовое разорвать в клочья всю губернаторскую семью. За последние пять лет гражданская война подошла к воротам Великого Города слишком близко и уже стучалась в их массивные створы.

Долгое время губернатор пытался наладить переговоры со своими врагами, в ответ на что получал лишь новые взрывы и убийства. В итоге вся армия была мобилизована, были выставлены патрули, введен комендантский час. Любой, кто был заподозрен в заговоре, отправлялся в тюрьму, и, если его вина была доказана, он отправлялся на эшафот. В городе запахло смертью. За несколько лет могущественный Тейн превратился в набор безмолвных угрюмых стен.

Тинар помнил то время, когда все было в порядке. Он часто вспоминал улыбку матери, которую теперь редко можно было увидеть. А еще он никогда не забывал Агару, своего старшего брата.

Поезд тронулся, бутыль со знаменитым иззенийским вином качнулась и упала, окрасив белую скатерть в темно-бурый, почти черный цвет. Юный наследник никак не мог взять в толк, почему именно иззенийская принцесса должна была стать его супругой. Иззен, хоть и близкий, но далеко не самый выгодный для Тейна союзник. Не раз и не два армии этих городов сходились на поле боя, причем в последний раз армию Тейна возглавлял Недар Мотер в тот самый год, когда родился его сын Тинар. Иззен тогда потерпел поражение, но губернатор Тейна пошел на переговоры, и все, что он просил от правителей Иззена, – это беспошлинную торговлю, выгодные поставки и, разумеется, частичное разоружение армии. Несмотря на плачевное положение Тейна, большинство договоров сохраняли силу по сей день.

Иззен тоже нельзя было назвать процветающим городом. Уже много лет он был раздроблен на гильдии, каждая из которых тянула одеяло на себя. В борьбе гильдии не сумели сохранить суверенитет собственного города, и хотя Тин знал об Иззене немного, он был уверен, что не всем влиятельным людям в городе понравится этот брак.

Поезд набрал ход, и, оставляя за собой огромную полосу клубящегося черного дыма, мчался сквозь сырую летнюю ночь к границам Тейна. Губернатор читал завтрашнюю газету, чтобы с утра принять решение – выпускать ее в печать или же нет. Его охрана стояла у выходов, слуги сидели без дела и клевали носами в ожидании указаний. Торговцы что-то живо обсуждали, похоже, какую-то безделушку, которую купили в качестве сувенира, а Тинар продолжал смотреть в окно. Поводырь все это время сидел неподвижно, и казалось, что он спит с открытыми глазами. Его тело было напряжено, спина выглядела болезненно выпрямленной.

Все было спокойно до тех пор, пока окно, у которого сидел Тинар, с оглушительным звоном не разлетелось вдребезги. Повалив стол, в вагон впрыгнул человек в коричневой шинели. Он быстро направил пистолет на губернатора, мокрые пальцы неумело дернули предохранитель.

По лицу этого человека было видно, что он совсем молод, немногим старше Тина. Растрепанные волосы и грязные руки, старая и рваная одежда – он не из тех, кто может оплатить проезд. Прямой и честный взгляд буравил губернатора, который оторвался от газеты и теперь поверх нее внимательно рассматривал нападавшего. «Почему он не стреляет?» – пронеслось в голове у Тинара, лежащего щекой на мелких осколках.

Все это длилось лишь мгновение, затем нападавший тряпичной куклой упал на пол. Над ним возвышался Поводырь. Он без усилия взял труп длинными костлявыми пальцами за шею и одной рукой выкинул его в разбитое окно. Тело неестественно перегнулось через металлическую раму и осталось далеко позади. Тин резко поднялся и бросился к окну, но ничего не увидел, сумерки и туман уже скрыли тело мальчишки, лежащее где-то на обочине.

– Тинар, у тебя все лицо в крови, прикажи принести воды и умойся, – строго сказал губернатор и, нахмурив брови, снова уткнулся в газету.

Поводырь сел на место, словно ничего не случилось, и опять уставился в одну точку. Его тело было вновь крайне напряжено, будто он пытался почувствовать абсолютно все, что находится рядом.

Вскоре слуги принесли чан с водой и зеркало. Иззенийский торговец услужливо предложил свою помощь. Тинар быстро умылся, и вместо устрашающих кровоподтеков на лице остались лишь маленькие царапинки.

– Страшно было, малец? – спросил торговец, имени которого Тинар не знал.

– Нет, просто неожиданно, – ответил наследник не задумываясь.

– А должно быть страшно, – миролюбиво усмехнулся иззениец и подал Тинару полотенце.

Наследник быстро переодел рубашку, после чего пристроился к новому окну. Старое было наскоро заколочено, и в крупные щели со свистом врывался ветер. Тин долго не мог заснуть, думая о случившемся. Он не увидел и тени сомнения на лице того парня, который собирался выстрелить в его отца. Ни малейшей жалости или понимания того, что он делает. Тинар не увидел и подобия страха в глазах губернатора, который только лишь поднял взгляд. И что самое главное, на покрытом шрамами лице Поводыря – тоже ничего. Оно не выражало никакой эмоции, будто он только что не человека в окно выбросил, а закинул уголь в печь. Было впечатление, что из всех присутствующих сохранил возможность чувствовать только он один. И Тин понятия не имел, хочет он быть таким же, как они, или нет.

Юный наследник проснулся на рассвете, в тот самый момент, когда поезд остановился и немногочисленные пассажиры, похватав багаж, выходили на залитую солнцем мокрую платформу. Выспаться не удалось, шея затекла, ноги не хотели слушаться. Но вскоре прохладный, влажный ветерок сдул с его лица последние признаки сонливости.

Поводырь вновь собрал всех вместе и повел от станции по тонкой тропинке в поле в сторону Пыли, оставив небольшое поселение предместий Тейна за спиной. Теперь, помимо пятнадцати человек, в процессии участвовало два мула, увешанных огромным количеством различных тюков и мешков. «Наверное, уже ждали на станции», – подумал Тин и больше не задавался этим вопросом. Сейчас его больше занимала Пыль. Он уже совершал подобные переходы, когда ездил в Наост к дяде, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что ему предстояло пережить теперь. От соседнего города, где родилась его мать, Тейн отделяла тонкая полоска Пыли, которая преодолевалась не более чем за два часа. Это были спокойные пыльные поля, через которые проложена хорошая ровная дорога. Поводыри за переход практически не брали денег, и некоторые люди дважды, а то и трижды ежедневно пересекали опасную местность. А теперь ему предстояло провести в Пыли около суток и прибыть в Иззен с первыми лучами солнца.

Вскоре Поводырь остановился и, поставив рядом свой сундук, уверенным движением открыл его. Его содержимым, как и всегда, оказались серые тряпки, такие же, как и одежда самого Поводыря.

– Одевайтесь, – негромко сказал он.

Слуги быстро замотали Тинара в серое рванье, а его коричневое пальто отправилось в сундук. В последнюю очередь замотали шею и голову, оставив щель для глаз. Удостоверившись, что открытых участков не осталось, слуги принялись одеваться сами. Торговцы, притихшие после инцидента в поезде, были разговорчивее обычного. Они суетливо перебегали с места на место, решая, как лучше защитить мулов и товар. Похоже, у них разгорелся нешуточный спор по этому вопросу.

Маленький караван отправлялся в Пыль. Тинару почему-то представилось стадо и пастух, который его ведет. Вскоре узловатая палка Поводыря перестала стучать по каменистой тропинке, лишь глухо уходила в плотный слой серой пыли под ногами. Солнечный и сырой день придавал пыльным пейзажам особенное уродство – мокрая серая масса покрывала траву, деревья и постройки. Тинар, как зачарованный, проходил мимо скучного, однообразного, но завораживающего мира.