Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6

В этом время снова раздались несколько мощных взрывов. Когда обстрел затих, он продолжил:

– Когда начался февраль четырнадцатого и начался дикий беспредел, не поддержал Игорь новую власть, ну что-то там ему… короче, попросил он всех, кто может, приехать к нему в Волноваху и вывезти семью куда-нибудь на время. Отозвались двое, а Гера-калмык, да, прекрасной души человек, мы учились в одной группе, предложил свой огромный дом в деревне, прямо так сказать на берегу поймы Волги, возле рыбы и умиротворения.

Прекраснейшее решение, чтобы его семья могла переждать, как нам всем тогда казалось, временное массовое помутнение рассудка, охватившее ни с того ни с сего Украину.

Рация снова включилась, Виталий ответил короткими фразами самым простейшим кодом, означавшим, что у них более-менее все под контролем, БК и медицина трофейная в избытке, но желательная эвакуация тяжелого трехсотого.

Олег повернул к нему голову и, попытавшись улыбнуться в надежде придать своему бледному с огромными темными кругами вокруг глаз хотя бы какую-то бодрость, прошептал:

– Я в норме. Не надо паники.

Виталий кивнул головой, понимая, насколько тяжело сейчас парню и что его слова были адресованы скорее Злате, а не ему, ведь девушка тоже волновалась.

Сложно гражданскому, да сложно любому человеку вдруг оказаться посреди мешанины тел, среди крови, боли и грязи, сложно сразу так переключить свое сознание и восприятие мира с одной, привычной доселе жизни на новую, жуткую, жестокую, кровавую и такую непонятную с обычной точки зрения.

Снова несколько раз обстреляли из минометов, на этот раз как-то дежурно и словно нехотя.

Когда пыль осела, Олег продолжил свой рассказ:

– Я приехал как метеор, лишь наш нижегородский однокашник чуть задержался, да и то, не по своей вине, а по банальнейшей причине жадности местных гаишников, замордовавших его на каком-то диком посту, вытягивая из него деньги.

Семья Игоря была в сборе почти вся. Не было лишь сына, уехавшего на фуре с грузом в Европу.

Игорь сильно растолстел, но был вовсе не жирным увальнем, а скорее стал похожим на большого медведя.

– Привет, брат, – Олег обнял друга, – тебя легче перепрыгнуть, чем обойти. – Пошутил он.

– Да и ты, смотрю, тоже не замариновался, друже.

Сборы проходили в дикой спешке и суете, которую создавали женщины его семьи. Игорю несколько раз приходилось даже ругаться, и их громкие дискуссии были слышны на расстоянии нескольких домов, так что почти вся улица уже была в курсе событий.

Упиралась лишь сноха, она жутко не хотела уезжать, не понимаю всю грядущую опасность и лишь пыталась как-то найти себе повод остаться.

– Папа, – Оксана присела рядом с Игорем, – Я все понимаю, я тоже волнуюсь, но и ты пойми, мне надо написать заявление на отпуск, оформить кучу глупых и ненужных бумажек, – она придумывала на ходу, пытаясь найти повод, чтобы не уезжать и остаться дома. – Надо еще оформить бумаги в детском садике на Марийку, – сноха нарочито старалась называть свою дочь и внучку Игоря украинским манером, и, хотя деду было все равно, он просто любил до беспамятства свою единственную внучку, ведь других детей его сын и Оксана почему-то больше не заводили.

Оксана продолжала гнуть свою линию, выдумывая отговорки на ходу:

– Ну а если в садике вдруг заупрямятся, я сбегаю до врача и просто куплю типа больничного. Ну не хочу я все так бросать все, ведь тут у нас и добро, и хозяйство, и скотинка какая-никакая расплодилась. А если оставим, так соседи в миг растащат, разворую или, прости господи, просто спалят все.

– Хорошо. – Ответил ей Игорь и в этот момент какая-то невидимая грусть на мгновение затенила его разум, словно в солнечный день внезапно появившаяся неизвестно откуда тучка, заслонившая свет. – Мы быстро, маму отвезем с основными вещами и за тобой. Ты уложишься за два-три дня, надеюсь?

– Конечно, папа. – Соврала ему Оксана, которая вовсе не горела желанием уезжать. Она вообще была, если можно так сказать, олицетворением «новой Украины», воспитанная в пространстве недоверия к России, недоверии ко всему прошлому и с привитым чувством обида на «москалей», от которых, почему-то, именно и шли все беды.

Группа из трех машин с прицепами вечером того же дня уехала из Волновахи..

– Не удивительно, – произнесла Злата.

– Вот именно, – согласился Олег.

Виталий снова закурил. Он ведь не курил уже более десяти лет, а вот снова не справился с этой слабостью и, оказавшись на передовой, снова потянулся за сигаретой, предложенной, он уже и не помнил лица того воина, сигаретой. Он прекрасно понимал, что курение не избавит его от проблем, что этот дым не унесет с собой беды, не вылечит раненого, который своими потрескавшимися от запекшейся крови губами пытался сделать свою, возможно, последнюю затяжку в жизни.

Но он закурил. Просто чтобы была у него возможность отвлекаться от жестокости, окружавшей его.

– Когда мы вернулись, – голос Виталия изменился, в нем прибавились нотки злости, выдаваемой хрипотцой, которую легко можно было спутать с последствием простуды или бронхитом курильщика, но это была именно злость. – Так вот. Когда мы вернулись…

Он резко отшвырнул ставшую в этот миг ненавистной ему сигарету.

– Не было уже ничего и…никого. Дом-то стоял, даже ворота и калитка были закрыты. Но какая-то странная до жути тишина висела над ним. Мертвая тишина. Ничего. Тишина. Даже птицы, вроде бы, не чирикали.

Игорь вошел первым, открыв калитку ключом. Он просто решил, что сноха еще на работе и вернется вечером, а внучка в садике.

Но, открыв калитку, он резко отшатнулся, словно пропустив мощнейший удар профессионального боксера. Его колени согнулись, он упал и, закрыв лицо руками, как-то глухо и жутко.. завыл.

Весна – прекрасная пора года, когда вся природа, просыпаясь, радуется и старается переносить свое прекрасное настроение везде и всюду, словно делясь им в избытке от щедрот своих.

Двор и веранда был завалены опадающими лепестками цветов вишни и черешни, которые росли вдоль забора, наполняя улицу и все вокруг изумительным запахом и ароматами.

Но сейчас эти ароматы перемешались с запахами смерти…

На крыльце его родового гнезда, на этой огромном крыльце-веранде, в его доме, который он построил своими руками и который мечтал оставить своим детям и внукам, строя планы о светлом и прекрасном будущем, лежали его сноха и…внучка Мария.

Виталий сделал паузу в рассказе. Было просто невообразимо тяжело рассказать словами всю глубину ужаса и тяжесть необъяснимого зверского животного убийства, совершенного над молодой женщиной и маленькой девочкой лет шести всего от роду.

Женщина закрывала своим телом маленькую девочку, которая, свернувшись калачиком, пыталась спрятаться за ней от всего ужаса бессмысленности, внезапно нагрянувшей к ним и заставшей врасплох.

Большая уже почерневшая лужа запекшейся крови, посреди которой навеки замерли две жизни, по чьей-то злой прихоти вдруг лишенные будущего, лишенные мечтаний, радостей, да хотя бы горестей, но живых.

Мы кинулись к Игорю, пытаясь увести его подальше от дома, хотя бы попытаться усадить в машину. Но он нас отшвырнул от себя, резко и сильно, словно мы были пушинки, а не взрослыми здоровыми сорокалетними мужиками.

Он кинулся к внучке, схватил ее в охапку, как дикий зверь хватает своего детеныша и, на коленях, не вставая, пронес в дом через распахнутую настежь дверь. Ребята не мешали ему и лишь помогли занести тело Оксаны.

Дом и все хозяйство была разграблено, мебель зачем-то вспорота и испорчена вандалами, а под ногами неприятно хрустели осколки посуды..

Вынесли все, абсолютно все, а что не смогли – просто изуродовали..

Вечером того же дня, перепуганный насмерть местный батюшка, отпел убиенных и мы похоронили их на местном кладбище, в семейную могилу, где уже покоили родители Игоря.

– Ну а кто? – Не выдержала Злата. – Кто??

– Молодые какие-то шпанята из какой-то киевской полу-банды «свидетелей бандеры», – зло ответил ей Виталий. И, предвосхищая ее следующий вопрос, добавил: – Классика жанра. Какая-то «сердобольная» соседка не удержала кое-где воду и…выдала приехавшим «прививателям любви к батькивщине», что, так мол и так, уехали тут некоторые прихвостни кацапские. И, проводила их, значит, прямо по адресу.