Страница 4 из 113
Маша побаюкала малыша, и он потихоньку затих, засопев крошечным носиком. Она осторожно поцеловала мягкий, словно плюшевый, лоб и уложила мальчика в кроватку.
Из комнаты дальше по коридору доносилось слабое гудение вентиляторов в системных блоках. Господи, даже здесь слышно! Маша присела на кровать, и уставилась на освещённую желтоватым светом ночника стену.
Миша опять торчал у своей машины. Он тратил на компьютер сумасшедшие по меркам любого нормального человека деньги. Агрегат, собранная им, занимала два системных блока типа «миди». Ещё один блок целиком занимали жёсткие диски – колоссальная долговременная память. Маша как-то спросила, для чего ему столько «винтов», ведь можно писать на «си-ди-ромы», но Миша объяснил, что он постоянно кроит свою «Программу», объём у неё – здоровый, и ему нужен нормальный рабочий «бэк-ап». Да и медленнее всё происходит, если с компашками работать.
Маша немного понимала в этом, и до рождения Ванечки ей, как молодому ординатору кафедры клинической кардиологии, приходилось обрабатывать на компьютере массу данных, снятых со спец-мониторов, благо муж научил. Вообще она подумывала даже о кандидатской диссертации, тем более, что папа очень хотел, чтобы она пошла в науку. «Но пусть уж сначала муж», – как любящая жена думала Маша.
О Мише в те времена уже начинали ходить легенды в медицинской среде: достаточно редкое явление – прекрасный нейрохирург, разбирающийся в тонкостях нейрофизиологии, золотые руки которого могли держать не только скальпель, но и паяльник, специалист, соображающий в технике и программировании, что давало ему огромную фору среди коллег. Точнее, могло дать.
С компьютерами Михаил был на «ты» лет с четырнадцати, когда и проявились его первые задатки хакера: он сумел взломать все коды и пароли какой-то крутой и новомодной заокеанской игрушки, чем заслужил репутация спеца в соответствующих кругах.
Однако к огромному удивлению родственников, он поступил в медицинский институт, объяснив своё решение высоким стремлением понять связь между работой ЭВМ и человеческого мозга. После этого никто, в общем, уже не удивлялся решению специализироваться на нейрохирургии.
В мединституте они и встретились. Маша училась на год младше. Близкое знакомство выглядело весьма тривиально: какая-то студенческая вечеринка, симпатичный худощавый парень, довольно быстро показавшийся ей действительно интересным. Маша уже слышала о Мише как об одном из лучших студентов третьего курса, но не более, видела его в институте, но почему-то считала «ботаником».
В тот вечер её мнение сильно переменилось: «ботаником» он никоим образом не был. Он был чрезвычайно приятный, начитанный собеседник, знал массу анекдотов, многие, правда, с компьютерным уклоном, но тоже ничего. Маше тогда особенно понравился анекдот по разговор двух компьютерных фанатов. Слова о том, что «…я вчера грохнул „мамку“, и поэтому пришлось выкинул из неё „мозги“, чтобы вставить новые» очень насмешили Машу. Она в отличие от многих девочек, слушавших анекдот, сразу поняла юмор. Её отец, профессор кафедры патофизиологии, тогда недавно обзавёлся домашним «компом», разбираться с которым ему помогал старинный друг-программист. Маша, которой «умная» машина тоже была интересна, наслушалась многих жаргонных словечек дома. Папин приятель, естественно, годившийся Маше в отцы, таял перед симпатичной девчонкой и распускал порядком поредевший хвост, как павлин, откликаясь на каждый вопрос пространными пояснениями.
Маша и сейчас усмехнулась, вспоминая это.
Мишина карьера как нейрохирурга рухнула два года назад. В клинику после покушения привезли какого-то то ли крупного чиновника, то ли «авторитета». Ни сам Михаил, ни, естественно, Маша так и не узнали, кто точно это был. Да, в общем-то, они и не очень пытались это узнать.
Три пулевых ранения в голову, а человек, если он таковым являлся, ещё жил. Объяснить это можно было только тем, что, видимо, основные жизненно важные центры этого субъекта располагались вне вместилища мозга. Заведующий отделением нейрохирургии профессор Канюкин, опасаясь, судя по всему, не без оснований, неблагоприятного исхода, и выбирая из двух зол меньшее, поручил операцию «самому талантливому» из своих учеников.
Пациент умер у Миши на столе: кое-какие важные центры в черепной коробке всё же имелись, и даже заграницей врачи вряд ли смогли бы сделать большее. Но это мало кого волновало: виноватые, как всегда, должны были быть. Поэтому когда соратники по совместной деятельности неизвестной «шишки» пришли разбираться в причинах летального исхода, Канюкин, не долго думая, указал на молодого хирурга. Он всё рассчитал правильно.
Мишу вызывали в «отдельный кабинет» и долго разбирались, после чего уволили. Маша возмутилась и хотела подключать все связи своего папы-профессора, но Миша, сидя после «разбора полётов» вечером на кухне и допивая бутылку коньяка, категорически запретил ей ворошить это дело.
– Знаешь, – сказал он тогда, пьяновато помаргивая на висевшую над столом люминесцентную лампу, – а, может, это к лучшему. Я не буду пересказывать всех слов, произнесённых там. Хорошо ещё, что просто уволили: эти люди могли и убить.
– Не знаю, что они там могли, – сказала Маша, возбуждённая ситуацией не менее самого Миши, возможно, потому, что была в тот момент совершенно трезвая, – но ты же остался без работы, перспективной работы! А мы собирались заводить ребёнка! Я же копейки получаю!
– Насчёт денег не волнуйся! – махнул рукой Михаил. – Ну, может, пару месяцев будет сложновато, но я освежу навыки системного программиста и, не сомневаюсь, заработаю. – Он вылил остатки коньяка в стакан и, посмотрев на свет, выпил. – Думаю, голодать не будем, даже более того. Я тут поговорил уж кое с кем – заказы на работу есть, и платят хорошо.
Как поняла потом Маша, освежил он свои навыки хакера экстракласса и начал взламывать различные базы данных через сеть, добывая по заказам нужную информацию.
Платили Мише действительно здорово. Машиному папе, который не брал взяток за протаскивание абитуриентов в институт, государство жаловало пять тысяч рублей в месяц со всяким лекционными часами и прочими обязанностями профессора. Миша мог заработать столько же за час, если не меньше, но он не упирался. Тем не менее, меньше трёх-четырёх тысяч долларов за одну двенадцатую часть года он никогда не приносил, а этого-то, чего уж греха таить, на житьё действительно, более чем хватало. Правда, почти половину денег Миша спускал на свои компьютерные штучки, но, тем не менее, жаловаться было грех, на фоне того, как вообще живут сейчас люди в России.
Маша бросила работу и занялась домом и мужем, которого она действительно любила, обустраивая быт трёхкомнатной квартиры, которую они купили после Мишиного увольнения, продав маленькую жилплощадь Машиной покойной бабушки и добавив хакерских денег.
Михаил с головой ушёл в свои компьютерные дела, но собственно работа, которая приносила деньги, занимала всего процентов десять его времени.
– Понимаешь, – сказал он Маше ещё в тот первый после увольнения вечер на кухне, – я тут давно уже очень интересную штуку обнаружил, но почти год не мог этим заняться: операции, больные, истории болезней, совещания идиотские…
Тогда он впервые рассказал ей про идею программы «сопряжения» биотоков мозга и сетевой компьютерной информации. Из объяснения Маша в первый раз мало что поняла, только то, что можно будет сделать какие-то очень интересные игры с элементами виртуальной реальностью, которые, якобы, никому ещё и не снились. Но она не стала переспрашивать, зная, что Миша не любит, когда жена чего-то не понимают.
– Ты рассчитываешь на этом здорово заработать? – робко спросила Маша.
– Ха-ха, заработать! – только и сказал тогда Михаил. – Пока ещё не знаю, что заработаю, но штука получается – сам не ожидал!
Глава 3.avi: «Бунт на корабле».
Капитан трясся в броневике по лесной дороге, которая, петляя, то взбегала на гребни холмов, то ныряла в ложбины, где весело журчали маленькие речонки. Бронетранспортёр, окутанный «невидимкой», бухался в воду, поднимая тучи брызг, которые весело играли радугами, преломляясь в маскировочном поле.