Страница 37 из 52
– Боже, кто бы знал, что мой брат помимо барана еще и клоун. По пути буду вещать.
Одарив друг друга бессмысленными смешками, мы двигаемся в первое попавшееся нам на глаза кафе.
– Как «помолвочная» жизнь? – успеваю я спросить, пока мы еще не зашли в заведение общественного питания, в котором у Питера, по крайней мере так было всегда, перекрывает часть мозга, отвечающая за разумность мыслей, так как его без конца голодный желудок, словно бездна, поглощает в себя и первое, и второе, и третье блюдо, не останавливаясь на передышку.
– Скажу так: словно на меня навесили мешок дополнительных забот и хлопот. Но все это временные трудности. Мистер Эндрю и Аннет Джеймс так обрадовались… – В его голосе – счастье.
Питеру, как и мне, не доставало отцовской заботы, да и с учетом возникших новых трудностей, родители Ритчелл стали ему семьей. И, несмотря на его юмористический и оптимистический стиль жизни, не видевшись с ним определенное время, отданное работе, я вижу, он готов к тому, чтобы создать свою семью, обеспечить её всеми необходимыми нуждами и укреплять, взращивать, как посаженное деревце. Сопоставив его с прежним человеком, казалось, человеком с утерянным смыслом жизни, сейчас – в нем зажжен внутренний свет, который он подпитывает, подогревает тем, что стало ему родным, новым. Вселенная сподобила его счастливой дверцей в другую жизнь. В ту жизнь, где каждая последующая секунда жизни для него – подобие вечности, где ценность каждого дня превосходит все границы. Он – показатель человека, пережившего страшное видение, показавшее ему, что есть смерть и какова тонкая нить, разделяющая нас от неё… Схвативший рукой горсть пепла, он едва ли не достиг холода в сердце. И только познав тайную поволоку границы жизни, лицезрев ее черные очертания, вкусив глоток яда, земное существо открывает врата себя другого, того, кто не поддается негативным эмоциям, затаивая в душе чувства гнева и ненависти, того, кто равнодушен к мелочам, на которые масса других обращает пристальное внимание, того, для кого самым важным в жизни являются близкие… Не каждому уготовано проникнуть на считанные часы в адские болезненные муки, в рыло грозных сил, неслыханно ложащихся на плечи живых, в ту сферу, изменяющую затем прежнее житие человека, но и не каждому, кому дозволено это, предначертано вернуться обратно.
– Брат, ты с ними так сблизился.
Вместе с тем, видно, что ему необходимо сблизиться с родным отцом, с отцом Миланы.
– Да, за всё это время, что я общаюсь с ними, я их… – секундная пауза, – полюбил. – В тоне прослеживаются тоненькие хвостики грусти. Но, познавший бессмыслицу отчаяния и великолепие жизни, он незамедлительно меняется в выражении лица, отдергивая с души смутную терзающую пелену и с улыбкой счастливого человека возвещает: – За праздничным столом, когда я официально просил у мистера Эндрю руку его дочери, миссис Аннет настояла на большой свадьбе так, чтобы это стало масштабным событием в жизни… Церемония с соблюдением всех традиций, широкие гуляния, свадебное путешествие: все это в ближайших планах. Ритчелл, ну ты знаешь мою девушку, уже принялась браться за каждые элементы подготовки для превращения этого долгожданного для нее, да и для меня, дня в жизнь…
– Знаешь, каким бы ты невыносимым не был, я искренне счастлив за тебя, – с добрым подколом бросаю я, заходя в глубь кафе.
– Спасибо, брат. Как будто ты выносим. – Он усаживается напротив меня.
Я снимаю очки и откладываю их в сторону. Этим все равно не скроешься от Брендона, если он узнал о том, что мы летали в Милан, то в Мадриде он знает всё, где я и с кем я.
– А дату определили?
Стараюсь не думать о том, что сжимает таинственные глубины моего сердца.
– Пока лишь оповестили всех родных девушки… – с выражением произносит он, – и подумали над тем, чтобы отпраздновать этот день в Мадриде. С датой думаем. Я настаиваю, чтобы через две недели, а она твердит, что мы не успеем к этому времени…
– Стремишься как можно скорее поглотиться в семейную жизнь?
Он улыбается. Нам приносят меню, давая Питеру минуту для раздумывания над моим вопросом.
– Джексон, – вздыхает, сохраняя улыбку на лице, под которой спрятаны смешанные эмоции, – я столько пережил за свою малую жизнь и не хочу терять ни минуты.
Я утыкаюсь в меню, кивая параллельно на его слова.
– Чего советую и тебе.
Мне ясны его мотивы, но, когда он указывает мне, это чертовски раздражает.
– Просьба оставить меня без советов и умудренных рекомендаций, – подмечаю я, пробегая по столбику с супами. – А что насчет наших родных? – задаю я вопрос и сам же от него тускнею. Мать и его неродного отца пока не разумно уведомлять о свадьбе.
– Еще не думал об этом… – С минуту молчит. Питер, прав, не сразу нужно валить все в одну кучу, но так или иначе они узнают… – Так, рыцарь Айвенго, ты разобрался с дебютанткой и Его величеством? – В его глазах мелькают смешливые искорки.
И рана в душе снова начинает кровоточить.
Дабы замедлить обсуждение этой темы, я подзываю официанта.
– Мне, пожалуйста, сырный суп с пармезаном и чесночными гренками, сырную нарезку и бокал хереса.
«Я стал уже, как Милана, сырной душой».
– А Вам? – мужчина указывает на Питера, пристально оглядывающего меня, чувствуя, что я застилаю одну мысль на другую.
– Аналогичный заказ, но без крепкого. Замените его на коктейль молочный и, давайте-ка, еще шарик шоколадного мороженого. – Продолжает оглядывать меня.
«Куда он без мороженого».
– Время ожидания – десять минут. Хорошего вечера!
– Спасибо, – отзывается Питер и неотложно спрашивает: – Ответишь?
И все-таки перед тем, как распахнуть ему свою душу, я узнаю, рассказал ли он моей девушке тайну, которую я просил строго настрого держать под замком.
– Для начала, братец, – с укоризной начинаю я, склонив темноволосую голову набок, – скажи мне, на кой черт ты рассказал обо всем Милане?
Он сплетает ладони, бегая зрачками по мне.
– Подробнее… – Ответ в его бесстыжих глазах. И Милана даже ни словом не заикнулась, что обо всем знает, зато я всячески старался отгородить ее от этого.
– Питер, – чуть громче говорю я, – ну кто тебя просил?
– Джексон, не смог. – В голосе раскаяние. Он смотрит вниз. – Она так мучилась догадками, видела в тебе, прощу прощения, что скажу, «нюню», который не может определиться с решением и метится из угла в угол… – За «нюню» я ему отвечу когда-нибудь. – А после моего разговора в ней хоть капля бодрости появилась…
– Ритчелл знает? – свирепо спрашиваю я.
Питер опускает голову вниз.
– Черт возьми, почему ты такой трепач?! – Я стараюсь держать себя в руках, но, находясь на взводе, с минуты, как мои адвокаты вступили в борьбу с той проклятой бумажкой, с чувствами трудно совладать.
– Джексон, будь ты на моем месте, поступил бы также, – быстро находит аргумент. Вот и разоблачили секрет. – Это Милана рассказала тебе? – И про себя произносит: – Предупреждал же не говорить.
– Я увидел вашу переписку.
Он резко поднимает на меня взгляд.
– А вот сейчас не понял. Как это? Ты читаешь чужие переписки?
– Не чужие, а брата и своей девушки! – грубо указываю я.
– Господи, Джексон, и когда ты стал таким указчиком… А вообще ты всегда и везде свой нос совал, как и свое мнение, – отпускает грубую шутку.
Если бы не посетители, дать бы ему «леща», но молчание – лучшее оружие, чтобы в первую очередь не погубить себя отрицательными эмоциями.
– Даже ничего не ответишь? Удивительно, – насмехается Питер. – Ладно, не бери в голову. Я не со зла.
В воздухе порхает женский смех, низкий рокот мужских голосов влетает сквозь открытое окно, а я, опустив плечи, ощущаю, как звенят нервы от ощущения опасности.
– И ты, – подозрительно спокойно говорю я. – Голова забита другим, поэтому… – Понурив голову, небрежно смотрю на телефон в ожидании ответной реакции от Тайлера на мое крайнее сообщение с текстом: «Как обстоят дела?»