Смертинет. Энарфия

Были на Земле у Славки дела и покруче: в детстве подворовывал, в молодости состоял в банде, а в армии участвовал в секретных операциях. Потом женился, воспитал дочь. Но теперь эта лошадь никак не давала ему покоя.

‒ Слав, зачем тебе это? – часто задавала я ему один и тот же вопрос.

‒ Понимаешь, я ей хочу в глаза посмотреть, объяснить, что я не со зла – сдуру, спьяну это.

‒ Да она же не разговаривает.

‒ А мне и не надо. Там такие глаза, что никакие слова не нужны, чтобы ее понять.

Я люблю сидеть у Славкиной речки. Там спокойно, и чувствуешь дух русской природы в июле: полусонный, полуленивый, наполненный запахом трав, дорожной пыли, звуками птиц, насекомых и, вдали, голосами людей, лаем собак, смехом и криками детей, визжанием пилы и ревущим мотором мотоцикла.

‒ Привет, Слав! Как дела? Не приходила? – я имела в виду, конечно же, долгожданную лошадь.

‒ Не-е. Но, слушай, сегодня я с Дусей виделся, представляешь!

Дуся – это персонаж из Славкиного детства. Мальчишкой он жил в коммуналке с родителями. Дуся была женщиной пожилой, но для шестилетнего ребенка – возраста неопределённого. Дуся воевала на Великой Отечественной. Когда в коммунальной квартире все уходили на работу, а Славка болел, Дуся присматривала за мальчиком. Она беспрерывно курила папиросы, а иногда пропускала стаканчик-другой. Но, в целом, вела себя Дуся всегда достойно. О своём боевом прошлом рассказывала она только Славке. Иногда Дуся выносила на полотенце свои боевые награды. Славка любил брать их в руки и ощущать холодную твердость. Было в этих наградах что-то торжественное и таинственное. Свою семью Дуся не нажила, но родственники к ней иногда заходили.

Маленький Славка Дусю очень любил, хотя она часто называла его мать нищебродкой, но чистая детская душа не ведала обидного смысла этого слова. Их дружба длилась до истории с пожаром. Как-то Славка принес домой украденный с окрестных огородов подсолнух. Дома была только Дуся. Она сказала мальчику, что семечки надо пожарить: поставила чугунную сковородку на огонь, насыпала семечки и велела Славке за ними следить. Сама же Дуся пошла вздремнуть в свою комнату. Это был первый Славкин опыт в жарке семечек. Мальчик спокойно сидел на табурете и ждал, когда они пожарятся. Почему-то Дуся посчитала излишним делом объяснить технологию их жарки. Когда мальчик увидел огромное пламя, поднимающееся со сковородки до потолка кухни, он пулей вылетел во двор. Вид с улицы был жуткий: из окна кухни валил чёрный дым. «Дуся! Там Дуся! Помогите, там Дуся!» – отчаянно кричал Славка. Удивительно, но Дуся, крепко уснув, не задохнулась от дыма: пожарники вынесли на руках удивленную женщину. А Славка, рыдая, кинулся к ней и, обхватив за талию, крепко прижал голову к её животу.

С этого дня Славку больше не оставляли с Дусей. Ему запретили с ней общаться. К тому же родители мальчика подозревали Дусю в краже продуктов из их холодильника, что, правда, не было доказано. Холодильник из коридора был перенесён в комнату, где по ночам он издавал жуткие звуки.

Потом как-то очень скоро семье Славки дали отдельную однокомнатную квартиру в новостройке и Дуся ушла в небытие.

Славка всю жизнь помнил свою соседку, часто думал, где она похоронена.

И вдруг, такая встреча…

‒ И что же она сказала тебе?

‒ Подожди. Приходит к речке девушка в военной гимнастерке, а на груди – Дусины награды. Я их все помню до одной. Закуривает девушка-солдат папиросу и говорит мне…

Тут Славка передал мне их диалог.

‒ Ну, здравствуй, Славик!

‒ Дуся!

‒ Узнал?

‒ Какая же ты красивая!

‒ Да… Земное время никого не щадит. Такой я была. Всегда чувствовала ниточку от тебя, ниточку от твоей памяти. Вот по этой ниточке к тебе и добралась.

Еще долго они сидели с Дусей и вспоминали их жизнь в коммуналке.

‒ Знаешь, Славик. А все-таки я правильно прожила ту жизнь на Земле. И знаешь, почему?

‒ Почему? – спросил Славка.

‒ А потому правильно, что воевала и трудилась, не ждала ни от кого почёта и уважения. Мирилась с несправедливостью и забвением. Обиды не держала.

Дуся ушла. Может ещё и навестит Славку. Не ко всем он может прийти сам: незавершённые земные дела не пускают. Но те, кто любят Славку приходят к нему, и я – одна из таких друзей.

Мы посидели у речки, потом я зашла в прозрачную воду. Рыбки стайками сновали вокруг моих ног. Славка тоже решил поплавать.

‒ Приходи почаще, ‒ он фыркал, когда выныривал.

‒ Постараюсь. Работы много.

‒ Как напишешь чего-нибудь, приноси почитать, ‒ это Славка о моем литературном творчестве.

‒ Новые сценарии нельзя. Лучше я тебе из библиотеки что-нибудь достану.

‒ Ага, ‒ Славка снова нырнул.

Глава 3

Сегодня у меня ещё две встречи: с Охранителем Лизой и моим Наставником. С Лизой я познакомилась на семинаре, который она проводила для таких как я – авторов сценариев для воплощения. Вообще, Охранителя приставляют к пневму, и тот должен отслеживать, чтобы «подопечный» (так Охранители называют пневмов, за которыми присматривают в Материи) действовал согласно сценарию, желательно, его наилучшему варианту; и чтобы он своими мыслями и поступками не скатился на другие, менее благоприятные линии жизни. Охранителю приходится постоянно согласовывать разные события, ситуации своего подопечного с Охранителями других пневмов, которые в той или иной мере присутствуют и взаимодействуют с его подопечным в текущем воплощении. Иногда Охранителям приходится возвращаться в Эна́рфию на реабилитацию. Здесь даже есть для них реабилитационный центр. И тогда к подопечному отправляют на время другого, дежурного Охранителя, часто стажёра. Почему Охранителям нужна реабилитация? Объясню. Порой подопечный начинает творить что-нибудь несусветное. Если он начинает это несусветное творить постепенно, то Охранитель энергетически приспосабливается к нахождению рядом с нерадивым пневмом. Но если это деструктивное действие ‒ неожиданное и большого масштаба, то Охранитель получает мощный удар, которым вышибается из их совместного энергополя и как-бы обесточивается. Тогда Охранителя в полубессознательном состоянии забирают на реабилитацию.

Вообще, реабилитация или, как они сами её называют, «подзарядка» длится не очень долго, потому что все Охранители торопятся вернуться к своим подопечным, не доверяя их стажёрам.

Лиза тоже хотела вернуться. Она уже чувствовала себя хорошо. Кроме того, её подопечный был на Земле политиком, деятельность которого влияла на жизни многих других пневмов. Поэтому Лиза чувствовала свою особую ответственность. Но её попросили задержаться в Эна́рфии для работы со сценаристами.

В эту встречу Лиза должна была прийти ко мне в гости в мою реальность. Я ждала её в моём небольшом уютном бревенчатом доме с большими окнами и камином. Здесь всегда шёл снег. Он покрывал землю, лежал на ветках сосен, иногда падал с неба маленькими фантазийными снежинками или крупными пушистыми хлопьями. Свет играл на снежной поверхности, создавая бриллиантовое сияние. Конечно моя реальность родом с Земли, той её части, где совсем недавно я воплощалась.

Лиза сидела на диване, а я – рядом на полу, на ковре. Мы пили горячий чай, и я время от времени направляла своё внимание на огонь в камине, чтобы он не погас.

Рядом с Лизой всегда радостно и спокойно, как с мамой в детстве. И пахнет от нее чем-то тёплым и родным.

‒ Лизочка! Я так хочу, чтобы ты была моим Охранителем, если я снова буду воплощаться.

Лиза улыбнулась.

‒ Посмотрим. Другие Охранители ничуть не хуже меня. Кроме того, ты ведь даже ещё не знаешь сроки и только начала писать сценарии.

‒ Ох уж эти сценарии, ‒ я тяжело вздохнула. – Так много всего приходится в них согласовывать с лими́сами, их Наставниками, Охранителями, другими сценаристами.

‒ Знаешь, чего не хватает сценариям, которые ты сейчас пишешь?

‒ Чего же?

‒ Жизнь твоих будущих пневмов – это события и поступки, которые не выходят за рамки обыденности. В них нет места духовному взлету, героизму.