Страница 2 из 36
А ведь даже и старшие братья, которые так просили, умоляли его, столько всевозможных слов говорили, лишь бы убедить его стать Ханом, не скажут теперь слова благодарности.
У человека, не умеющего смотреть далеко вперед и предвосхищать события, не прибавится этого дара и с возрастом, богатством, могуществом, границы ума от этого, увы, не расширяются, а скорее уж наоборот, как это видно по братьям. Они уже и забыли, благодаря чьим усилиям, чьей организующей воле появилось у рода их и у них самих все это богатство. Вместо понимания от них можно ожидать лишь претензии, что их заслуги не оценены по достоинству, что не возданы им должные почести, не оплачено сполна их радение…
Ну а в великом стаде как во всяком множестве есть все: и неприятие, и понимание. Но даже там, в среде не больно-то думающих, лучше его придворной челяди понимают, что жизнь под крылом большого, крепкого Ила намного надежнее и благополучней, чем в эгоистическом раздроблении.
Если долго сидишь на месте вождя, владыки, то жизнь все больше начинает напоминать панораму Степи с высокой вершины каменной горы. Как-то предугадываешь, кто куда сейчас двинется, как поступит, и даже о чем помышляет. Из-за этой благоприобретенной дальнозоркости начинает мниться уже, что можешь увидеть, предугадать будущее на глазок, без старого, хорошо опробованного набора способов разведки и осмысления сложившейся ситуации, основываясь лишь на витающих вокруг тебя разных придворных слухах и предположениях, доверяя с излишком мнению засидевшихся тоже рядом с тобой мудрецов. Дальнозоркость оборачивается тем, что начинаешь хуже видеть вблизи, вокруг себя, и оттого тут незаметно пристраиваются всякие, которых ты вчера еще и видеть не хотел… Еще одна незамечаемая напасть – стараться делать все самому. Кажется, что без тебя уже ничего не получится, никто ни с каким делом не управится. Да и люди твои начинают думать так же, привыкают не брать на себя ответственность… Увериться и в этом тоже – вот начало беды.
Такой вождь долго на ханском ковре не просидит. А если и усидит, то принесет своему народу много разочарований и бедствий.
Чтобы не случилось этого, нужно не стремиться руководить всем лично, а отбирать и приближать к себе лучших из твоих людей, умеющих думать о будущем и отыскивать пути к нему. И дать им время и средства, чтобы раскрыть свои возможности, а потом в полной мере использовать их выдающиеся способности, таланты. Только имея под рукой таких верных и умных сподвижников, сможешь управлять всем громоздким обозом Ила, предвидеть события и принимать своевременно меры, чтобы не оплошать перед будущим, не упустишь из виду реальных угроз и выигрышных ситуаций.
К долговременному и прочному бытию народа никогда не дойдешь легкими путями, таковых попросту нет. Такие устойчивые сооружения строятся только в результате многолетних и тяжелых, на грани возможности, усилий. И ты обязан своих людей, способных мыслить широко и далеко, держать в стороне от тех джасабылов, кто способен проворно решать мелкие, сиюминутные жизненные задачи, скорых на подъем и соображение. Ибо они никогда не совпадают ни по образу мышления, ни по характеру, начинают лезть в дела друг друга, оспаривать первенство, враждовать. А дела-то их, по сути, несопоставимы и находятся на разных уровнях государственной работы. Те, кто работает на будущее, всегда медлительны и неповоротливы в повседневных мелких проблемах, которые играючи решают джасабылы, и потому остаются в проигрыше. Их предназначение – выполнение сложных, далеко идущих по своим целям поручений, задач, порой не имеющих однозначного решения, достигаемых поступенчато, исподволь.
Если сможешь найти взаимопонимание и установить правильные отношения с такими людьми, то они ни перед чем не остановятся ради достижения поставленных тобой перед ними целей, пойдут на любые испытания, ибо они уже считают эти цели и своими тоже. Но ты должен никогда, ни на птичий шажок не нарушать границы и значение личности и должности каждого из них. Даже во гневе, в великом недовольстве не должен принижать их до уровня какого-нибудь мелкого слуги, они к этому очень чувствительны и могут из верных союзников превратиться в тайных врагов. Надо всегда помнить и соблюдать иерархию, никого излишне не возносить перед другими за случайное достижение и не унижать за столь же случайный промах. Трудно, конечно, с должной точностью придерживаться этой заповеди, и сама по себе наисложнейшая задача – верно определить возможности человека. Не существует в мире одного такого мерила, для каждого нужно свое. Особенно важно это при очередном присвоении чинов и назначении на должности; тут уж, стараясь быть крайне осторожным, стремишься решать все лично. И порой приходится все это делать, решать срочно, чтобы не упустить время – в тех же сражениях, например, в горячке боя, назначая вместо убитого темника другого. А сколько порой зависит от одного лишь тумена…
И какими бы мучительными ни были иной раз такие раздумья, но вопросы, от которых зависит прочность и устойчивость Ила, должны решаться так скрупулезно, чтобы не было допущено никаких ошибок. Ибо слишком дорого они стоят.
Все четверо старших братьев Бодончора хоть и прожили до преклонных лет, но ума большого так и не нажили, мудрости себе не прибавили – изрядно, впрочем, прибавив в весе, в обширности чрева. Двое старших в молодости имели иссиня-черные волосы, а двое других были такими же светловолосыми, как и Бодончор. Но потом, когда все они поседели, стали даже и по внешности совершенно одинаковыми и заходили к нему гуськом, одинаково переваливаясь с боку на бок, как откормленные селезни.
Но никогда, даже в мелочах, они не были согласны друг с другом, постоянно спорили. И Бодончор совершенно не может понять, зачем им нужно так упорно отстаивать свое личное, но мало чем отличающееся от других мнение, как будто это имеет хоть какое-то значение. Может, так выражается их застарелая внутренняя неудовлетворенность из-за того, что им пришлось в крайне трудное время поставить над собой самого младшего? Теперь-то, на всем готовом, каждый из них рад бы взгромоздиться на ханский ковер… Но можно было не опасаться их заговора против него. Даже двое из них не могли бы прийти хоть к какому-то согласию, не то что все четверо. Да это и к лучшему для них же самих. Хотя кто знает, кто может заглянуть поглубже даже и в эти маленькие, заплывшие жиром мозги?..
Любой разумный владыка, сделавший многое для своего народа, хочет услышать в свое время правильное, непредвзятое толкование своих деяний, ждет мудрой и взвешенной оценки их. Но такие трезвые голоса немногих, если они даже и есть, безнадежно тонут в громком гуле пустых славословий, лживых восторгов придворных льстецов и подпевал. Куда ни повернись, ни шагни – везде они подкатятся к тебе с заранее заготовленными угодливыми речениями, обволакивающей лестью, переживаниями. Со временем все чаще замечаешь, что те, кто когда-то действительно были твоей опорой, надежными соратниками, немало сделавшими для общего нынешнего благополучия, постепенно превращаются в вязкое окружение, отгораживающее тебя от твоего народа и отрезающее народ от тебя. И потому никого почти не видишь, кроме них, и никого, кроме них, не слышишь. Под видом заботы о твоей безопасности, твоем ханском величии и шагу не дадут ступить без охраны и без их назойливого сопровождения, отслеживая до малейшего жеста все твои поступки, ловя на лету каждое слово, проникая в твои намерения. Вот и получается, что, по сути, лишаешься права свободного передвижения, попадаешь в своеобразную, сопровождающую тебя повсюду, тюрьму…
Охраняя твой покой якобы для высших государственных раздумий, для решения судьбоносных задач, они решают за тебя, с кем тебе встречаться и беседовать, а кого не допускать, они даже определяют тему разговора, разрешая просителю говорить одно и запрещая другое, особенно же не любя независимых, смелых и думающих. И в результате ничего, кроме того, что хотят преподнести они, ты не знаешь и не слышишь; и если бы ты даже и захотел думать по-другому, то как разглядишь то, что тебе не дали увидеть, и угадать то, что не дали услышать, понять? Тем самым ты, не замечая того за собой, позволяешь им как угодно управлять твоими мыслями, выполняешь их волю, идешь у них на поводу, как взнузданный конь…