Миссия

Такой момент наступил, но Таита дождался, пока они вечером остались наедине на матрацах для сна. Тогда он положил руку на лоб Фенн и негромко заговорил, вводя девочку в гипнотический транс. Когда ее восприимчивость обострилась до предела, маг начал сеять в ее сознании семена тенмасса. Он не пользовался египетском языком в качестве посредника и говорил сразу на тенмассе. Потребовалось множество подобных ночных уроков, прежде чем семена тенмасса пустили первые ростки. Как ребенок, который учится ходить, Фенн сделала несколько неуверенных шагов и опять упала. Но в следующий раз она уже стояла увереннее и дольше. Таита старался не слишком перегружать девочку, но в то же время заставлял непрерывно двигаться вперед. Понимая, что такое напряжение может отразиться на ее здоровье, он следил, чтобы они по-прежнему много времени проводили за доской бао, или в легких разнообразных беседах, или гуляя по лесу в поисках редких растений и иных сокровищ.

Когда попадалась подходящая береговая полоска гравия, Таита снимал со спины мула специальный сосуд, и они начинали просеивать гравий. Пока он крутил в сосуде воду с песком и камешками, Фенн, у которой были острый взгляд и проворные пальцы, выбирала красивые полудрагоценные камни. Вода отполировала их и придала им самые фантастические очертания. Набрав полный мешок, Фенн показала камни Мерену, и тот сделал для нее браслет на руку и такой же на ногу. Однажды под пересохшим водопадом она выхватила из сосуда золотой слиток размером с фалангу своего большого пальца. Самородок сверкнул на солнце и ослепил ее.

– Сделай мне из него украшение, Таита, – попросила она.

Хотя он умело скрывал это, Таита чувствовал уколы ревности, когда Фенн надевала украшения, подаренные Мереном. В мои годы? Он улыбнулся своему неразумию. Ишь одинокий лебедь! Тем не менее, призвав на помощь все свое мастерство и творческий гений, он принялся за порученную работу. Из серебра, снятого с рукояти меча Лотти, он сделал тонкую цепочку и оправу, в которую поместил самородок. Закончив, он сотворил заклинание, которое должно было наделить амулет защитной силой, и повесил украшение на шею Фенн. Когда девочка посмотрела на свое отражение в реке, глаза ее наполнились слезами.

– Какое прекрасное ожерелье, – прошептала она. – И теплое, словно живое.

Тепло, которое она ощутила, было эманацией силы, вложенной в амулет Таитой. Эта подвеска стала любимым сокровищем Фенн; девочка назвала ее Талисманом Таиты.

Чем дальше они углублялись на юг, тем веселее и оживленнее вели себя воины. Таите почудилось в этом нечто неестественное. Конечно, теперь дорога не так опасна, как в больших болотах или в земле чаймов, но все же они далеко от дома, пути не видно конца, а идти нелегко. И для подобного прекраснодушия и легкомыслия нет никаких оснований.

В угасающем свете дня Таита сидел рядом с Фенн на берегу реки. Девочка разглядывала три изящных символа тенмасса, которые Таита начертил перед ней на песке. Каждый символ означал слово власти. В сочетании эти символы были столь могущественны и заряжены силой, что лишь тщательно подготовленное сознание могло их воспринять и усвоить. Таита сидел возле Фенн, готовый прийти ей на помощь, если соединение чересчур потрясет девочку. Над самой водой парил огромный черно-белый зимородок с красной грудью. Вот он нырнул, но сосредоточенность Фенн была столь велика, что девочка даже не оглянулась на громкий всплеск, с которым птица вначале ударилась о воду, а затем снова взлетела, часто взмахивая крыльями и держа в длинном черном клюве маленькую серебряную рыбешку.

Таита попытался внимательнее проанализировать собственные чувства. Ему удалось найти всего одну причину собственной эйфории: любовь к девочке и радость общения с ней. С другой стороны, у него было достаточно причин опасаться за себя и за нее. На него возложен священный долг защищать фараона и родину. Он движется навстречу столкновению с могущественной злой силой, не имея никакого плана: одинокий заяц, вздумавший обезвредить леопарда-убийцу. Все против него. Последствия почти наверняка будут ужасны. Почему же в таком случае он действует без учета этих последствий?

Потом он понял, что ему трудно следовать даже за простейшей мыслью. Похоже, кто-то сознательно нагромождает трудности у него на пути. Мага обуяло сильнейшее желание оставить все как есть и вновь погрузиться в замечательную самоуспокоенность, самодовольство, веру в свою способность преодолеть любое препятствие, вставшее на дороге – без плана и подготовки. Опасное безрассудство, подумал он и рассмеялся, словно забавной шутке.

Своим смехом он нарушил сосредоточенность Фенн: девочка подняла голову и нахмурилась.

– В чем дело, Таита? – спросила она. – Ты предупредил, что опасно отвлекаться, когда я пытаюсь объединить рациональные элементы этих символов.

Ее слова заставили мага опомниться, и Таита понял, какую серьезную ошибку совершил.

– Ты права. Прости.

Фенн снова устремила взгляд на глиняные таблички, лежавшие у нее на коленях. Таита попытался сосредоточиться на проблеме, но та ускользала и казалась несущественной. Он сильно прикусил губу и ощутил вкус крови. Острая боль привела его в чувство. Сделав над собой усилие, он сумел сосредоточиться. Да, есть нечто, что он должен запомнить. Таита попытался определить, что именно, но оно оставалось неуловимым, словно тень. Он вновь попытался ухватить его, но оно рассеялось прежде, чем он дотянулся. Фенн рядом снова зашевелилась и вздохнула. Потом подняла голову и отложила глиняные таблички.

– Не могу сосредоточиться. Я чувствую твою озабоченность. Что-то мешает тебе.

Она посмотрела на него огромными зелеными глазами и прошептала:

– Теперь я вижу. Это ведьма из пруда.

Быстро сняла с шеи самородок и положила на ладонь. Протянула руки. Таита взялся за амулет Лостры. Соединив руки, они с Фенн образовали защитный круг. И Таита сразу почувствовал, как тает чужое присутствие. В его сознании возникли слова, которые он старался вспомнить, но не мог, – предупреждение Деметера: «Она уже заразила тебя своим злом. Начала связывать тебя своими чарами, искушать. Она лишит тебя здравомыслия. Скоро ты начнешь сомневаться в том, что она зло. Она покажется тебе самой прекрасной, добродетельной и благородной женщиной на земле. И вот тогда она разъединит нас и я погибну. Ты добровольно покоришься ей. И она восторжествует над нами обоими».