Книга историй

Вот так были отняты мощи святой Рипсимэ у франков, и так попали они в город Исфахан.

А отпущенные шахом патеры, извлекшие мощи, вышли из Тавриза и отправились еще раз в Нахичеван, дабы оттуда снова перебраться в Араратский гавар на поиски мощей святых. Однажды, в то время когда патеры находились в Нахичеванском гаваре, привелось им встретиться с владетелем Нахичеванского гавара и всех его окрестностей Махсут-султаном; во время бесед и разговоров между ними о вере султан сказал патерам: «Итак, вы совсем не признаете и не почитаете пророка нашего /193/ Магомета?» В то время там сидела собака. И один из патеров, протянув руку к собаке, сказал: «Что такое Магомет, чтобы мы почитали его? Что Магомету, что собаке этой — одна цена». Эти слова глубоко уязвили и смертельно оскорбили султана и всех людей и слуг его, однако они утаили на время в душе обиду и внешне не проявляли [ее].

А патеры спустя много ли, мало ли дней, покинув Нахичеван, отправились в Ереван и выбрались оттуда, чтобы отправиться в Гегаркуни. Когда они добрались до горы, называемой Сулеймановой горой, ехавшие вслед за ними верхом пятеро мужчин кызылбашского племени настигли патеров и некоторое время ехали с ними по дороге, однако вскоре они ударом меча убили обоих патеров — похитителей мощей Рипсимэ.

Был с ними также один мирянин из франкского селения Апракунис, по имени Агамир, прислуживавший патерам; человек этот, когда убивали патеров, убежал к пещере, а один из кызылбашских воинов помчался вслед за ним и там ранил его мечом в голову, шею, плечо и локоть; и человек тот, раненый, упал на землю и притворился мертвым. Воин решил, что человек действительно умер, пнул его ногой и с края пещеры сбросил его под утес, сам же пошел к товарищам своим; и, сделав так, воины взяли все, что им понравилось из их вещей, и пошли куда душе их было угодно.

/194/ Говорили, будто кызылбашские воины, убившие патеров, были воинами Махсут-султана, посланными им тайно убить патеров, так как те оскорбили Магомета и сказали, что тому и собаке — одна цена; и воины пришли и так и сделали. Другие говорили, будто воины, убившие патеров, были воинами владетеля Эчмиадзинского гавара Амиргуна-хана и были посланы им вслед за патерами, чтобы убить их по двум причинам: во-первых, в отмщение за мощи святой Рипсимэ, за то, что мощи были вывезены из страны Амиргуна-хана и увезены куда-то; во-вторых, говорили, якобы Амиргуна-хан слышал, будто у этих патеров есть большие сокровища —золото и серебро, и ради сокровищ послал он воинов убить их и отнять сокровища. Итак, от Махсут-султана ли, от Амиргуна-хана ли, или откуда-то еще пришли воины и убили патеров, а прислужника патеров, ранив, сбросили вниз с утеса.

Отправившись в странствие с целью [написания этой] истории, прибыли мы в Нахичеванскую область, в гавар Ерынджак, в селение Апаранер; встретились мы и с тем человеком, Агамиром, увидели и его, и место [действия], и рубцы ран. И он рассказал нам эту историю. Затем сказал: «Когда меня сбросили из пещеры вниз, я упал в воду, и это была река, называемая Котай-гет; речная вода, подхватив меня, понесла и выбросила перед каким-то утесом. Утес этот /195/ помешал мне и задержал меня до наступления вечерней темноты, до появления звезд. Все это стряслось [именно] со мной, но я был Божьей милостью жив и сознавал все, что случилось со мной, и милосердием Божьим я не утонул в реке. А по наступлении вечерней темноты вышел из реки и пошел, однако не знал, куда идти. Когда я шел, я заметил протоптанную дорогу и решил про себя остаться на ней, чтобы расспросить прохожих и знать, как мне быть. И случилось так, что утром с рассветом появились какие-то люди, армяне по происхождению, направлявшиеся с навьюченным скотом в какое-то селение. Выйдя, я подошел к ним, а они, узнав, что со мной стряслось, положили меня на лошадь и довезли до какого-то селения, где я рассказал селянам все. Кое-кто из селян пошел на место убийства патеров и увидел убитых, все их книги, бумаги и одежду, разбросанные по пустыне. И там же, на дороге, они вырыли яму и засыпали их землей, а я остался в селении, пока не зажили раны мои, и затем, покинув его, вернулся к себе домой».

А описанное ниже, то, о чем мы сейчас расскажем, рассказал нам епископ, по имени Мартирос, видевший [все] своими глазами. Он сказал, что из страны франков прибыл другой патер, по имени Мельхиор, и привелось тому встретиться с шахом, который находился тогда в Тавризе. И шах, выступив со всей своей ратью из /196/ Тавриза, пришел в Гегамскую область; вместе с ним прибыл и патер Мельхиор, ибо он притворялся, будто приехал [к шаху] как посланник, и пользовался уважением шаха. Был он муж знатный и известный, и шах часто беседовал с ним. Однажды во время беседы Мельхиор сказал шаху: «Сюда раньше приезжали наши патеры, но их убили разбойники, и они погребены в горах; мне хотелось бы найти кости [их] и повезти на кладбище их отцов». А шах, будучи язычником по вере и по рождению и не придавая значения костям умерших, ответил ему: «[Делай] как знаешь». Тогда Мельхиор послал кого-то туда, те вырыли кости Глелуна и его товарища и принесли к нему, а он взял их с собой как мощи мучеников к себе на родину, в коренной Франкстан. И это было так.

Во времена, в которые мы нынче живем, в 1107 году нашего, армянского летосчисления (1658), в котором мы написали историю эту, привелось нам прибыть в величественный город Исфахан, ибо сюда приехал мудрый, великодушный и достославный патриарх всех армян, католикос святого Эчмиадзина, владыка Иакоб[154] для свидания и посещения вверенного ему словесного стада Христова, а также для нвиракских сборов[155] святого Эчмиадзина и еще для упорядочения светских дел при дворе государя. Для прислуживания ему приехали [сюда] многие из нас. Пошли мы домой к ходже Сафару в паломничество и на поклонение мощам святой Рипсимэ и многим мощам, которые там находятся, и, открыв мощи, увидели все и, выполнив обет, удостоились благословения /197/ святых. Кое-кто из именитых джугинцев рассказал нам еще несколько историй. Вот содержание этих историй[156].

Спустя некоторое время после тех событий, о которых мы выше рассказали, прибыл шах в Исфахан и по своей всегдашней привычке пришел домой к ходже Сафару. Оказались там случайно и какие-то франкские патеры из того же ордена, что упомянутый выше патер Глелун. Во время беседы коснулись мощей святой Рипсимэ, и все мощи были принесены к шаху для всеобщего обозрения. Когда открыли мощи, патеры нашли удобный случай и попросили шаха дать им в качестве дара какую-либо часть этих мощей. И шах сам взял одну из костей, ударом ножа раздробил ее, половину кости опять бросил к остальным мощам, а другую половину отдал патерам; и они взяли ее и спрятали у себя. Шах велел ходже Сафару унести остальные мощи и спрятать; они были унесены прочь, положены туда, где раньше находились, и там остаются по сей день. [Что же касается] части, которую патеры тогда получили, они повезли ее в страну Бандар[157], в город, называемый Гоа, построили в том городе монастырь, и в основание церкви того монастыря положили тот кусочек. И монастырь тот нынче является женским монастырем, в котором живет множество женщин-отшельниц. Итак, благословен бог ежечасно.

/198/ ГЛАВА 17

О том, каким образом или по какой причине увезли в город Исфахан десницу[158] святого Григора, нашего просветителя, и камни святого Эчмиадзинского Престола

Великий царь персов шах Аббас первый выселил армянский народ из коренной Армении и погнал их в Персию с целью опустошить страну армян и застроить страну персов, уменьшить [численность] народа армянского и увеличить — персидского. И так как сам шах Аббас был человек осторожный и предусмотрительный, всегда и беспрестанно думал и размышлял о том, как бы предотвратить возвращение армянского населения к себе на родину, чтобы осталось оно в стране персов (ибо армяне — те, что родились в Армении, — страстно желали вернуться в Армению), ради изобретения [этих] способов шах Аббас, унижаясь, снисходил с высоты своего величия и беседовал с армянами, с которыми встречался, — богатыми и бедными — как со значительными, именитыми мужами, заставлял говорить /199/ людей, а сам, удивляясь в уме, прислушивался к словам их и в душе копил несправедливость и вынашивал досаду.

154

Иакоб Джугаеци — эчмиадзинский католикос, был избран 8 апреля 1635 г., умер в Константинополе 1 августа 1680 г. по пути в Европу, куда юн ехал во главе делегации для переговоров о помощи в деле освобождения Армении от турецкого и персидского ига (см.: Г. А. Эзов, Сношения Петра Великого с армянским народом, стр. XIX и Др.).

155

Нвиракские сборы — добровольные на словах и обязательные на деле «пожертвования» в пользу Эчмиадзина, взимаемые во всех странах, где проживали армяне. Помимо денег нвираки собирали «пожертвования» и натурой (масло, мед, зерно, фрукты, шерсть, железо, ткани, фарфоровые изделия, товары, привезенные из армянских колоний, и др.).

156

В тексте приведена только одна

157

Бандар — по всей вероятности, имеется в виду Бендер-Аббас — порт на берегу Персидского залива, недалеко от о-ва Ормуз.

158

Десница святого Григора Лусаворича — эмблема католикосской власти, самая чтимая реликвия армянской церкви, хранящаяся и поныне-в музее при Эчмиадэинском соборе. Это изготовленная из серебра правая рука с перстами, сложенными для благословения. По преданию, в нее заключена часть мощей Григора Лусаворича. С десницей, без которой католикос будто бы и не был полновластным верховным патриархом всех армян, связано много историй, которые Аракел собрал воедино в своей книге.