Психоз

Когда ошеломленная американка вышла из кабинета, Барбара села за свой позолоченный рабочий стол. Она незамедлительно расскажет об этом инциденте Джейсону, а вечером ее указания уйдут в Нью-Йорк.

Неожиданно зазвонил телефон. Она подняла трубку и услышала голос Адамс. Адамс просила ее как можно скорее приехать в Равеншурст.

Ее хотел видеть Джейсон.

Глава 4

Постоялый двор находился з центре деревни. На первом этаже расположился шумный паб, из которого можно было пройти в более просторное помещение ресторана. Когда хозяйка убедила Пита, что комната очень тихая и уютная, он согласились снять ее.

— Я называю ее апартаментами молодоженов, — сказала женщина, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Конечно, это всего лишь маленькая комнатка, но лучшая из того, что у нас есть, — продолжила она, направляясь в конец коридора. — Особенно хорошо там зимой. Увидите это сами… После полудня она залита солнцем.

Комната была микроскопических размеров и обставлена как кукольный домик.

— Просто восхитительно! — восторженно воскликнула Мэгги.

Послеполуденное солнце, словно луч мощного прожектора, высвечивало кровать с балдахином. Вся мебель эпохи короля Георга состояла из кровати, кресла у камина и нескольких других мелочей.

Женщина положила ключ на комод и сказала:

— Ужин подается ровно в восемь, но паб открыт, и при желании вы можете туда спуститься прямо сейчас, Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, звоните. Я пришлю сейчас Чарли, чтобы он развел огонь и камине.

— Спасибо, миссис, — сказала Мэгги, направляясь к двери, словно давая понять, что старухе пора покинуть помещение и оставить наконец молодоженов наедине.

— Советую вам открыть окна, — сказала она, пытаясь через плечо Мэгги увидеть Пита, который уже осматривал кровать. — Когда в камине запылает огонь, здесь станет очень уютно.

— Спасибо, миссис, — повторила Мэгги, осторожно закрывая дверь перед носом у женщины.

— Мне кажется, ей хотелось бы поприсутствовать на представлении… — сказал Пит.

— Замолчи! — рассмеялась Мэгги.

Пит взял дорожные сумки и бросил их в кресло.

— Какой роскошный номер! Не здесь ли останавливались твои предки?

— Не говори глупостей. Ты заметил, как душевно она нас приняла? Должно быть, думает, что мы любовники или совершаем свадебное путешествие.

— Представь себе ее удивление, если мы сейчас спустимся выпить по кружке пива! Ты готова?

— Вперед, если умираешь от жажды. Я хочу принять ванну и чуть позже присоединюсь к тебе. Не возражаешь?

Ванна была лишь предлогом, и он это хорошо понимал: просто Мэгги хотелось побыть одной.

— Тебе незачем спускаться… Я выпью пару кружек и тут же возвращусь.

Он поцеловал ее в нос и вышел.

На землю опускались первые сумерки, но было еще достаточно светло, чтобы Мэгги смогла раздеться и сложить свои вещи. Джинсы и свитер она аккуратно повесила на спинку кресла. Завтра ей придется снова все это надеть. Ее гардероб, находившийся в дорожных сумках, был весьма ограничен.

Она наполнила ванну, приподнятую над полом на четырех львиных лапах, влила в горячую воду ароматного геля и медленно погрузилась в воду. Подложив под голову полотенце, вытянулась во весь рост и облегченно выдохнула. Весь день она просидела на мотоцикле позади Пита, поджав ноги. Теперь Мэгги отдыхала в горячей воде, от которой поднимался пар, оседая мелкими каплями на зеркале.

— Синьорина?

С белым махровым полотенцем в руке к ванной подошла горничная. Синьорина лежала на спине в огромной, похожей на мини-бассейн, ванне, вделанной в пол. Положив на плавающий поднос свежий номер «Пари- матч», она листала журнал и одновременно жевала дольки апельсина.

— Синьорина! — пыталась обратить на себя внимание горничная. Она знала, насколько ее хозяйка не любила выходить из ванной. — Уже целый час вас ожидает синьор Чиолино.

— Передай синьору Чиолино, чтобы он убирался ко всем чертям, — ответила Мария.

Она резко повернулась в ванной, и вода выплеснулась на розовый кафельный пол.

— О! Синьорина! — задохнулась горничная и осенила себя крестным знамением.

— Прекращай кино, Татти, — поморщилась Ми рия. — Если не перестанешь выпендриваться, устрою тебя кухаркой в дом священника. Ладно, где этот твой синьор Чиолино?

— В гостиной.

— Веди его сюда.

Она оттолкнула от себя пенопластовый поднос и еще глубже погрузилась в воду. Желтый и зеленый свет подводной подсветки играл причудливыми бликами на ее обнаженном теле.

Синьор Ренато Чиолино с опаской вошел в ванную. Он никогда не поднимался на последний этаж в жилые комнаты дома на виа Лундовиджи, но знал, что иногди Мария принимает здесь своих друзей. Об этом сказал ему отец.

— Ренато? — услышал он ее томный, пленительный голос. — Я здесь, дорогой.

С тех пор как Мария уехала из Неаполя, она избавилась от резкого произношения своего детства, приобретенного на улицах в районе Пьяза-дель-Маркато, сделав свой итальянский мягким и певучим. И только в моменты бурных ссор язык трущоб, вырывавшийся из недр сознания, выдавал ее происхождение.

Ренато Чиолино медленно пересек белую комнату н на мгновение задержался перед дверью в ванную. Он сделал нерешительный шаг вперед и заглянул внутрь. Мария улыбалась ему, лежа в ванной. Он был моложе ее — лет двадцать пять, не больше — и внешне ужасно походил на студента, хотя, собираясь на эту встречу, оделся особенно элегантно. На нем был новый, с иголочки, костюм, в руках он сжимал букет цветов.

— О! Ренато! Как это мило! — улыбнулась Мария.

Она любила цветы, но они приводили ее в грустное

расположение духа — уж слишком быстро увядали…

— Дай! — сказала она, протягивая руку.

Мария села в ванне, обнажив свои порозовевшие от горячей воды груди. Ренато покраснел.

— О, Ренато! — заворковала она. — Не будь таким скромником! Ты же не первый раз видишь обнаженную женщину, не так ли? Тебе не жарко? Иди ко мне, малыш.

Он был очень красивым парнем, слишком красимым… Эти длинные вьющиеся волосы, стройное тело и такие лукавые глаза… Он совершенно не был похож на своего отца. В нем не было никакого обаяния — только красота, никакой грации — только тренированное, мускулистое тело. И тем не менее она вынуждена быть с ним ласковой и нежной. Этого хотел его отец, а ослушаться его Мария не могла.

Зачарованно глядя на совершенное тело женщины, Ренато опустился на колени у края ванны. Развязывая ему галстук, Мария обрызгала его брюки.

— О, Ренато, — засмеялась она, — ты сделал пи-пи?

Она откинулась на спину в воду, и новая волна залила розовый пол. Ренато отпрянул назад и рывком встал на ноги. Сегодня он первый раз надел этот костюм и боялся даже сесть, чтобы не помять безукоризненные складки на брюках.

— Сука!

Он швырнул букет роз ей в лицо. Она вскрикнула от неожиданности и тут же рассмеялась, глядя, как по поверхности воды поплыли розовые лепестки.

— Ренато, ты испортил такие восхитительные розы!

— Плевал я на эти цветы!

Он стоял в проеме двери в угрожающей позе: широко расставив ноги и сжимая кулаки. Мария начала собирать лепестки, но затем решила, что, плавая на поверхности, они делают ванну красивой. Она посмотрела на Ренато. Он прерывисто дышал, злился и явно не знал, как вести себя дальше. Она должна была сказать ему что-то ласковое, ободряющее, чтобы укрепить его самолюбие.

— Не злись на меня, пожалуйста. Я сожалею о своем плохом поведении.

— Ты когда-нибудь выберешься из этой лохани? — неожиданно улыбнувшись, спросил он.

Мария вздохнула. Она видела, что он буквально заставляет себя оставаться с ней любезным.

Вероятно, отец настроил его в той же тональности, как и ее. Она покачала головой.

Ренато нашел сухое место и присел на корточках. У него были длинные ноги с острыми коленями, что придавало ему угловатый вид.

— В таком случае как ты занимаешься любовью? — спросил Ренато более уверенным голосом.