Отец Пепла

— Не торгуйся, смертный, — велел бог с некой будто бы усталостью, — не пытайся договориться, не пытайся выставить условия. Все судьбы сейчас зажаты в одной руке, и она — не твоя. — Десница Туарэя немного приподнялась с подлокотника и опять опустилась. — Легат, немедленно пошли две декады под землю, но не в нижний город, а ещё глубже, через большой центральный подъёмник. Не все чужаки знают, что Охсфольдгарн — это город-порт. Глубоко под землёй, на берегу широкой подземной реки стоят многочисленные причалы и паровые корабли перемещают товары. Пусть легионеры установят контроль над фарватером, все корабли нужны мне в целости, вместе с экипажами, и, особенно важно захватить арсенал, где в сухом доке стоят корабли Улдина Зэльгафивара.

Фуриус Брахил не задавался вопросом, отчего бог сам не отдаст мысленные приказы, — очевидно, всё это было сказано для гномов.

— Сделано, мой император, солдаты выдвинулись на захват.

— Хорошо, — протянул бог, выдыхая струйки дыма с искрами. — На кораблях поместится вся казна рекса, все сокровища банка, а ещё рунные мастера, рунные кузнецы и каменщики. Я заберу ваших инженеров, механиков, металлургов и запас материала, всю машинерию, что можно будет демонтировать с подземных заводов. Всё это послужит прекрасным подспорьем для моей будущей империи.

— Мы будем выпотрошены, — понял молодой гном, — лишены состояния, дома, Рунной Палаты, промышленности… Армия уже разбита. Колено Зэльгафово прекратится.

— Да. А скольких гномов я ещё сожгу, — протянул бог. — Что, смертный, удивлён? Твой отец дышит, и пока всё так, месть не избыта. Дваульфари напали на мой народ, и их я хочу извести под корень. Многие уже погибли, но многие иные убежали под землю. Будут ли номхэйден прятать их или выдадут? Не важно, я различу моих врагов, отделю зёрна от плевел и предам твоих родичей пламени. Потом умрёшь ты, семя врага моего, умрут твои сёстры и мать, а затем я убью его. И всё. Месть завершится с его смертью — было сказано.

Мать прижимала к груди плачущих дочерей, сама не издавала ни звука. За долгие годы ужасного замужества эта женщина привыкла выносить удары судьбы с прямой спиной и непроницаемым лицом. А вот молодой принц будто почувствовал на своей спине тяжесть Элбороса, он покраснел, на лице вздулись вены, глаза метались из стороны в сторону, как у безумца. Туарэй наблюдал с потаённым любопытством и не удивился, когда Груориг Зэльгафивар внезапно вырвался из хватки легионеров и молнией ринулся к отцу. Он был быстр, намного быстрее любого иного гнома, но не мог сравниться с прытью Фуриуса Брахила.

«Не навреди».

Услышав ментальный приказ, легат погасил Светоч Гнева, перехватил гнома за предплечье и легко отбросил прочь, что ребёнка. При этом в руке Брахила остался нож, до поры прятавшийся в наруче принца.

Туарэй поцокал языком.

— Я никогда не читал Уклад, но знаю, что среди всех проступков, которые может совершить гном, есть три совершенно особенных. За них даже не казнят, только изгоняют, ибо преступник обречён и судьба сама накажет его. Ты знаешь, какие это проступки, легат?

— Да, мой император. Преступление против письменного слова. Преступление против гостя под твоим кровом. Преступление против собственной крови, особенно — отцеубийство.

— И этот гном вознамерился взять на себя страшное проклятье чтобы закончить вражду сейчас, упасти вершинных гномов от печальной участи, а свой дом — от разорения. Разве он не отважен?

Легат не ответил на риторический вопрос.

— Зря. Быть может, убивать твоих родичей я не стал бы, но казна, технологии, учёные и Рунные Мастера всё равно ушли бы. Это моя добыча, мой трофей.

— Я сохранил бы… семью… — еле слышно ответил принц, которого легионеры вдавливали в карту Хребта столь сильно, что могли и вовсе раздавить.

Бог вздохнул:

— Сегодня погибли многие, тем не менее, я не самый жестокий из богов. Дам тебе шанс, только один шанс, смертный. Я заберу с собой многих гномов, и они будут служить мне. Кто-то заупрямится, кто-то затаит злые умыслы, это не так важно, в итоге все они покорятся. Но было бы хорошо, окажись под рукой некто, способный привести это стадо в мой хлев без кнутов и плетей. Я доверю это тебе, Груориг, Улдинов сын. Ты станешь вождём гномов, которые поклянутся мне в верности, сохранишь близких, но в обмен и сам присягнёшь мне на Укладе. В противном случае история Колена Зэльгафова в Царстве Гор всё равно окончится. Помнишь белых гномов? Знаешь, за что их изгнали с Хребта? Я знаю. Я всё знаю.

Груориг шумно дышал, придавленный двумя огромными легионерами, отвечать он не собирался.

— Поздно уже, ночь наступает. Времени тебе до следующего дня. Уведите и заприте его надёжно, убедитесь, что в помещении нет тайных лазов. И снимите с него доспехи, без них этот гном — всего лишь смертный.

Легионеры подняли и понесли Груорига прочь, его ноги болтались высоко над землёй.

— Женщин касается то же. Они не должны сбежать… лучше верните их туда, откуда привели, кажется, их отец знал, как держать птиц в клетке.

Когда зал опустел, Туарэй поднялся с трона и медленно побрёл по самоцветам, которыми был выложен пол. Он остановился там, где золотом было выписано рядом с крупным рубином «Охсфольдгарн».

— Что делать с рексом, мой император?

Бог задумчиво склонил рогатую голову набок.

— Думаю, он не убежит. Просто выдели слугу, что будет подливать ему в рот воды и вытирать под ним пол до рассвета. Обязательно поставь легионера охранять. Улдин Зэльгафивар должен жить.

— Будет исполнено.

— А пока что… М-м-м, к утру здесь должны быть обитатели посольских кварталов, не все, но самые значимые. Передайте им гарантии безопасности, я хочу, чтобы они стали свидетелями. Что ещё? А, да, объявите в нижнем городе, что номхэйден не следует бояться, все лояльные гномы будут приняты под руку нового владыки, мятежники уйдут в огонь. Пусть к утру они поднимутся на поверхность и начнут понемногу расчищать руины, гулгомы им помогут. Заодно и посмотрят, что я делаю с врагами, преисполнятся покорности. Пока что всё. Идём, легат, посмотрим на мою новую сокровищницу.

— Мой император, а что с Рунной Палатой?

— А что с ней? — спросил бог.

— Она закрыта с начала битвы, никто не входит и не выходит.

Туарэй почти по-человечески пожал плечами: