Отец Пепла

Оредин закрыл лицо широкой ладонью, он недавно проснулся, но уже так устал. Бесконечная отцовская жадность убивает всё хорошее вокруг,

— Будем надеяться, что здесь череда наших неудач оборвётся.

Надеждам Оредина не суждено было оправдаться. В скором времени, как только выглянуло солнца, из лагеря к разведчикам в дозорные башни был послан приказ вернуться. Те подтвердили получение, но, не прошло и четверти часа, как засверкали сигналы тревоги. Сразу обе башни подверглись атаке и просили помощи. Без овнов добраться к ним быстро было невозможно, однако, и бросить разведчиков Оредин не мог.

— Немедленно снять мортиры с гулгомов.

— Оредин?

— Что непонятно, Озрик? Более удобного и быстрого транспорта у нас нет.

Приказ наследника бросились исполнять. Пушкари сняли крепёжные цепи и скатили на землю громадные рунные мортиры, а мастеровые гномы на скорую руку оковали каменные платформы перилами. Воины погрузились: латники, стрелки, огнеметатели.

— Спешите!

Гулгомы встали на ноги, вознеся гномов на высоту более пяти саженей, и вышли из лагеря. Один двинулся на северо-восток, другой — на юг.

Оредин поднялся на внешнюю стену и следил поочерёдно то за одним, то за другим, а потом так и остался наверху. Солнце опять скрылось, наследник взглянул на облака с тоской.

///

Прошли часы, погода испортилась окончательно, запорошил мелкий снег. Горящая нефть выбрасывала в воздух черноту и вонь. Наследник крови не спускался, он ждал и первым увидел, как с северо-востока возвращался гулгом. Немного погодя показался и второй. Скоро они вошли в лагерь и опустились, усталые гномы, ступив на твёрдую землю, едва ли не бросались целовать её — качка сильно измучила их. Старшие десятники поспешили в шатёр с докладом. Оба говорили одно и то же:

До прибытия подмоги никто из разведчиков не дожил, причём, они были убиты почти сразу, как только добрались до башен, ещё до нападения на лагерь. Скаковых овнов нигде не было, следы копыт терялись на горных тропках.

— Но кто-то же нам сигналил всё это время! — возмутился один из воевод.

— Они и сигналили, — сказал Оредин мрачно, — дылды.

— Но откуда им знать…

— Вы меня не услышали, почтенные, и я в гневе оттого, что должен повторять: мы пришли на войну с примитивным племенным войском, а вместо него столкнулись с вражеской армией. Вы не можете не понимать разницы. В частности, у них есть своя разведка, и, я уверен, за полторы тысячи лет люди постарались изучить нас во всём многообразии и доступной глубине. Как враг освоил сигнальный язык — Мать-Гора ведает, но он им владеет, и вновь опережает нас.

Гномы за столом шумно сопели.

— И что же это всё значит? — наконец спросил Троин эаб Феладан.

— Разведки у нас больше нет, — вот что, — проворчал эаб Годвур, сжимая бороду в кулаке.

— В какую игру эти выродки с нами играют? Зачем…

— Они не играют. — Оредин смотрел в одну точку прожигающим взглядом. — Каждый их удар до этого момента: по командованию, по припасам и по разведке, наносил ущерб ещё и боевому духу. Сейчас они ударили по духу с удвоенной силой, они хотят, чтобы мы верили, что находимся в полной их власти и наше поражение предрешено.

Офицеры смотрели на Оредина, ожидая, что он убедит их в обратном. Наследник крови молчал, не желая признавать, что единственный разумный путь сейчас — позорное отступление. Он ненавидел своего отца, но при мысли, что Улдин будет презрительно отчитывать сына, крутило кишки и тело покрывалось холодным потом. Толстые узловатые пальцы сжались до хруста, молодой гном шумно сопел.

Озрик с кряхтением поднялся, обошёл стол нетвёрдым старческим шагом, и приблизился к резной тумбе, что стояла в дальнем от входа правом углу шатра. На тумбе имелся футляр, сработанный из горного хрусталя, а над ней висел бронзовый, позолоченный лик Туландара. Эти предметы можно было найти в жилище любого истинного гнома, их также часто помещали в местах, где принимались важные решения. Внутри хрустального футляра находился большой толстый том, убранный в драгоценный оклад, — Уклад, единственная книга, которую гномы считали священной как вещь в себе.

Открывать футляр имел право только хозяин жилища, либо, в некоторых случаях, самый старший из присутствовавших гномов. Обычно эти условия совпадали, но не сегодня. Озрик бережно изъял книгу и с большим трудом перенёс её к столу, аккуратно положил перед Оредином, утёр рукавом пот со лба. Наследник крови посмотрел на оклад, на запыхавшегося старика, разжал кулак.

— Ты прав.

— Знаю, мой мальчик.

Оредин положил руку на священную книгу.

— Как же ты прав, старый друг. Вы, все, слушайте! Я хочу сделать то, что предводитель делать никогда не должен, — признать свою ошибку. Мастер Озрик напомнил мне, что мы с вами счастливцы от рождения, ведь мы — гномы. Я сказал вам, что мы бьёмся на чужой земле, но это не так, Хребет принадлежит нам по праву металла и крови, и мы напомним об этом дылдам. Они умеют красться в тенях, а мы можем бегать по гравию без малейшего шума. Они могут прятаться под камнями, а мы умеем притворяться камнями. Я сказал вам, что у нас нет разведки, но я соврал, ибо у нас есть опытные гномы, которым просто придётся передвигаться самостоятельно. Мастер?

— Слушаюсь! — командир разведчиков стукнул кулаком о шлем.

— Подготовь лучших, пусть облачатся в каменные плащи, возьмут припасы и выступят парами, ночью, желательно, в новолунье. Они умеют выживать в горах лучше кого бы то ни было, пусть не спешат, пусть ищут логово зверя, его тропы, его схроны, его секреты, а когда найдут, — приведут нас и возмездие на лезвиях топоров.

— Слушаюсь!

Разведчики прокрались за внешние стены следующей ночью, когда облака застлали небо и ни звёзды, ни луна не смогли бы предать их.

Хоть наследник крови и решил, что корпус будет ждать вестей, без дела сидеть он никому не позволил. Оредин внимательно следил за болящими ратниками, а здоровых отправлял наружу копать всё новые линии рвов и валов. Пусть враг думает, что гномы упрямо окапываются для отражения штурма. Пусть враг думает, что гномы не понимают, что никакого штурма не будет.