Отец Пепла

— Лучший из дней, — прошептал Хиас, прилагая все силы, чтобы не потерять сознание.

— Первый приказ тебе, Вершитель: найди среди уцелевших гномов соглядатаев горного престола, найди тайные тропы и способы, которыми они выносят сведения вовне, поймай, допроси, узнай правду.

— Будет исполнено, мой бог.

Братья попытались помочь ему подняться с колен, однако, Хиас отказался и справился сам. Весь обратный путь он тоже проделал самостоятельно, почти ничего не видя от боли, которая становилась лишь сильнее.

— Вы знаете, что делать, действуйте, братья, — сказал он слабым голосом, садясь на пол в своём чулане. — Я… немного отдохну.

— Повинуемся, Вершитель, — ответили те, удаляясь с поклонами.

Лица и головы всех братьев были целы, ни следа от старых татуировок, ни единого волдыря. Тем временем Хиас чувствовал, что вся его голова стала одним сплошным ожогом, но не искал зеркал или лекарей. Как и всё, что нисходило на него свыше, эту боль Хиас принял покорно; закрыл глаза и стал глубоко дышать.

Минула долгая холодная ночь в горах и на одиннадцатый день после своего ухода, перед вратами Охсфольдгарна появился Груориг Зэльгафивар.

Наследнику крови не препятствовали, он вошёл в предел городских стен и направился к разверзнутой крепости, шаркая едва поднимавшимися стопами. Цепи волочились по земле и громко звенели, а сквозь обрывки одежды проступала почерневшая кровяная корка — там, где звенья разорвали кожу. Сотни гномов, что разбирали руины верхнего Охсфольдгарна, видели его, весть расходилась во все стороны и свидетели преумножались. Но Груориг не видел никого, разом постаревший будто на полвека, исхудавший и согбенный, с ладонями, ободранными до мяса, он медленно и неуклонно возвращался в разорённый дом. Мало-помалу номхэйден и немногие дваульфари, прятавшиеся среди них, стали кланяться ему в спину.

Когда Груориг вошёл в тронный зал по рассыпанному злату, там вдоль стен и под колоннами стояли сотни гномов воинского сословия, — выжившие после божественного удара, оправившиеся, со следами страшных ожогов, и те, кому посчастливилось оказаться вдалеке от испепеляющего жара. Все они недавно были заточены, либо валялись без памяти, одурманенные зельями, чтобы не сойти с ума от боли, но теперь стояли здесь, покрытые доспехами, при оружии. Появление последнего Зэльгафивара заставило их на время забыть о гневе и страхе, — даже о драконоликом божестве, занимавшем трон, — все взгляды были прикованы лишь к наследнику крови, волочившему за собой цепи, не то живому, ни то драугру, бредущему сквозь туман прижизненных мук.

Груориг остановился перед троном Доргон-Ругалора, в его взгляде отразилось какое-то понимание, лишь когда на глаза попалась мать и сёстры. Они стояли там же, где при отце, живые и невредимые.

— Исполнил ли ты долг перед родителем, принц? — донёсся отовсюду трубный голос бога.

— Да. Он похоронен по обычаю.

Груориг едва мог говорить, слова с трудом покидали пересохшую глотку.

— Хорошо.

Цепи, опутывавшие тело гнома, сами собой и сползли с него, змеями устремились к пьедесталу, из которого были вырваны и вновь стали его частью. Будто лишь они поддерживали Груорига, освобождённый он потерял силу и стал медленно падать навзничь. Тёплые мягкие руки подхватили принца, любимые лица матери и сестёр склонились над ним. Удерживаясь в сознании, но не имея никаких сил, он не был уверен, что происходило теперь. Откуда-то под сводами тронного зала взялась золотая бадья, тело погрузилось в горячую воду, его тёрли, скребли, костяные гребни чесали спутанную бороду, а усы тяжелели от вплетаемых колец. Потом над ним замелькали морщинистые лица, покрытые татуировками; одну за другой части тела сковывала ещё большая тяжесть, пока мир не померк в темноте с лишь двумя источниками света. И из прошлого явилась сила. Боль отступила, немощь истаяла, он вновь, как и прежде ощутил способность крушить скалы, метаться ветром, убивать бессмертных…

Груориг Улдин эаб Зэльгафивар вздрогнул и сел на ложе, лязгая металлом. Его тело покрывал отреставрированный доспех прародителя Зэльгафа, сверкавший чёрной эмалью с глубоким фиолетовым отливом, с обновлёнными рунами, огненным плюмажем и личиной, подведённой золотыми линиями. Рунные кузнецы поднесли наследнику сверкающий как чёрное зеркало щит, а также топор, со спины был накинут пурпурный плащ.

Чудовищный враг, завоеватель поднялся с трона. Он приблизился, стянул края плаща и закрепил их на шее Груорига золотой фибулой в виде руны «дракон».

— Время подтвердить клятвы, принц.

Фуриус Брахил, старый враг приблизился, медленно разомкнул крылья и протянул зажатый в когтях Уклад. Льдистые глаза, окаймлённые пламенем, следили внимательно, они казались настолько холодными, насколько холодным может быть ненавидящее солнце. Груориг не сомневался в том, что легат надеялся на мятеж.

Однако же обещания были даны и условия соблюдены. Гном опустился на одно колено и коснулся священной книги.

— Сейчас стою в чертогах за пределами жизни, и все предки мои смотрят на меня, и слышат меня, и свидетельствуют мне в том, что отныне я и все потомки мои, и все, кто верен мне — слуги твои, и тех, кто придёт за тобой до одиннадцатого нашего колена. Распоряжайся нами, мой бог.

Доргон-Ругалор, видевший, как вместе с Груоригом на колени опустился дух Зэльгафа, а за ним и прочие духи, явившиеся свидетельствовать клятву последнего живого потомка мужеского пола, удовлетворённо кивнул. То, что следом за Груоригом колени преклонили и остальные гномы, бывшие в тронном зале, стало лишь штрихом.

— Иди за мной, принц.

Под звон попираемого золота, бог покинул зал и двинулся к краю раны, что сам нанёс крепости. Вокруг его тела медленно набирал силу огненный абрис и сухой горячий ветер устремлялся во все стороны. Добравшись до колоссального оплавленного пролома, Доргон-Ругалор ступил на воздух и пошёл по нем как по камню, а Груориг вынужденно последовал и под его металлическими сапогами тоже оказалась твердь. Наследник крови увидел, что на площади под стенами крепости собралось великое множество гномов, которые следили за божественным явлением и за ним самим, Груоригом. Когда Доргон-Ругалор остановился в избранной им точке посреди пустоты, наследник встал рядом.

Голос бога зазвучал повсеместно и говорил тот на гонгаруде: