Синдром космопроходца

Каркнуло. Капот флайера ощутимо просел под весом внушительной черной птицы, рухнувшей на него с неба и, кажется, даже не затормозившей. Мелкие поганцы тотчас брызнули в стороны, повисели в безопасной близости и, собравшись в золотой гудящий (Рокотову в звенящем шепоте слышалось осуждение) рой, унеслись в лес.

«А ведь ничто не мешало им атаковать», — подумал Рокотов.

Означало ли это, будто перед ним находится еще более опасная тварь – неизвестно, но приматы с ней связываться не хотели.

Ворон встряхнулся, каркнул им вслед, а затем красноречиво посмотрел на Рокотова. Если бы приподнял крыло и спрятал под ним голову, выглядело еще показательнее, но смысл невысказанной фразы дошел и так.

— Да, дурак и не лечусь. Спасибо, — буркнул тот, испытывая и сильнейшее облегчение, и благодарность, и стыд за то, что гнал от себя все время такую умную и полезную птицу.

Ворон никак не отреагировал на его слова, отвернулся, нахохлился и все же спрятал голову под крыло, вероятно, намереваясь спать.

«А ведь эти птицы по ночам летать не могут, чай не совы и не какие-нибудь рукокрылые, — подумал Рокотов, но не стал делиться соображениями на данный счет с вороном; написал Нику о том, что поминки по нему отменяются, получил в ответ прозвание удачливым засранцем, который сначала всех поставит на уши, а затем выкрутится; с чистой совестью устроился поудобнее в пилотском кресле, прикрывая глаза и пробуя вновь заснуть. Спать сидя было для него привычно, опять же, обстановка способствовала расслаблению, а о трещинах на пласт-стекле он временно запретил себе думать.

…Рокотов не сразу сообразил, насколько на поляне посветлело, а потом глянул вверх через прозрачную крышу, и у него захватило дух. Небо полностью очистилось от туч, с него смотрели яркие острые звезды. Несколько из них сформировали ковш, венчаемый синей половиной луны – спутником, которого у Нового Йоркшира никогда не было. Видимо, снова произошел выброс газа на Гиблом болоте, только все же странно он выглядел: неправдоподобно похожим на планетоид.

Ворон протяжно вздохнул, высунул голову из-под крыла, внимательно-ехидно-сочувственно посмотрел на Рокотова и произнес:

– Спи уже, наконец.

И Рокотов настолько удивился, что действительно уснул.

Сон, привидевшийся ему за три часа до рассвета, оказался странным. В нем Рокотов оказался в месте без верха и низа. Однако оно не имело ничего общего с невесомостью или искусственной гравитацией, уже давно позволяющей использовать одни и те же помещения вдвое большему числу людей (все административные здания могли похвастаться подобным). Здесь же просто переплетались бесконечные лестницы, скалы и водопады.

Интригующее место. В книге, которую он прочел от корки до корки, упоминалось про хождения по снам (в том, что он именно спит, Рокотов не сомневался и все в мельчайших подробностях помнил из своих злоключений в реальности).

«Всегда вверх, – утверждал основной принцип, описываемый в книге, – нельзя спускаться, заходить в подвалы и землянки».

Автор, имя которого ничего не говорило, утверждал, будто это может быть смертельно опасно, и сейчас Рокотов чувствовал: именно так и есть. Если он ошибется — его верх окажется низом, а низ верхом — то может и не проснуться.

— Запутался?

Во сне кого вспомнишь, тот и появится. Психологи утверждали, будто таким образом то ли индивидуализируется подсознание, то ли левое полушарие мозга, неспособное к устной речи, пробует договориться с правым, в котором содержится основная часть сознания — Рокотов никогда не увлекался вопросами мозгодеятельности, зато три месяца делил в общежитии комнату с повернутым на всей этой хрени однокурсником. Он же утверждал, будто чужое подсознание тоже можно вызвать на контакт. Вот только Рокотов о Витэре не вспоминал и видеть его не желал точно.

– И как же ты поступишь? — тот склонил голову набок и растянул губы в улыбке, однако взгляд его остался холодным и расчетливым.

«Словно к объекту исследования под микроскопом», — подумал Рокотов с неприязнью и пожал плечами.

— Посижу на камушке, полюбуюсь на эту красоту, -- ответил он.

Витэр приподнял бровь.

– Я знаю, что сплю, – Рокотов сжал кулак и отогнул указательный палец. – Я знаю о законах сновидений, побуждающих к действиям, – к указательному присоединился средний. – И я предполагаю при неизменности в пространстве собственного тела перемену декораций. А пока стану любоваться восхитительным пейзажем.

– Удивительно. Он оказался прав: вы все же эволюционируете, – сказал Витэр. – Сами. Без нашего участия. Я лишь не знаю: хорошо это или плохо.

Хотелось бы Рокотову спросить, кто такой этот «он», только вряд ли ему ответили бы: у подсознания не отыщется информации, а Витэр попросту не захочет пояснять.

– Ты же, наверняка, знаешь, как человек становился человеком?

Наверное, действительно был в курсе, раз разговор происходил во сне: здесь, по идее, возможны лишь сведения и так ему известные, но кажущиеся неважными или забытыми. Рокотов не помнил, чтобы где-то читал об этом, интересовался или просто слышал.

– Нет. Скажи, – предложил он.

– В какой-то момент ваши предки стали последовательно отказываться от инстинктов, – не стал увиливать от ответа Витэр. – От всех, присущих животным. Вам рассказывали о первобытных народах, не могли не делать этого.

– Можно подумать, кто-то внимательно слушал лекторов по истории в начальных классах, – хмыкнул Рокотов. – Это ж такая древность! Мы про докосмическую эру способны сказать лишь, что она когда-то была.

– Неважно увлекался ты историей или нет, – отмахнулся Витэр. – Ты слышал, в твоей генетической памяти содержится неописуемо больше, нежели ты осознаешь, и что такое инициация, ты все равно знаешь.

– Испытание. Переход мальчика в мужчину.

– Нет! Доказательство человечности: отсутствия страха перед смертью! – заявил он твердо и спросил: – У тебя есть сестры, Максим Рокотов?

Он покачал головой:

– Нет. Во всяком случае, насколько мне известно. Я давно разорвал отношения с биологическими родителями. Возможно, разочаровавшись в неблагодарном сыне окончательно, они решили завести нового ребенка. Вероятно, женского пола.

– И ты хотел бы совокупиться с ней?

Рокотов скривился.

– Вот! – обрадовался Витэр.

– Что «вот»?! – разозлился Рокотов.

– А животному было бы все равно с кем сношаться.

– Близкородственные связи недопустимы. Из-за них генетические уродства случаются!

– У кого?! – изумился Витэр. – У вас? Давно научившихся не допускать нежелательного приплода? – и расхохотался резким каркающим смехом. – Однако тебе противно от одной лишь мысли о подобных отношениях. На то и генетическая память, чтобы ты, не догадываясь почему, отвергал их.

– Поясни.

– Отказ от инстинкта размножения: сношения с любой особью противоположного пола с целью получения потомства, – ответил Витэр, скрестив руки, но не в отгораживающемся жесте, а каком-то совершенно по-другому выглядящем: кисти лежали на плечах, свободно. Затем Витэр расплел их, подняв до уровня висков, показал Рокотову открытые ладони.

Того словно накрыло теплой волной. Рокотов перевел дух, попытался сбросить неуместные ощущения, но ничего не вышло.

– Не чувствуешь ли ты ко мне необъяснимую симпатию, человек? – усмехнулся Витэр. – А ведь я тебе не нравлюсь.

– Еще как… – процедил Рокотов сквозь зубы.

– Ты видел когда-нибудь изображения на древних иконах? Ну же, Максим, неужели и культуры древности вы не изучали?..

– Я… не помню.

Витэр опустил руки, вздохнул, возвел очи горе.

– Ну ладно… – обронил он. – Зато ты знаешь, что брак присущ только людям, хотя вы уже перешагнули ту черту, которую предки считали непреодолимой. Вам попросту она стала не нужна в виду меньшей зацикленности на совокуплении.

Он специально использовал термины, вызывающие неприятие, Рокотов понимал это и все равно поддавался, влекомый рекой чужих умозаключений.