Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 39

— Дед Василь, останови! — Закричала я, стуча в переднюю стенку. — Останови скорее!

Лекс. За некоторое время до этого

Я современный человек, привыкший к правилам цивилизации и нормальному человеческому поведению. Да, я из благополучного большого города, из обеспеченной интеллигентной семьи. Поэтому такое отношение — как к отбросу, недочеловеку, точнее — не-эльфу, второму или третьему сорту, было для меня диким.

Конечно, я не идиот, и не стал кричать: «Вы не имеете права! Верните меня назад!». Куда вернуть-то? Кажется, некуда. Портал, проход — что это было? В общем, он закрылся. Но я прекрасно понимал, что долго так не продержусь. И просвета не видно. Я бы даже не сказал, что «хозяева» презирали или ненавидели меня — большинство из них просто не замечали. Кормили без особой роскоши, так, чтобы жил и не заболел. Но меня не покидало ощущение, что нахожусь здесь на правах домашнего животного, которого кормят, а потом убьют. Животных — на мясо, а меня — для развлечения.

Вряд ли я смогу заслужить примерным поведением другую жизнь. Если ничего не сделаю, просто сгину однажды от ран, побоев, или от противника, не рассчитавшего удар. Поэтому вопрос побега занимал меня постоянно. Ну и что, что мир вокруг чужой — он похож на наш, значит, самостоятельно выжить в нем можно. Ну, или хотя бы попытаться.

И тут мне заявили: «Пойдешь туда!».

Быстро промыли раны, намазали заживляющей мазью, и куда-то повели. За это время я успел представить, что ведут на рынок. Что такое рабский рынок, еще не довелось увидеть, но фантазия заработала на нереальных оборотах. К счастью, меня просто вручили новой хозяйке. По сравнению с той альтернативой, которую успел нафантазировать — ничего страшного. Про себя хмыкнул: надеюсь, эта хозяйка — не владелица местного борделя? И что я к этому борделю прицепился, сам не понял.

В любом случае, теперь придется приспосабливаться к новому месту обитания. И искать новые пути побега. Прямо сейчас вырваться не получится, поэтому оставалось только подчиняться. Но, когда они захотели надеть на меня настоящий ошейник…

В замке я ходил без каких-либо цепей или кандалов. Впрочем, на ночь как раз надевали цепь на ногу и закрывали в общей казарме, среди таких же «тренировочных» рабов. Пользуясь относительной дневной свободой, я запоминал передвижения торговых обозов, как часто сменялись стражники у ворот, что они проверяли…

А теперь ошейник?! Вначале я дрался, потому что это самый рабский атрибут, который только можно представить. Может, потом и передвигаться заставят исключительно на коленях? Естественно, в итоге меня скрутили, и застегнули эту рабскую вещь на шее.

А потом еще эта девушка, новая хозяйка, говорит, что ошейник контролирует мысли! Я представить не мог подобное. Мысли! Да у меня ни одной хорошей мысли нет, неоткуда им взяться! А если мечты о побеге станут известны?

Правда, в дороге ничего необычно не происходило. Может, все это чтение мыслей — просто вранье и сказки?

Девушка продолжила издеваться:

— Ты годишься только для постели!

В другой ситуации мне бы польстило это предложение, хотя, конечно, высказанное не таким тоном. Девушка красивая, не спорю. Вообще, все представители этой расы красивые, уродливых я не встречал. Но после ее слов в первый раз захотелось нахамить женщине и сказать что-то вроде: «У меня на тебя не встанет! В неволе не размножаюсь!»

Удержали только остатки воспитания и легкий налет цивилизации, оставшийся еще с прошлой жизни.

Зато, когда она начала откровенно издеваться и озвучивать варианты, понял, что можно и нахамить напоследок. Почему напоследок? Вряд ли мне долго позволят высказывать свое мнение. Скорее всего, ровно до того момента, пока не прибегут охранники. Ответить еще ничего не успел, а холодное бешенство уже ударило в голову.

Глава 8





Лекс. Некоторое время назад

Профессиональным военным я не был, специальных знаний и умений, конечно, не имел… Но считать себя мужчиной мне никто не запретит, и гордость тоже никуда не делась.

Только сейчас понял, что особо унижать меня никто не стремился. Видимо, достаточно было того, что я по-иному отрабатываю проживание — парируя удары. Да, это не самая унизительная жизнь, хотя я боялся, что она может стать очень короткой.

О том, чтобы вернуться в свой мир, я пока старался не думать, потому что тогда накатывала тупая безнадежность. И о том, что сбежать — это одно, а вот выжить самостоятельно — совсем другое. Где я жить буду? В лесу? А что там есть? Дичь ловить?

Но, когда меня передали новой хозяйке, понял, что зря жаловался сам себе на прошлую жизнь. Почувствовав на себе ошейник, а потом услышав о его назначении, чуть не впал в неконтролируемую панику. Злость, возмущение, отголоски страха и паники — если бы этот прибор действительно работал и обо всем докладывал «хозяйке», мне было бы откровенно стыдно.

Поэтому я постарался успокоиться, первым делом избавиться от страха. Вроде бы, получилось; вот только на его смену пришло бешенство, и я даже не собирался изображать покорного пленного, послушного раба. Как в той широко известной притче о белой обезьяне: как только потребовалось о чем-то не думать, мои мысли стало невозможно переключить на что-то другое. Да плевать! Пусть знает! Что они хотели услышать от меня? То, что я обожаю своих владельцев? Тогда они идиоты. Я, кстати, так долго продержался, не взорвавшись и не попытавшись поднять бунт, только потому, что и так постоянно дрался. И пусть били в основном меня, но у меня была возможность как-то им отвечать.

А теперь эта девица хочет сделать из меня какую-то комнатную собачку! Местную шлюху! Еще и язвит! Ненавижу их всех! Ненавижу этот гребаный мир! То место, куда меня везут, уже заранее ненавижу! Если бы не был прикован к этому гребаному столбу, уже сбежал бы. Нет, женщину я бы не ударил, но оттолкнуть ее смог бы спокойно. Оттолкнуть и выскочить из этого фургона. А от старика избавиться, не убивая — тоже пара пустяков.

И тут почувствовал, что кожаная полоска на моей шее нагревается. Вначале решил, что показалось, просто кровь к лицу прилила от злости.

Нет, ошейник действительно стал теплее… потом почти горячим, а висок кольнуло острой болью. Потом болью стал наливаться затылок — противной, ноющей головной болью. Неприятно, очень. Это то, что мне девушка обещала? Наказание за «плохие мысли»? Кстати, а как зовут мою новую хозяйку? Что-то нас не догадались представить друг другу.

А боль усиливалась, нарастала, и я уже еле удерживался, чтобы не застонать, или не потянуться рукой, пытаясь помассировать виски в тщетной надежде на облегчение.

Девушка никак не реагировала, злорадства или понимания ситуации на ее лице я не заметил. Видимо, не так этот ошейник действует, как я подумал: не передает мои мысли владельцу, а наказывает за них болью! И что теперь мне сделать, чтобы голова попросту не взорвалась? И эта боль еще стала расходиться волнами по всему телу, простреливая вспышками то в руки, то в ноги… Нужно подумать о хорошем? О том, как я всех этих местных люблю? Да поздно уже. Боль питала ненависть, и все по кругу…

Но тут ошейник начал душить по-настоящему. Я даже не понял, то ли он действительно стал сжиматься, то ли мне показалось, а воздуха не хватает из-за приступов боли. Схватился за кожаную полоску, стараясь оттянуть ее от шеи, и уже хотел попросить снять, и плевать на гордость! «Снимите, снимите с меня ЭТО!» — хотел закричать я, но почему-то не смог выдавить ни слова. Как в страшном сне…

Кажется, со второй попытки получилось:

— Снимите, пожалуйста, больно! Не могу дышать! — кажется, все же удалось закричать, если мне не показалось. Потому что вслед за этим перед глазами поплыло зеленое марево, а в ушах зашумело.

Мэйри

— Дед Василь!

Кто же знал, что этот ошейник так сильно действует! В теории все было классно — не нужно сторожить пленника, привязывать или как-то ограничивать свободу передвижений. Но, или мне такой строптивый экземпляр попался, или я чего-то не учла.