Захват Неаполя. Берёзы

– Входи, не бойся… – Бертран де Марти взял на руку рыцаря. Его рука была ледяной и влажной от пота, ведь Мирпуа впервые входил в святая святых катаров – сокровищницу и дарохранительницу, перевезенную еще в начале альбигойского крестового похода покойным Жильбером де Кастром из Сен-Феликс-де-Караман в Монсегюр, подальше от алчных взоров и загребущих рук Симона де Монфора и его рыцарей. – Ты первый… – епископ вздохнул и добавил, – и последний, кто входит из простых смертных в это помещение…

Бертран де Марти поочередно зажег смолистые факелы, закрепленные на стенах помещения. Их переливчатый и рассеянный свет выхватил из кромешной тьмы несколько больших сундуков, каждый из которых смогли поднять шестеро крепких мужчин, да и то, только когда они были пустые, ровные ряды крепких кожаных мешков и большую шкатулку, богато инкрустированную золотом, слоновой костью и украшенную искусной резьбой, изображавшей сцены из жизни Христа и Тайную Вечерю.

– Бог мой, – прошептал Мирпуа, – неужели это…

– Не забивай голову ненужными вопросами, сын мой… – спокойно ответил ему епископ.

– Но…

– Впрочем, если тебе от этого станет легче – можешь думать все, что заблагорассудится… – Бертран де Марти встал возле шкатулки, но не прикоснулся к ней. – Её открывали только тогда, когда умирал Верховный Просветленный, дабы его душа могла прикоснуться к… – он замялся, – и получить Утешение… – он бросил быстрый взгляд на рыцаря. – Решение об открытии священной реликвии принимают все Высшие Просветленные. Только они вправе позволить или отказать. Теперь же, когда остался только я, – он грустно улыбнулся, – никто не сможет открыть ее. – Он решительно посмотрел на рыцаря. – Страшные кары постигнут того, кто осмелится открыть этот ларец. Казни египетские покажутся детскими забавами, сын мой.

– Для чего вы говорите все это, отче? – Пьер-Рожэ посмотрел на епископа.

Бертран де Марти присел на один из мешков, расправил складки своего черного одеяния, шумно выдохнул и произнес:

– Для того чтобы ты знал, что завтра они навеки исчезнут из замка, – он выдержал паузу и добавил, – они останутся лишь призраком и недостижимой легендой для алчных католиков, воскреснув лишь тогда, когда Господь сочтет это нужным…

– Господи! О чем вы говорите, отче?! – всплеснул руками де Мирпуа. – замок обложен со всех сторон, даже мышь не проскочит! Одно дело, когда попробуют налегке вскочить с десяток людей, а тут! – Он кивнул в сторону огромных сокровищ.

– Вот, легенда уже началась… – улыбнулся епископ. – Не пройдет и десять лет, как станут рассказывать, будто сокровища улетели по небу, на крыльях голубей…

– Ваш разум помутился, отче… – с недоверием в голосе произнес рыцарь.

– Все мы в руках Божьих, сын мой… – ответил епископ, и его глухое эхо пронеслось по подземелью. – Для этого я и спрашивал вас о сыне…

Пять лье южнее замка Монсегюр. 1 апреля 1267г.

– Вроде какое-то шевеление справа по ходу дороги, мессир Ги… – рыцарь его отряда показал рукой на небольшой скалистый выступ, нависавший над извилистой горной дорогой впереди по ходу движения отряда. – Видите, там группа кривых деревьев!..

– Рауль, ротозей! – Ги прижал кулак ко рту, больно прикусывая пальцы зубами. – Неужели он не видит?!..

– Останавливаем колонну, мессир?

– Нет, ни в коем случае… – тихо ответил ему Ги и крепко сжал правой рукой арбалет, лежавший на его коленях. – Едем еще туазов двести, после чего, по моей команде попробуем накрыть их…

– Угол больно большой, мессир… – недоверчиво покосился на выступ рыцарь.

– Наша задача, как можно быстрее проскочить его, Пьер. Нагони-ка, Рауля и тихонько шепни ему про засаду… – рыцарь подумал и прибавил. – Пусть, как только проскочит выступ, прижимает стрелков к стене и готовится прикрыть нас. Понял?..

Пьер молча кивнул и поскакал вперед, догнал де Матаплана и незаметно указал тому на засаду и приказ Ги де Леви.

– Ребята, приготовьтесь… – Ги незаметно повернул голову и, словно проверяя, как растянулся его отряд, передал приказ своим воинам, – по моему сигналу накрываем залпом вон тот выступ и резко пришпориваем коней…

Воины, привыкшие к постоянной войне, молча кивнули и взялись за арбалеты.

Молодой де Матаплана смутился и, откровенно говоря, растерялся, узнав о существующей засаде. Ему до сих пор ни разу не удавалось побывать в настоящем сражении, да и навыков разведки и обнаружения противника он не имел. Он излишне засуетился, нервно поддавая шпорами своего коня, и стал оживленно жестикулировать перед своими стрелками.

– Вот идиот… – заскрипел зубами де Леви, – сейчас спугнет наших пташек… – он привстал на стременах и крикнул своим воинам. – Резко вперед! Залп по готовности!

Рыцарь прикрылся своим щитом и, на ходу прицелившись, наугад выстрелил из арбалета, целясь в силуэты, темнеющие между стволами кривых деревьев. Все воины повторили маневр своего командира и дружно разрядили арбалеты по засаде, выпустив большинство стрел наугад – прицельной стрельбе мешала быстрая езда на коне.

Тем не менее, несколько болтов умудрились попасть в противника, спрятавшегося между столами деревьев, что позволило внести небольшую сумятицу и позволить отряду проскочить выступ, скрывшись под ним.

Рауль де Матаплана, вместо того, чтобы проехать выступ и в точности выполнить приказ де Леви, скучился перед ним и отдал приказ начать стрельбу. Слишком большой угол обстрела не принес никакой пользы, отряд лишь отстрелял все заряженные арбалеты и остался без прикрытия.

– Баран! Скачи под выступ! Уводи людей!.. – Закричал, что есть силы, Ги де Леви. – ребята, рвем отсюда!..

Отряд стал резко уходить вверх по дороге, стараясь выйти из-под возможного обстрела.

Рауль де Матаплана слишком поздно понял свою ошибку и преждевременность залпа. Он приказал своим стрелкам скакать вслед за уходившим отрядом де Леви, надеясь, что враги не успеют расстрелять его и его людей. Арбалетчики, большинство из которых были новички в военном деле, замешкались, сбиваясь в нестройную кучу, на которую из засады успели сбросить три больших камня, придавшие двух человек насмерть и покалечивших еще трех стрелков и их лошадей. Когда же они бросились в паническое отступление вверх по горной дороге, пытаясь нагнать отряд де Леви, им вдогонку вылетели тяжелые арбалетные болты, ранившие еще восемь человек и убившие пятерых, не считая покалеченных лошадей. Новобранцы не додумались забросить свои щиты за спины, чтобы прикрыться ими от стрел и подставили свои незащищенные спины под прицельный огонь врага.

Скрывшись за поворотом горной дороги, Ги приказал воинам спешиваться, перезаряжать арбалеты и следить за горами. Вскоре их нагнали жалкие остатки арбалетчиков, ведомые перепуганным насмерть Раулем де Матаплана. Их перекошенные от страха и боли лица, кровь и стоны раненых красноречиво говорили сами за себя.

– Какие потери, мой юный друг? – Ги крепко придавил своей рукой его дрожащее плечо.

– Н-н-не з-зн-наю… – стучащим от ужаса зубами ответил Рауль. По его лицу струились большие дорожки пота. Его стошнило на колени, забрызгав седло и попону своего коня.

– Ну так идите и посчитайте! И перестаньте стучать зубами, вы же командир!.. – Суровый взгляд де Леви отрезвил молодого рыцаря, который суматошно развернул своего коня и поскакал к арбалетчикам. Ги поморщился и произнес. – Слава Богу, что, хотя бы, не обделался под себя…

Вскоре Рауль возвратился, бледный, как смерть и едва держащийся в седле. Его зеленое от страха и слабости лицо мелко дрожало.

– С-семь убито и од-д-дин-нн-надцать ранено… – заикаясь от волнения и страха, произнес рыцарь и попытался, было, зарыдать, но Ги отвесил ему увесистую пощечину и крикнул:

– Держите себя в руках! Не будьте бабой, Рауль! Иначе, клянусь Господом, я отрублю вам собственными руками голову и привезу ее графу, чтобы он увидел вашу зеленую от страха рожу! Вы – рыцарь и офицер его светлости!.. – Ги неожиданно сменил свой резкий тон на более спокойные и несколько ласковые нотки. – Сколько коней потеряли?..