Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 43

Глава 12

Я приехала к дому родителей Юры Кузнецова рано утром. Без пяти девять. А что? По моим меркам это очень даже рано. Я в такое время только просыпаюсь окончательно. Поднимаюсь часа на два раньше — мне же сына в садик нужно отвести — а вот просыпаюсь только к девяти. Подниматься в квартиру мне не хотелось. Очень хорошо я помнила вязкую от горя атмосферу этого дома. Оказаться там второй раз и снова страдать от невозможности хоть как-то помочь этим людям было просто невыносимо. Поэтому я решила дождаться кого-то из Кузнецовых во дворе, у подъезда. Ведь выходят они из дома когда-нибудь. Хотя бы за хлебом.

Я уселась на скамейку возле нужного подъезда и приготовилась ждать. Для этого натянула на голову капюшон куртки и сунула руки в карманы — по утрам было уже совсем холодно.

Грохот подъездной двери вывел меня из оцепенения, в которое я впала незаметно для себя. Может, я уснула на этой скамейке? Я тряхнула головой, прогоняя остатки сна, и повернулась, чтобы увидеть, кто вышел.

Лучше бы я и дальше спала на этой чертовой скамейке, тогда бы у меня был шанс остаться незамеченной.

Прямо ко мне, широко улыбаясь, шла Лида Новикова. Лучше бы я к Кузнецовым поднялась.

— Здравствуйте! А вы опять к нам? — Лида, похоже, была очень рада неожиданной встрече.

— Да нет, я просто мимо проходила, — внезапно сообразив, что сидя на скамейке, нельзя «проходить мимо», я поспешила исправиться, на сколько это возможно в такой дурацкой ситуации. — Я здесь недалеко была по делу, да вот присела отдохнуть. Красивый у вас двор.

Лидочка обвела двор удивленным взглядом. Две реликтовые скрипучие качели, песочница со слежавшимся до твердости базальта мокрым песком и пара скамеек. Любоваться было особенно нечем. Но Лида Новикова была патриоткой. А может, просто не захотела меня расстраивать, поэтому согласилась:

— Да, у нас уютно. А может, ко мне поднимемся? Чайку попьем.

— Я бы с удовольствием, да времени совсем мало. А вы ведь тоже куда-то спешили?

— Да нет, я просто прогуляться вышла. Заодно хотела печенья купить к чаю.

Она села рядом и закинула ногу на ногу. Печеньем она решила пожертвовать ради интересного разговора. Я в пятьдесят второй, наверно, раз пожалела, что не пошла сразу к Кузнецовым.

— Лида, а вы кем работаете? — спросила я для поддержания разговора. — Вам на работу сегодня не надо, что ли?

— Так я же продавцом в гастрономе. Неделю работаю, неделю дома. У меня выходной сегодня.

Да уж, отделаться от Лиды не так-то просто. Я смирилась с тем, что все мои планы летят кувырком, и приготовилась слушать соскучившуюся по общению Лидочку. Правда, через какое-то время мне снова удалось впасть в то благостное оцепенение, из которого меня вывела хлопнувшая дверь. Я пригрелась в капюшоне, вытянула ноги, откинулась на спинку скамейки… Лидочкино жужжание убаюкивало, солнышко пригревало, жизнь была вполне сносной.

— А как он ее любил! Мама дорогая, такое даже представить трудно. Вроде сопляк совсем, класс пятый или даже четвертый, а уже любовь. Причем, настоящая, не детские глупости какие. Все как положено. Да он ради нее на все готов был. И сейчас тоже. А она дура! Вот чего, спрашивается, не пошла тогда замуж? Ведь ясно же, что никто ее так любить не будет, как он. Вот чтобы про себя совсем не думать, а только чтобы ей было хорошо.

— Это вы о ком сейчас рассказываете? — проснулась я. Что-то заинтересовала меня эта история про настоящую любовь с четвертого класса.

— Ну как же? — опешила Лида. — Про Ольгу с Леликом, конечно. Вы же сами спросили, как они познакомились. Вот я и рассказываю, как он к нам в четвертом классе пришел и сразу в Ольгу втюрился.

— Погодите, Лида. Что значит, к вам в класс? Вы с Ольгой Кузнецовой одноклассницы, что ли?

— Конечно! А откуда же я, по-вашему, это все знаю? Мы с Ольгой с первого класса дружили. Сейчас, конечно, редко видимся. Работа там, дела всякие. А раньше-то, в школе, каждый день или я у нее, или она у меня. Она и с Юркой у меня познакомилась. Вернее, вот в этом самом дворе, где мы с вами сидим. Это уже после школы было. Она ко мне в гости забежала как-то, а тут Юрка. Ну и покорил. Мне иногда кажется, что она и замуж за него пошла потому, что он на Лелика совсем не похож был. Ну поведением, я имею в виду. Лелик-то за ней просто хвостом ходил, а Юрка независимый. Сразу и не поймешь, нужна ты ему или нет. А Ольге к тому времени Лелик надоел со своей любовью хуже горькой редьки. Вот она и пошла за Юрку. Только знаете, мне кажется, она потом сто раз пожалела об этом. Мне-то, конечно, не признавалась, да только я и сама все видела. Ей такой, как Лелик нужен. Чтобы заботился, всего себя отдавал. А она ищет непонятно что.

Вот это да! Хорошо, что Димыч меня сейчас не видит. Он бы надо мной всю оставшуюся жизнь потешался, если бы узнал, какой неожиданностью стало для меня известие о том, что Новикова и Кузнецова — бывшие одноклассницы. Ведь я уже второй раз с этой Лидой разговариваю, терпеливо выношу ее болтовню, даже вот спать под нее пытаюсь. И мне даже в голову не пришло поинтересоваться, откуда она знает про сердечные дела Ольги Кузнецовой. Нет, Димычу об этом рассказывать нельзя. Нечего давать лишний повод для насмешек.

Пока я мысленно ругала себя последними словами, подъездная дверь снова открылась, выпуская пожилого сутулого мужчину. Я вгляделась повнимательнее и узнала в нем отца Юры Кузнецова. Сейчас, при солнечном свете, да еще на открытом пространстве двора он казался гораздо меньше, чем при нашей первой встрече. Меньше и жальче. Я бросилась за ним вслед, вспоминая на ходу, как же его зовут. Борис Владимирович? Борис Андреевич? Отчество вылетело из головы начисто. Кажется все-таки Владимирович.

— Борис Владимирович, здравствуйте! Вы меня помните? Я к вам с милицией приходила.





Кузнецов молча кивнул.

— У меня к вам вопрос очень важный.

Он и не думал останавливаться, брел, как и прежде, в сторону проспекта. Я крутилась вокруг него, путалась под ногами и пыталась поймать взгляд. Бесполезно. Кузнецов Борис Владимирович (все-таки он Владимирович, теперь я это вспомнила отчетливо) не собирался отвечать ни на какие мои вопросы. Он меня вообще как будто не замечал.

— Борис Владимирович, что случилось с Рексом?

Он резко остановился и оглянулся на меня.

— Что, простите?

— Что случилось с Рексом? Куда он подевался? Ведь он был не старый.

— Не помню.

Я забежала вперед и преградила ему дорогу.

— Вы врете, — сказала я не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Плевать, что он меня в два раза старше. — Вы не можете этого не помнить. Ваш сын очень любил эту собаку. Это не школьный учебник и не спортивная форма. Это был его друг. Возможно, единственный. Они на всех фотографиях вместе. А в десятом классе его нет. Куда он делся?

Кузнецов поднял на меня глаза, совсем прозрачные и тоскливые.

— Отдали мы его, — сказал он тихо.

— Как отдали?

— Думали, десятый класс, в институт поступать, готовиться надо. А Юрка все с собакой возится. Боялись, что времени на уроки не будет, а ведь поступать. Вот и отдали Рекса, чтобы не отвлекал.

— Как отдали? Кому?

— Не помню.

Он обогнул меня и пошел дальше, сутулясь и шаркая ногами. Я снова припустила вслед.

— Подождите! Да стойте вы! А Юра? Он как к этому отнесся?

Кузнецов не отвечал, делал вид, что не слышит и не видит меня. И тогда я, разозленная не столько его поведением, сколько мелькнувшей догадкой крикнула ему вслед:

— Я знаю, что было дальше! Юра не простил вам, что вы отдали его единственного друга. Поэтому и в институт не пошел. Ему не нужен был институт такой ценой. Он вас не простил!

Кузнецов вздрогнул и остановился. Постоял, не оборачиваясь, пару секунд и побрел дальше, сутулясь еще сильнее.

Поднявшись со скамейки и открыв от удивления рот, эту безобразную сцену наблюдала Лидочка Новикова, про которую я совсем забыла.