Исповедь алкоголички

Тогда ко мне старались приделать чужеродное тело, которое не вписывалось в мою жизнь, в мою функциональность. Это была не понятная мне деревяшка, и ее надо было освоить. И я осваивала, я же хотела ходить, жить полноценной жизнью, и как всегда, все идеализировала. А жизнь, она другая. Она иногда очень больная. И что я получила в тот момент, благодаря своему упорству? Раны и боль.

Это были такие раны, на которые было страшно смотреть. Опоясывающие вкруговую мой огрызок ноги. И кровяные слезы, можно сказать непроходящие. Потому что деревяшка была чужой. Это сейчас протезы с силиконовыми чехлами, это сейчас инструкторы по ходьбе на протезах, это сейчас ортопеды, обученные делать протезы частью тела. Тогда все было по-другому. Я и деревяшка, больше никого.

И еще выбор. Твой выбор, который поменяет твою жизнь, либо в худшую либо в лучшую сторону. Выбирай, никто не ограничивает. За выбор отвечаешь сама. Хорошо, что я была в компании таких же увечных, как я. Потому что, это был Иркутский протезный завод. А за окном были восьмидесятые, и где-то грохотал Афганистан. И те, кто не успел укрыться в той стране, были теперь рядом со мной и тоже учились жить по-новому.

А вечером, мы, все вместе лечили боль, лечебной микстурой. На костылях то мы все умели даже бегать. Поэтому сгонять до ближайшего магазина не составляло проблемы. Персоналу на нас было плевать. Даже для них мы были отбросами общества, у которых впереди ничего не было. Поэтому днем мы шагали до крови, до ран, до зубовного скрежета, до слез. А вечером пили.

Кто-то стал алкашом моментально. Видимо многое зависит от организма. А у кого-то осознание зависимости длилось десятилетиями, это я. Опять же меня в тот момент выдернули из круга единомышленников и замотивировали. Мотивация превратилась в мою суть, она проросла во мне.

Именно в те сложные времена, когда я оказалась одна в этом мире, я реально начала подглядывать в сторону бутылки с портвейном. Просто водка мне не нравилась. Что такое одна? Это то самое. Когда ты вышла в реальный мир и не знаешь, что делать. Вот и я сидела на попе и даже не знала, в какую сторону думать и как дальше жить. В современном мире тебя окружают какие-то люди из специальных ведомств, протезисты, иногда даже психологи.

Тогда не было никого. Я и мама. А что могла мама в той ситуации? Ничего. Она спасалась работой, это я сейчас так понимаю. У нее не было сил на меня, она растратила весь свой мощный ресурс на то, чтобы я просто выжила. И задача сейчас у нее была такая же, как у меня, удержаться на плаву. И она держалась, как умела. У нее даже не было советов для меня, а у кого они были? Это сейчас много советчиков, да и то только потому, что никто не был на моем месте.

Да еще все так чудесно развивалось, что мне отказали в протезе, и это был вообще тупик. Даже стремиться не к чему. Просто прими то, что твоя жизнь закончилась прямо сейчас и не будет ничего того, о чем ты мечтала. Хоть и не мечтала я особо не о чем. Но протез, мне казалось, очень улучшит мою жизнь. А тут и это отобрали. Хорошо хоть были врачи профессионалы, которые умели дарить надежду.

Но уровень моего эмоционального состояния был прямо на уровне глубины Байкала, причем со знаком минус. Но его можно было поменять с помощью крепленых напитков. Тогда я еще это не осознавала, но точно никогда не отказывалась от предложенного. И сама в те времена за спиртным не ходила. Догадываюсь, что было две причины. Стыдно, да стыдно было выходить на улицу, и еще тогда жалко было денег на это. Еще жалко.

Врачи приложили свое умение, и я получила доступ к протезированию. Но в больнице случился казус. Шов мой после операции, не хотел заживать. Ну, потому что. Было два варианта решить эту проблему. Ну это я сейчас вижу, что тогда я уже свернула не в ту сторону, и критическое мышление ослабело. Так вот, первый вариант, это написать заявление и уйти из больницы, а второй вариант напиться, и быть выгнанной за нарушение режима.

Я выбрала второй. Почему? Потому что там кроме выписки было еще быстрое удовольствие, моментальный кайф. Это был маркер. В то время уже нужно было обратить внимание на собственное поведение. А мне было не до поведения. Я тихо начинала понимать, что от этой жизни можно иногда убежать. Хотя бы на время. Ну не нравилась мне моя жизнь. А вам бы понравилась? Не думаю.

Зато я сейчас, пройдя этот путь мелкими шагами, и осознав каждый свой шаг, я поняла, что вот в этот самый момент надо задуматься, пока еще не сформировалась зависимость. А зависимость она возьмет вас в плен со всех сторон, не обращая внимание на то, что кричат окружающие. Поэтому, если привычка к принятию горячительных напитков потихоньку входит в вашу жизнь, то проблема одна, вам не нравится ваша жизнь. Но вы себе врете и вам стыдно. Заглушить стыд помогает рюмка. От которой пока еще можно отказаться.

Но вдруг солнце вышло из-за тучи. Очень неожиданно для меня. Это я про него, про Геннадия. Потому что он меня замотивировал встать на протез мгновенно. Потому что одномоментно утащил в ЗАГС. Я не хотела идти в это заведение, на собственную свадьбу на костылях. Стремно. Поэтому я вывернулась наизнанку, чтобы у меня все получилось. Я,честно говоря до сих пор не знаю зачем ему была нужна одноногая грустная девочка. Зато я реально знаю, как на него со всей силы давил социум. И по пути вспомню нелюдя Витю. Оба они пережили это давление со стороны наших добрых советских людей. На это нужна была сила. Где-то они ее нашли.

Только, ребята, не надо мне сейчас писать опровержения моей версии и рассказывать про хороший советский народ. Вы же не были на моем месте. Если бы то общество хотя бы чуть-чуть, хотя бы слегка поддержало меня, хотя бы просто перестало в меня тыкать пальцем и навешивать ярлыки, я бы не пошла по легкому пути алкоголизма. Ведь алкоголем я в том числе закрывалась и от всевидящих глаз, и от злых языков, и от всеобщего осуждения. Ведь это было любимое занятие в той стране, затоптать упавшего. Не надо слов. Я это прошла.

Ну а Гена в тот момент оказался ангелом спасителем. Я не знаю, откуда у него были такие черты характера. Но он до свадьбы даже не пытался приблизиться ко мне. Хотя я бы в тот момент не стала выеживаться и строить из себя целку патриотку. Мне тогда очень нужно было осознание того, что я кому-то нужна, что я желанна, что я такая же, как все. За это я ему буду вечно благодарна. В очень сложный момент он дал мне и внимание и поддержку и тепло, и заботу. И какое-то время я в этом просто купалась. Жаль, что мало. Но я в это время менялась и набиралась сил.

Этот же романтик и подавал мне рюмку. Пусть не каждый день, а раз в неделю, но это было. А потом он привнес в мою жизнь такую боль, что я сама стала глушить ее спиртным. Тогда я поняла, что есть боль больнее самой больной. Это тогда, когда душу рвут на куски, или режут, и еще есть много способов поранить эту самую душу. С тех пор я никогда не сравниваю эти две боли, смысла нет, душа болит намного дольше, и лечить ее нечем. Вернее, есть одно лекарство, но оно опасно. Но я его уже впустила в то время в свою жизнь.

С Генкой пошел прогресс. В тот момент зависимость начала формироваться. Потому что мы жили вообще не скучно. Ругались, обвиняли друг друга, потом мирились. И все это сопровождалось застольем. Не важно, в больших или малых количествах. Но я думаю три четыре раза в неделю мы припадали к этому источнику. Генка то уже тогда был готовый алкаш, и тренировал меня. От него нельзя было услышать приглашение в кино или погулять, зато приглашение в койку и к столу, запросто. Вот я и привыкала и к тому, и к другому.

А веселье наше продолжалось восемь месяцев. Наверное, я уже тогда стала готовым алкашом. И вообще тот период времени, был периодом разочарований. Я разочаровывалась во всем. Розовые очки бились одни за другими. Люди показывали себя с очень нелицеприятной стороны, пропадали друзья, обнулилось понятие дружба, жизнь оказалась совсем не сказкой, тот кого ты считала родным, был даже не двоюродным, а чужим. Господи, воля твоя, сколько же сил на это надо! А где их брать эти силы, когда ресурс закончился давным-давно?