Страница 7 из 9
Николай Александрович сократил свой визит в Японию и из Кобэ прямиком отправился во Владивосток, где провез символическую первую тачку земли на строительстве Транссиба. В том же году Россия запустила в производство трехлинейную винтовку Мосина, с которыми русские солдаты спустя 14 лет, доставленные в Китай по этому Великому сибирскому пути, вступят в противоборство с солдатами японскими. Что же касается пресловутых синоби, то противостояние разведок не кончалось никогда. И пусть Цуда Сандзо не имел к ним никакого отношения, даже легкомысленный отдых Николая Александровича в Нагасаки показал настоящим ниндзя, как можно добывать информацию, одновременно со сведениями получая деньги и удовольствие.
Ниндзя-черепашечники
Простое сопоставление затраченных усилий, риска и полученных результатов скрытого (как, возможно, в случае с «Черными кораблями») и полулегального («Аскольд») шпионажа на иностранных судах неизбежно должно было привести японцев к мысли о том, что второй путь явно предпочтительнее. Даже при одинаковых примерно итогах, как это получилось у Савамура Дзиндзабуро, шансы провалиться во время разведки под прикрытием выглядели существенно ниже. А если исхитриться да иностранные языки изучить, чтобы прочитать то, что удалось добыть, или хоть разговоры иностранных офицеров понять… Конечно, романтика при этом совсем не та, что при ночных заплывах на тщательно охраняемый вражеский корабль, но верить в романтику в искусстве шпионажа – все равно что надеяться на воскрешение убитых на войне – себе дороже. Японцы и не верили – в отличие от многих наших соотечественников.
Так совпало, что «японский круиз» фрегата «Аскольд», заходившего в тамошние порты на протяжении еще и следующего, 1859 года, стал поводом для создания первого большого русского анклава в этой стране – так называемой «русской деревни» в Нагасаки. Повреждения, полученные судном во время ураганов, подхваченные во время странствий по иностранным портам холера и лихорадка, а затем, после высадки на японский берег, еще и повальный сифилис среди членов экипажа привели к решению о немедленном строительстве на японском берегу казарм для матросов, лазарета для больных и кладбища для невыживших. Чтобы после плаваний по тропическим водам русские моряки могли ремонтировать корабли, построили док, а для отдыха экипажей – рестораны и кабаки с экзотическими для Японии названиями типа «Волга» или «Кронштадт». Местные власти выделили под застройку деревни Инаса обширный участок земли, но не в самом Нагасаки, а на противоположном от основной части города берегу бухты. Сын старосты деревни из бедного самурайского рода Сига скоро начал учить русский язык – и под именем Александра Алексеевича вошел в историю как переводчик всех русских адмиралов, генералов и большинства офицеров, побывавших в этом замечательном городе в последней четверти XIX столетия.
Кстати, Алексеевичем бывший Сига Уратаро был наречен потому, что его крестным отцом стал посетивший Инасу в 1872 году великий князь Алексей Александрович Романов. Еще один из великих князей – Александр Михайлович в 1886 году перенял новомодный обычай иностранных моряков и «женился» (то есть заключил в Нагасаки контракт на временное сожительство) на местной конкубине. Его пример вдохновил племянника – цесаревича Николая Александровича, перед посещением Нагасаки писавшего: «Хочу жениться на японке, как дядя». Увы, посещение этого города во время восточного вояжа совпало со Страстной неделей, когда предаваться веселью, да еще в компании язычников, православным не очень уместно. Максимум, что можно было позволить себе открыто, – вызвать на корабль мастера татуировок, который нанес Николаю нагасакского дракона – символ города – на правое предплечье, чего русский царь потом никогда не скрывал. Но в целом упоминания об этих днях в дневнике цесаревича, выезжавшего в город инкогнито, сдержанны до скудности, а отчеты тех самых синоби, никогда не публиковавшиеся на русском языке, но время от времени появляющиеся в японском интернете, полны пикантных подробностей встречи цесаревича с местной жительницей по имени Митинага Эй. Впрочем, тема использования в шпионаже «сферы обслуживания» стара как мир. Совсем другое дело – магазин-мастерская изделий из панцирей черепах: побывавший в Нагасаки вскоре после цесаревича, в 1895 году, капитан торгового флота Дмитрий Афанасьевич Лухманов заподозрил его владельца в двойной игре.
«Заговорив о нагасакских ресторанах Ойя-сан[8] и Амацу-сан, нельзя обойти молчанием и знаменитого “черепаховых дел мастера” Езаки. Его мастерская действительно артистически выделывала из черепаховой кости самые разнообразные вещи: и модели, и силуэты кораблей, и всевозможные предметы роскоши. Модели кораблей выполнялись в точном масштабе и с изумительной тщательностью. От мастера не ускользала ни одна мелочь, даже снасти делались из тончайших черепаховых нитей. Это стоило дорого. Модели кораблей заказывались для подношений высокопоставленным лицам, и они являлись, бесспорно, музейными вещами. Но черепаховые портсигары с миниатюрными силуэтами кораблей продавались по вполне доступным ценам. Было в большой моде у моряков иметь портсигар с силуэтом своего корабля, и Езаки на них специализировался. Однако для выполнения заказанной модели или силуэта было необходимо или получить чертеж корабля, или его замерить и зарисовать различные детали. Для последней цели “подмастерья“ Езаки постоянно околачивались на кораблях русской Тихоокеанской эскадры с рулетками, масштабными линеечками и рисовальными принадлежностями. Езаки почти исключительно работал на русских моряков и широко их кредитовал»11, – писал капитан.
Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, была ли на самом деле мастерская Эдзаки (Езаки) Эйдзо причастна к военно-морскому шпионажу, но допустить подобный вариант не только не сложно, а даже наоборот – совершенно логично. Не будет, пожалуй, преувеличением и еще более общее предположение: русская деревня Инаса вообще послужила своеобразным полигоном, на котором японские, уже вполне официально существовавшие, синоби из военной и военно-морской разведок обкатывали разные системы получения информации от расслабленных отдыхом иностранных офицеров, чтобы потом воспроизвести эту модель в увеличенном масштабе в Хабаровске, Владивостоке и Порт-Артуре. Тем более что на некоторые приемы дал благословение наследник русского престола.
Побывавший в магазине «Эдзаки» цесаревич подарил тогдашнему владельцу мастерской свой портрет с автографом, золотые карманные часы с цепочкой и гербом Российской империи на крышке и два перстня с драгоценными камнями. Эдзаки же немедленно принялся за работу. Как мы помним, Николай Александрович прибыл в Нагасаки на паровом фрегате «Память Азова», и японские мастера тут же приступили к изображению этого корабля из черепахи. Фрегат не вставал в док, но в таких случаях японцы создавали модели по ватерлинию, а то и просто искусные барельефы. В профиль они смотрелись точь-в-точь как в артиллерийский прицел, а феноменальная скрупулезность исполнения позволяла – при некоторой тренировке, конечно – безошибочно определять в море силуэт любой единицы русского флота, который через 13 лет окажется для Японии вражеским.
В Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга и сегодня хранится, возможно, одна из самых больших в мире коллекций моделей военных кораблей, выполненных из черепаховых панцирей, – их там около сорока. Около десятка из них – подарок последнего российского императора в память о его невероятном путешествии на Восток, едва не стоившем цесаревичу головы12.
Усмешка судьбы: капитан Дмитрий Афанасьевич Лухманов, первым открыто высказавший подозрения по поводу чрезмерной инженерной активности мастеров магазина «Эдзаки», считается потомком московского купца Дмитрия Александровича Лухманова, во владениях которого на углу улицы Большая Лубянка и Варсонофьевского переулка в Москве страховым обществом с очень морским названием – «Якорь» было построено здание, в которое весной 1918 года вселилась Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК).