Два медведя

Хорошо хоть лошадь оказалась выносливой – войлочную попону ветер не прошибал, но зато на хвосте и гриве коня намерзли целые сосульки.

Дважды конь спотыкался, на третий раз встал, и Томасине пришлось слезть и вести его под уздцы. Темнота тем временем словно поджидала этого – сгустилась до того, что если бы не белизна снега, то Томасина не видела бы и своих рук.

Возвращаться назад было глупо и опасно, сейчас Томасина спускалась с горного перевала, на котором уже мело так, что склонов было не разглядеть.

Почти вслепую она брела среди пурги, рассчитывая только на одно – что дороги северян ведут именно к жилью, а не к любимой статуе Холодного бога. Факелов Томасина в дорогу не припасла, да и разжечь огонь на таком ветру вряд ли бы вышло. Сил хватало только на простенькое согревающее заклинание, но оно было расходное и на что-то еще слабых способностей Томасины не хватало.

Фляга с вином опустела, и теперь Томасина больше жалась к шее коня, чем вела его вперед. Где-то в вышине между скальными утесами завывал ветер, и ему вторила какая-то безумная ворона.

Накаркала все-таки ей плохую дорогу, сглазила! Томасина утерла нос, подышала на кончики пальцев, сдвинула капюшон, чтобы оглядеться, и заметила слева за сугробами на обочине слабый отсвет. Бросила повод, вскарабкалась на занос и выдохнула с облегчением – метрах в ста от дороги светила двумя окошками низкая изба.

Тропинки, ведущей к ней, Томасина не нашла, поэтому, ухватив лошадь за повод, потянула ее прямо через снежную целину, к спасению – теплу, свету и горячему вину. Не выгонят же ее на самом деле?

Изба была довольно большой.

Сбоку виднелся навес сеновала, позади должна найтись и коновязь, но сначала требовалось спросить разрешения. Томасина отряхнула сапоги о ступени и гулко постучала в плотно подогнанные доски медным кольцом.

Внутри что-то затопало, проговорило низким голосом, и дверь распахнулась, обрушив на Томасину разом поток света, тепла и запаха свежего хлеба.

На пороге стоял северянин – в одних штанах и сапогах, светловолосый и бородатый, как у них принято. От шеи до груди его тело было почти черным от татуированных рисунков. На голову выше Томасины, крепкий, сероглазый. В отличие от Ингвара, который был по масти ближе рыжему и плел волосы в косы, этот замотал отросшие патлы светло-пшеничного цвета шнурком на затылке. От носа до уха шли две черные полосы кланового рисунка – след от когтей тотема.

– Олаф, гляди, какую птичку принесло!

Встретивший ее северянин оказался совершенно невоспитан, но Томасине было все равно. Свет, тепло и нет ветра! Остальное она вытерпит. Демоны с ним, с этикетом!

Второй голос рявкнул из глубины дома:

– Пусть заходит.

Томасина только открыла рот, чтобы представиться, как встречавший северянин бесцеремонно впихнул ее внутрь, отнял из окоченевших пальцев поводья и сказал:

– Потом. Одежду тут стряхивай, внутри тепло. Я пока твою животину устрою, а то заметет к утру. Через час буран примется.

– А сейчас не буран?

– Сейчас – нет. Едва метет, тепло, – северянин пожал плечами и скрылся в холодной темноте за порогом как был, полуголым, даже не накинув рубашки.

Томасина присела на лавку – стягивать сапоги и вытряхивать из них набившийся снег. Ну да, она изнеженная столичной жизнью южанка и не может голышом бегать по морозу. Тем более, не женское это дело – за лошадьми присматривать. Она, в отличие от некоторых, росла в нормальных условиях, а не там, где младенцу надо отнять свой ужин у собаки.

Хотя тут Томасина, конечно, сгущала: северные кланы жили вполне себе цивилизованно и даже зажиточно. Торговали шкурами, алмазами из шахт и драконами. И вполне может быть, что в подвале у Ингвара между бочкой с соленой капустой и кадкой с вяленым мясом стоял мешок с золотом. Но хороших манер деньги кланам так и не прибавили. Дикари и есть.

Как этот, например. Который повел коня в стойло.

Томасина закинула сапоги под лавку, поправила теплые чулки, которые отсырели и не давали ногам согреться. Потом подумала и стянула. Между желанием согреться и желанием соответствовать своему статусу победили тепло и стучащие друг о дружку зубы: Томасина ввалилась из сеней в комнату босиком, в одних бриджах и блузе. А снятые с себя промокшие куртку и жакет держала в руках.

Внутри дома оказалось неожиданно просторно. Точнее, тут просто не было лишней мебели. Стойка для оружия при входе: два коротких меча, охотничий лук, горн. Манекен для доспеха, на котором сушился плащ из волчьего меха. Справа у стены добротный деревянный стол и две низкие лавки. Слева – большой камин. Не для красоты – для пользы. Открытая часть была небольшая, с пару локтей шириной, зато вокруг капюшон из красного кирпича и камня: чтобы нагревался и отдавал тепло в дом.

У камина, прямо на полу, лошадиные шкуры в три слоя, а поверх две медвежьих. Без голов, но такого размера и с такими впечатляющими когтями, что ясно – здесь нашли последний приют пещерные гиганты. Томасина таких живыми и не видела, только на гравюрах в кабинете папеньки.

Прямо на шкурах стояло блюдо с сушеным мясом, жареный сыр и овощи. Пара простых глиняных чаш и кувшин с вином.

Томасину как магнитом тянуло к теплу камина, поэтому только шагнув вперед, она поняла, что за распахнутой дверью кто-то стоит. И взвизгнула от неожиданности.

Северянина ее испуг рассмешил, он вышел на свет, забрал у гостьи вещи, кинул на лавку и указал на огонь.

– Грейся, птичка. Вино будешь?

Томасина хотела сказать, что воды будет достаточно – содержимое собственной фляжки уже вовсю бродило в голове, но северянин сунул ей в руку чарку – горячую, исходящую паром, пахнущую горноцветом и медом.

– Спасибо, – благодарность вышла очень искренней, но невнятной. Зубы еще стучали. – Не знала, что погода может меняться так быстро. В долине не так.

– Так февраль же, – пожал плечами северянин и набросил Томасине на плечи шерстяной плед, в который она с благодарностью закуталась. – Зима кончается. Лютое время. Ты на камин не смотри, основное тепло уже внутри. Отогревайся так, а то пригоришь.

Томасина кивнула. Она действительно раздумывала, не подобраться ли ближе к потрескивающим в топке дровам. Теперь мысль отбросила – северянам виднее, как греться, почти голые ходят.

Поэтому она щелчком окоченевших пальцев отменила уже почти не работающее заклинание обогрева и выпила глоток из чарки. Вино было потрясающим. Вроде и белое, но с тонкой ноткой красного винограда.

Теперь можно и осмотреться. Точнее, осмотреть второго хозяина дома.

Похоже, ее занесло в одну из сторожек, которые обычно стояли на отшибе селений и использовались для остановки загулявших охотников и охраны. А эти двое, значит, дозорные.

Второй северянин не сильно отличался от первого. Точнее, почти не отличался. Близнец. Одинаковый во всем – светлые волосы, борода, след от когтей на лице. Хотя если присмотреться, этот казался старше и был каким-то более суровым. Ну так, словно один брат только дома сидел и торговал, а второй в это время в набеги ходил.

– Томасина Тарт, я…

– Южанка, приехала ловить дракона, – отмахнулся северянин от знакомства, как от чего-то не стоящего внимания. Потом подумал и добавил: – Олаф, сын Харольда из клана Медведя. А коня твоего обустраивает Холег.

Стукнула дверь, в шею ударило холодным ветром, и Томасина поежилась, еще не успев отогреться.

В комнату ввалился Холег, захлопнул дверь и опустил засов. Встряхнулся, словно большой зверь, засыпав порог снегом, остатки которого сразу стали таять на широких плечах.

– Хорошо, что попона теплая. В порядке животина. Я его в старое стойло отправил. Одну ночь продержится.

– А крыша? – спросил Олаф.

– Вроде в порядке. Там стенку снегом уже занесло с двух сторон, не замерзнет. Я старой соломы скинул с чердака. Почти пыль, но снизу прикроет. Овса дал. В ночи схожу проверю. В такую погоду ездить – надо совсем дурной быть, – запросто объяснил он и вопросительно глянул на Томасину. – Птичка, ты за каким льдом в темноте в горы сунулась? Да еще кривой дорогой? Через манор Пса бы поехала – уже часа два как ножки грела.