Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 59

Элен не спала. Наступал вечер. Дождливый, противный.

Ей не хотелось шевелиться, она не стала ужинать. Тильда ушла, наконец Элен осталась совсем одна.

Счастье, поселившееся птичкой в груди трепетало, искало себе место. Элен металась в сомнениях.

Он любит её? Или всё же для него соблазн – обычная игра?

Ах, он такой обольститель, может быть она, простушка, попала в его сети, принимает желаемое за действительное?

Слёзы радости и горечь сомнения вместе с дождём за окном непогодой метались в душе влюблённой девушки.

Тревожные подозрения поднимали голову и тут же прятались, не выдержав натиска счастливых эмоций.

Закрывая глаза, Элен снова переживала прелесть его прикосновений, куталась в одеяло, боясь потерять хоть мгновение из памяти.

Как же он красив. Черты его лица, прожигающий до пят взгляд, квадратный подбородок. Уверенные, наглые руки. Жар от его тела, запах, стальные бицепсы, голос – водоворот ощущений снова захватил её, она почувствовала, что слабеет.

Жестокий и нежный, непонятный и ставший родным за минуту – кто он, мужчина, забравший её сердце целиком?

Глава 21

Чтобы проснуться счастливой, надо уснуть счастливой. Ну, а если уснула в слезах и сомнениях, нечего на утро пенять.

Тильда заметила, что хозяйка не в настроении, попыталась развеселить её. Задавалась вопросом "почему грустит Эленочка, ведь всё хорошо?"

Служанке было невдомёк, что её распрекрасная хозяйка умудрялась стоять бараном перед новыми воротами ею же выдуманных сомнений. И не замечать той радости, которую дарит судьба.

Элен рассеяно слушала служанку. Ей самой уже надоело продумывать возможные варианты событий.

Душа витала в облаках, верила в собственное счастье, плескалась в чарующих лепестках влюблённости.

Кожа помнила его прикосновения, его рваный вздох над ухом. Нежность первого касания завитков на шее горячими губами, столб мурашек в спине. Его губы, ах, эти губы.

Дорожка от виска к её губам, ах.

Ален затрепетала, ощутив поцелуй заново. Она помнила силу его пальцев, зарывшихся в её локонах.

Как он жадно вдыхал запах её волос, как большим пальцем руки водил по её скуле, неотрывно вглядываясь в глаза. Элен помнила всё, мечтательно возвращалась в негу воспоминаний снова и снова.

Элен очнулась, Тильда несколько раз переспрашивала, какое платье наденет госпожа. Девушка рассеянно повернулась, увидела ворох одежды на кровати.

Тильда вывалила всё на кровать, тащила ещё.

У Элен внезапно сменилось настроение (влюблённых не понять), легко подпрыгнула, закружила служанку, повеселела. Схватила белую розу, что лежала на папке с гербарием,окунулась лицом в цветок.

– Вот и слава небесам, – служанка облегчённо вздохнула, простодушно радуясь за Элен. Госпожа улыбается, глазки сияют, значит всё будет преотлично!

Элен выбрала красное платье. Нет, оно было не совсем красное. Знаете, это если клубнику с солнцепёка, горячую, блестящую, перемешать вилкой со сметаной и сахаром. Вот прям не так, чтоб совсем, а увидеть, как розовеет белизна, как тянутся яркие нити сквозь неё, кусочки рубиновой мякоти поднимаются из глубины.

Платье только сшили. Почти белое сверху оно багровело к низу, растекаясь сладкими сливками по спелому полю.





Элен крутилась перед зеркалом, сама себе нравилась, не могла дождаться колокольчика Сеула.

Тильда всё оглаживала платье, критично оглядывая со всех сторон хозяйку. Трещала не переставая. Радовалась за свою хозяйку: Элен влюблена, значит скоро будет так, как и должно быть у богатых – свадьба, балы, пиры, детишки.

И тогда в будущем, она, Тильда заведёт себе помощницу, будет покрикивать на неё, а сама ни на шаг от Эленочки.

Ах, сколько они мечтали в сиротском доме оказаться у хорошей хозяйки. Чтоб вот и богатая и не била, и чтоб красивая! Тильде повезло, так повезло.

Тильда проводила ненаглядную хозяйку, схватила белый цветок со столика. Вытянув руку перед собой, плясала, приседала, вдыхала аромат раскрывшегося бутона.

Твёрдо верила, что именно она, Тильдочка, будет приближенная к богатству великого лорда Алонсо, а не эта молчунья Этьена. Уж сильно она сама себе на уме, эта служанка.

Впрочем, и её хозяйка рыжая Армисия не лучше. Ходят обе, как рыбы вялые, исподтишка глазами лупают. Фу!

Тильда аккуратно опустила цветок на прикроватный столик, поправила лепестки. Принялась за обычную работу. Сколько же у неё дел, кому сказать. Сколько дел!

Элен шла за Армисией, от нечего делать наблюдая за плавными покачиваниями складок её платья.

Конечно, ничего странного в том, что они не подружились. Однако, теперь в Элен росло чувство острой неприязни.

Ей хотелось одной идти по коридору. Без Сеула. И чтоб образ соперницы растаял в её памяти.

А ещё её волновало, что Сеул никак не реагировал, не подавал ей знака про их общую тайну в библиотеке. Элен же интересно!

В глубине мозга шли игры, нет-нет, да всплывали предположения, что это Сеуловы штучки, может он лихо прячется, затаился, а сам и есть главный вражина?

Внезапно Сеул остановился и пронзительно посмотрел в глаза Элен через голову Армисии.

Элен чуть не поперхнулась. Сеул как будто прочитал её мысли, пробуравил её таким страшным взглядом, что у Элен все тайны вылетели из головы. На фига она вообще полезла в эту библиотеку.

Войдя в зал, увидела Алонсо. Он, по обычаю, уткнулся в газеты, мельком взглянул на дам, кивнул. Задержал взгляд на Элен, совсем чуть-чуть, снова скрылся за газетами.

Элен расстроилась. Она не прочитала в этом взгляде ни-че-го.

Подали безумно вкусный вишнёвый пирог. Тесто, белоснежное, пористое, сахарное – можно язык проглотить.

Рядом в креманках вишнёвый мус, взбитые сливки, засахаренные фрукты. Милейшие корзинки свежей ягоды, перевитые шёлковыми лентами. От пиршества можно с ума сойти!

Элен с восторгом подумала, как угадала с платьем. Прям в тему вишнёвой палитры. Не то, что Армисия. Вечно, то в белом, то в зелёном.

Элен острожно перевела глаза на мужчину, в которого влюблена. Он неотрывно смотрел на неё, откинувшись на спинку.

Элен вспыхнула. Вот дурёха! Наворачивала пирог за обе щёки, небось вся моська в сиропе, а он наблюдал за ней.

Она снова подняла глаза, он улыбался уголками губ.

Отпустил её взглядом, не стал мешать наслаждаться едой, зашелестел газетой.