Порочное полнолуние

Глава 31. Крепкая и счастливая семья

— Лес наградил меня еще одной дочерью, — вещает пьяненький и довольный Герман с поднятым бокалом вина. — Да я счастливчик!

Мама и папа тоже с горя налакались, как и мрачная Ида с воодушевленными сыновьями. За накрытым столом трезвая только я. Если глотну алкоголя, то сорвусь, и поведение мое будет непредсказуемым. Сюрреалистичность происходящего взбалтывает мозг и вызывает нервный тик — у меня дергается мизинец на правой руке.

— И что ты такая кислая? — Герман поддается в сторону Иды, которая скрипит зубами. — У тебя теперь есть сестра.

— Она мне не сестра.

— Хорошо, — лицо старика сминает в ехидную улыбку, — я признаю твоих охламонов, а ты мою дочь.

Я утверждаюсь во мнении, что Герман — безумец, и ему было бесконечно скучно все эти годы в каморке не третьем этаже. Он старый, слабый оборотень, который в прошлом неуемную энергию тратил на медведей, жену, а теперь сил нет, а веселья хочется.

Ида хмуро смотрит на Германа, переводит взгляд на меня, и я вскидываю бровь. Вот так, стерва надменная, хотела почитать новый дневник Бесправницы, а получила пьяного отца и девку, которая отрастила хвост и волчьи уши.

— Договорились, — Ида вглядывается в хитрые глаза Германа, — пусть у меня будет младшая сестра. Почему нет?

— Внучки мои родненькие, — он оглядывает удивленных братьев, которые замерли с бокалами вина у открытых ртов, — гордость мой тройная.

— Если они внуки, — папа еле ворочает языком и берет с тарелки румяное ребро в густом соусе, — а Ида и Полли ваши дочери…

Он замолкает, переваривая сложные семейные и волчьи связи, и возмущенно моргает. Да, папуль, на меня виды имеют племянники. С коротким смешком отправляю в рот кусок сочной и запеченной в диких грушах оленины. Кормят здесь, конечно, замечательно.

— И как же она с троими-то справится? — вздыхает мама и с сочувствием поглаживает меня по плечу.

А вот пришла стадия принятия. Или мама поменяла мнение насчет потенциальных зятьев, когда они явились на ужин при параде — в брюках, рубашках и опрысканные терпким парфюмом? Как легко ее очаровать.

— С одним мужем тяжело, — продолжает она сетовать, — а тут трое.

— Это со мной тяжело? — обиженно спрашивает папа и вгрызается в ребро.

— Обращенные выносливые, — Герман тянется к блюду с зажаренными перепелками, — если Полли выжила, то ей уже ничего не страшно. Знаете, в лесах за Большой Водой раньше было принято Старейшинами обращать смертных женщин, чтобы усилить кровь потомков Альф. Правда, от этого отказались, девки сейчас пошли немощные. Не то что наша Полли.

Я готова биться головой о стол. По лицам Чада, Криса и Эдвина видно, что ждут не дождутся, когда они приступят к процессу зачатия сильных и крепких волчат. Глаза горят, рты растягиваются в алчных улыбках.

Я не против детей, как таковых, но я планировала, что, если и стану матерью, то приведу в мир людей, а не оборотней. Отхлебываю из стакана воды, и откладываю эту мысль в дальний ящик. Я не готова сейчас раздумывать над тем, что моя утроба способна выносить маленькое чудовище из сказок.

— Завтра полнолуние, — небрежно кидает Чад и пожевывает зубочистку, надменно поглядывая на меня.

— Это ничего не изменит, — уверенно отзываюсь, хотя меня охватывает мандраж при мысли, что влюблённая волчица и я сольемся в единое целое.

Не хочу потерять голову от трех братьев лишь потому, что так решила луна. Если я и хотела любви в минуту отчаяния от кого-то из них, то не навязанной сверху. А еще человек во мне злопамятный, обидчивый и вредный, и он никак не может смириться с похищением и лишением свободы.

— Опять завелась, — Крис отставляет бокал и с осуждением качает головой. — Полли, ты сейчас лопнешь от злости.

Перевожу на него взгляд, и через мгновение в него летит столовый нож. Он уворачивается, и мой снаряд под испуганное молчание втыкается в деревянную дверцу шкафа за его спиной. Без слов тянусь к ножу мамы, и та его испуганно хватает его и прячет под стол:

— Ты чего?

— Бесит.

— Держи, милая, — Герман вытирает свой нож и протягивает мне.

— Дед, ты охренел? — Крис с возмущением глядит на ехидного старика, и отшатывается в сторону, когда я хладнокровно запускаю в жирных разводах оружие.

— Ты плохо знаешь женщин, дорогой. Хочешь подкатить яйца, дай ей выпустить пар. Мамка вас вообще ничему не учила.

— Мамка учила, что женщина должна быть покорной… — шипит Ида.

— Пошла в пешее эротическое, высокомерная ты дрянь! — вскакиваю и сжимаю кулаки. — Воспитала таких же мудаков, каки ты сама!

— Сука мелкая! — Ида швыряет в меня пустой бокал, и он разбивается с мелодичным звоном на осколки. — Будешь меня поучать? Да я тебе…

И меня несет в дали ненависти и громких оскорблений. С гневливыми криками кидаю все, что попадается под руку в братьев и их истерично верещащую мать, которая тоже не остается в долгу. В меня летят тарелки, куски мяса, фрукты и даже бутылка.

Мама порывается меня одернуть и успокоить, но вмешивается Герман и качает головой. Отец встает и увлекает ее к окну, чтобы ни один из снарядов рассвирепевшей Иды не попал ненароком в нее:

— Отойдем.

— Лучше бы вы мне помогли! — рявкаю я и через стол к Эдвину летит пустая половинка.

— Я же тебя не крал, — он подскакивает и уворачивается. — Полли!

— Но отымел под шумок! И когтищами своими исполосовал!

— Да я тебе за него патлы повыдираю! — Ида отбрасывает стул и обходит стол, стискивая вилку.

— Ма, не надо за меня заступаться, — зло отзывается Эдвин

— Кажется, кого-то тут любят больше остальных? — со смехом хватаю солонку. — Ну, давай, сука!

Герман покачивается на стуле. Вскинув брови, наблюдает за нами, и не вмешивается. Вряд ли я нанесу серьезные увечья его дочери солонкой, но не с ногой же фазана на нее кидаться.

— Да я в жизни не одобрю тебя в жены моим мальчикам! — Ида кривится и надвигается на меня. — Ты же им жизни испортила!

— Да будто им не насрать на твое одобрение, — перекидываю солонку в другую ладонь. — Кто еще кому жизнь испортил!

Ида бледнеет, ее лицо вытягивается и меня пробирает смехом от комичности ситуации. С хохотом роняю солонку. Как мне поможет перебранка с Идой? И вряд ли кому-то из нас позволят серьезно побороться: Крис, Чад и Эдвин напряжены и готовы в любой момент разнять двух истеричек, если они вздумают перевести ссору в драку.

Губы Иды вздрагивают, и она, разразившись хохотом, опирается рукой о спинку стула. Гогочем с ней безумными кобылами, а присутствующие растерянно переглядываются и не знают, как реагировать. Лишь Герман с мудростью старца пьет вино и наслаждается вечером.

— Все, я спать, — утираю выступившие слезы и шагаю к выходу. — С меня на сегодня хватит.

Глава 32. Спокойной ночи

Разлепив глаза, тру веки и смахиваю со лба локон. За задернутым пологом балдахина стоят три красавца. Не надо быть оборотнем, чтобы учуять и услышать их тяжелое и синхронное дыхание в темноте. Как же они мне осточертели.

— Проваливайте.

— Мы пришли пожелать тебе спокойной ночи, — шепотом оправдывается Эдвин.

— А еще проверить не вздернулась ли ты ту ненароком, — хрипло отзывается Чад.

— Как можно ненароком вздернуться? — недоуменно интересуюсь я.

— Дельное замечание, — глухо отвечает Крис, — но это не отменяет твоей отвратительной истерики за ужином.

— Пошли прочь, — сажусь и выглядываю из-за полога.

Замолкаю. Они заявились ко мне голыми, и стоят, хвастаются задорными и эрегированными членами. Глаза горят в темноте, лица обманчиво беспечные.

— Вышли! — рявкаю я, чувствую, как к щекам приливает кровь смущения.

— А мы тебе мешаем? — Чад удивленно приподнимает брови. — Спи, Полли. В чем проблема?

— А ты как думаешь? — едва сдерживаю гнев.