Право на любовь

Я… Что дела я на этом чертовом ужине? Пила как отчим? Нет. Даже если бы я захотела ужраться до поросячьего визга, мне не представилось бы такой возможности. Мама хоть и была поглощена общением с Кастетом, но зорко следила сколько и что я пью. Стоило мне только подтянуться за бутылкой бурбона, и строгая родительница сделала замечание, а Паша поддержал. Пришлось сесть на место и продолжить без особого аппетита расчленяться вилкой какое-то водоплавающие существо.

Вот засада! Самый отвратительный ужин в моей жизни. Будь мама моей ровесницей, и я бы показала ей — где раки зимуют. Нет, не набросились бы на неё с кулаками, и не вцепилась бы в аккуратно уложенную гриву. Я действовала бы грязно и подло. Исподтишка… Но она моя мать. Мать, да ещё и носящая под своим сердцем моего маленького братишку. И мне пришлось весь ужин тихо давиться своей ревностью.

А поздно вечером, будто почувствовав что-то неладное, она пришла, как когда-то в детстве, пожелать мне спокойной ночи.

— Ты куда-то собралась? — спросила мама, осторожно прикрывая за собой дверь.

Собралась. Позвонила Мегги и вытащила её в бар. Ну, не могла я больше сидеть в этой тюрьме под названием — семья! Задыхалась!

— Да, — быстро отвечаю, докрашивая ресницы.

Я не обернулась. А зачем? Мамино отражение в зеркале и так хорошо передавало её немое возмущение. Почти глубокая ночь, а дочка куда-то намылилась. Не порядок!

— А не поздно родная?

— Нет, — стараюсь не сорваться на скандал, но тупые вопросы уже подбешивают.

— А…

— Мам, ты что-то хотела? — бросив небрежно тушь на столик, резко поворачиваюсь.

— Хотела, — со вздохом говорит мать, и грузно садиться на кой моей кровати. — Я знаю у нас не простые отношения, — начинает лечить меня. — Но я люблю тебя. Очень-очень люблю. Милая, я чувствую, что в последнее время с тобой что-то происходит. Ты изменилась. А ещё эта твоя недавняя хандра. Скажи, причина в Алехандро? Вы расстались?

Вот дался ей этот Алехандро! Меня прям выворачивает уже от одного упоминания о нём. Не хотела ругаться. Правда, не хотела, но резко всплывшие картины проклятого ужина тротиловой шашкой взорвались внутри меня, разнося взрывной волной всю мою накопившеюся ревность по венам. Сорвалась. Черт возьми, я сорвалась!

— Расстались, мам! Я бросила Алехандро! Но не из-за этого мне так хреново, мама! Мне плохо, мам! Плохо! И плохо от того, что мужик, которого я люблю, любит другую женщину! А знаешь кто эта женщина⁈ — задыхаясь, хриплю я злостью и бегаю глазам по испуганной матери. — Эта баба — ты!

— Рита, — хлопая ресницами, как дурочка, шёпотом протянула она моё имя и ужас исказил её лицо.

Первое что пришло матери в голову это: «Олег». Вот поэтому она так испугалась. Но я не стала выжидать большего драматического момента и в лоб назвала имя мужчины. Вы думаете ей стало легче? Нет. Мать схлынула с лица и, прижав ладонь к левой груди, тяжело задышала. Ей будто резко стало не хватать воздуха.

Открывая рот, как выброшенная на берег рыба, мама еле слышно зашептала:

— Рита, что ты такое говоришь? Ты же его совсем не знаешь. Он убийца. Жестокий убийцы. Палач Хозяина.

Её речь сбивалась прерывистыми вздохами, от чего казалась какой-то заторможенной. И мне бы остановиться, пожалеть чувства родной матери, но я уже не могла. Внутри меня всё клокотало от распирающей ревности. Казалось, я злюсь на весь мир, но больше всего на неё.

Вот что в моей матери такого, чего нет во мне⁈ Почему Паша после стольких лет разлуки, да ещё после такого подлого предательства, продолжает восхищаться своей Княгиней? Чем она так зацепила его за живое? Дерзостью? Гордостью? Смелостью? А, может, просто тем, что когда-то была в его жизни, и уходя оставила в черствой душе палача рваную кровоточащую рану.

Она ранила, а я залечу!

— Ты ошибаешься, мама. Я знаю его так, как не знаешь ты. Я знаю каждый миллиметр его тела. Знаю, как он дышит, когда спит. Знаю, его запах, потому что, вдыхая его, я схожу с ума. Я знаю все его темные желания, потому что живу в них. — Замолчала я, медленно поднимаясь и возвышаясь над собственной матерью. И пусть это звучит подло! Но я наслаждалась своим триумфом. Я будто забирала у неё то, без чего не могла больше жить. Я вырывала из её лап ЕГО сердце. — Я люблю его! Люблю таким какой он есть. И мне плевать сколько крови на Пашиных руках!

— Рита, что ты такое говоришь? Девочка моя… Доченька моя, он погубит тебя, — еле шевеля губами, всхлипнула мать.

— Ну, и пусть, но я ни о чём не жалею!

И я пулей выскочила из комнаты. Прочь из этого удушающего материнской заботой дома.

Мегги… Бар… Алкоголь… Много алкоголя. Не помню сколько бокалов я выпила, но каждый пробуждал во мне безрассудную смелость. И мне уже было неважно, что подумает Паша, заявись я к нему в таком расхлябанном виде. Я бросила Мегги у барной стойки, вызвала такси и поехала к нему.

— Девушка, вы куда? — окликнула меня администратор, когда моё шатающееся тело ввалилось в холл гостиницы.

— Туда! — буркнула я, вышагивая не слишком твердой походкой к лестнице.

— Вы к кому? Уже поздно! Вы здесь живёте? — тут же посыпались вопросы, на которые я даже ухом не повела, в наглую шлёпая дальше.

— Я вызову полицию! — запищала она, дёрнувшись ко мне.

— А я Мартинесу!

Специально называю фамилию губернатора, и девушку прям стопорит на месте. Всё инцидент исчерпан. Не будет ни полиции, ни охраны, ни скандала. Иди дальше куда шла. Хоть ползи пьяная, никто не вякнет. И я, спотыкаясь о каждую ступеньку, погребла вверх по лестнице. Где номер Паши я хорошо запомнила. Так что найти его особого труда мне не составило. Тем более, эту элитную местную ночлежку я знала, как своих пять пальцев. Жили здесь с разлюбезными родственниками несколько месяцев.

Дойдя до заветных дверей, поправляю растрёпанную прическу. Стучу. Тишина. В номере что ли нет? Стучу сильнее. И где-то на второй минуте моего ляпанья ладонью, дверь открылась.

В полумраке номера показалась сонная рожа Паши. Протирая заспанные глаза, он несколько мгновений прибывал в некой отрешённости, не совсем понимая зачем я припёрлась. Вроде в гости не приглашал. Да, и на днях намекнул, чтобы на продолжение я особо не рассчитывала. Было не было, это уже неважно. Главное, что больше между нами ничего не будет. Но это Паша так решил, не я.

— Привет! — улыбаюсь и, заштормив в сторону, упираюсь рукой о дверной косяк, чтобы не упасть.

— Бухая, — спокойно заключает он, почуяв крепкое амбре витающее вокруг меня.

— Не, трезвая, — кривляюсь, всё ещё пытаясь устоять на ногах.

— Домой пошла, — без эмоций говорит Паша, и закрывает прямо перед моим носом дверь.

Обидно.

Домой? Серьезно? Ну, уж нет! Ты откроешь мне эту чёртову дверь. Разворачиваюсь и начинаю молотить в дверь ногой. Молочу так, что каблуки гнуться, и по всему коридору разлетается цоканье набойки о дерево, на которое из соседнего номера высовывается любопытная женская морда.

— Я буду жаловаться! — на английском языке бубнит пожилая туристка, а сама зыркает во все стороны.

— Дверь закрой курица! — гаркнула я на неё, сопровождая это неприличным жестом безымянного пальца.

Тут же исказившееся негодованием лицо бабки скрылось от греха подальше. Побежала кляузничать по телефону администратору гостиницы. Ну и пофиг.

— Паша, открывай! Слышь, Паша⁈ Тут, милый, два варианта: либо ты открываешь, и я тихонечко вхожу, либо все постояльцы вызывают админа, а тот полицию! Оно тебе надо⁈ Паш, я просто в гости!

Ору что дурная и со всей силой молочу ногой. А гости элитного отеля уже по очереди высовывают свои рожи и тут же прячутся за узкой щелочкой между дверью и косяком. Ещё и девка с ресепшена мелькнула на лестнице. Сто пудово. побежала звонить копам.

— Паша, местные мусора уже в пути! — крикнула я и провалилась назад прямо ему в руки.

Кастет всё таки открыл дверь.

— О, Пашенька! — улыбаюсь, смотря на недовольное лицо скалой возвышающееся надо мной. — Выпить есть?