Право на любовь

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

А воздуха всё равно не хватает. Голова кругом, но я продолжаю отвечать на самый страстный и долгий поцелуй в моей жизни. Пусть лишусь чувств, но лишусь их в сильных руках любимого мужчины. В тех самых руках, что рвут рубашку с моих плеч, ползут по телу обжигающим вихрем к трусикам и, с треском сорвав их, швыряют куда-то в темноту тропических кустов. Потеря ещё одних трусов меня сейчас мало заботит. Всё моё естество пульсирует лишь одним желанием по-быстрее ощутить мощь Паши в себе. Невыносимая мука ожидания! Никогда не могла похвастаться особым терпением, а в эти мгновение и подавно. Так что не дожидаясь положенных прелюдий, расстёгиваю ширинку и, запустив в неё ладонь, достаю налитую сталью плоть. Глухой мужской стон срывается в ночную тишину, когда я медленно насаживаюсь на его член и начинаю постепенно увеличивать темп.

Господи, рядом с Пашей куда-то исчезает всякий стыд. И все эти бредни о девичьей скромности уже не имеют никакого значения. А стоит ему меня коснуться, как во мне просыпается женщина. Роковая и до безумия страстная. И ей всё мало, мало и мало! Она жаждет больше, резче, ощутимее любить его. Хочет экстаза неполного настоящим исступлением, когда обострены все чувства и ты паришь выше облаков.

Ещё несколько резких, сильных движений, и пальцы Паши, клешнями впившись в мои ягодицы, зафиксировали бёдра как можно теснее к своим. Сквозь захватившую моё тело эйфорию, я ощущаю содрогание его плоти внутри меня и ещё сильнее прижимаюсь к любимому. Всё что происходит между нами продиктовано самой природой и вполне естественно. Мы оба потеряли контроль, забыв про последствия такого соития. Ни Паша, ни, тем более, я не предохранялись. Да, и какие к чёрту презервативы, когда от источающихся друг от друга феромонов напрочь сносит башку?

Если я ещё прибывала в томительном забвении от встряхнувшего моё тело оргазма, то любимый быстро пришёл в себя.

— Старею, — прошептал он, уткнувшись лицом мне в грудь. — Ты таблетки какие-нибудь пьешь?

Вопрос поставивший меня в тупик. Таблетки? Противозачаточные, что ли? Зачем? Зачем травить свой организм, когда нет постоянного и проверенного партнёра? Только презики. А тут… Чёрт! Он кончил в меня! И мозг сразу включается в работу. Так безопасные дни. Овуляция была? Вроде, да. И до следующих женских дней осталось где-то неделя. Может, пронесет? А, может, и… Твою мать! Меня накрывает паника. Детей я точно пока не планирую. И замуж не собираюсь. Стоп! Какое на хр замуж⁈ Мама убьёт, когда узнает кто отец её внука. И Паша… он… Он, вообще, женится на мне?

Отстраняюсь от потенциального папаши своего пока ещё надуманного ребенка, и выпадаю в осадок. Дети Паше точно не нужны, да и я в том же прицепе лишнего в его жизни хлама. Так гормон разогнать по венам, трахая молодую девку. Свадьба, походу, отменяется, но моё убийство вряд ли. Мама меня прибьёт и даже мокрого места не останется. Кастета кастрирует. Ну, хоть в этом есть какое-то для меня удовлетворение. К другим девкам больше не пришвартуется. Якорей не будет.

— Так пьёшь таблетки или нет? — уже серьёзно спрашивает Паша, отсаживая меня обратно на своё место.

— Пью, — машинально лгу.

Привыкла уже говорить всё с точностью да наоборот. Так что ложь стала моим вторым Я.

— Ну, что за нахр, Змейка? Ничего ты не пьёшь, — раздражается Паша, суетливо заправляясь и даже не удостаивая меня взглядом. — Дежурная аптека здесь есть?

— Зачем?

— А затем, чтобы орущих ублюдков не плодить, — и посмотрев на меня, зло бросил. — Прикройся!

Такая грубость Паши стала для меня полной неожиданностью. Мужчина, которого я желала всем своим существом, вдруг круто изменился. Не было больше того улыбчивого Паши Волкова, передо мной предстал настоящий Кастет. Тот, чье имя в некоторых кругах столицы боялись даже произносить, не говоря уже о встрече с ним.

Как-то я подслушивала разговор мамы со Студентом, и она как раз говорила про её бывшего партнёра по чёрному бизнесу. Со слов матери, Кастет правая рука некого Хозяина. Человек лишенный всяких угрызений совести, жестокий убийца и моральный урод. Но при всех его сомнительных заслугах не без своеобразного кодекса чести. Женщин не бьёт. Но это Кастет не бьёт, а его люди? Вот здесь и загвоздка. У мужчин его рода занятий две оборотные стороны.

Паше не нужны дети, не нужна любящая девушка, не нужна семья. Его интересует только физическая сторона отношений с противоположным полом. Если это правда, тогда почему он так тоскливо смотрел на мою мать? Ей бы Паша тоже сказал про на хр не нужных ублюдков? Сомневаюсь. Мама не та женщина, которой он осмелился бы о таком даже намекнуть. Так обидеть можно только меня.

Пожаром разгорающаяся во мне досада застилала слезами глаза. Надев рубашку, я принялась за пуговки, но чёртовы кружочки никак не хотели пролазить в петлицы. А всё потому что руки дрожали! Я плакала. Нет, сдерживала рыдания, подкатившие к горлу горькой обидой. И эти потоки слёз всё льются и льются! Психанув на последней пуговице, я принялась вытирать щёки ладошками, совсем по-детски размазывая слёзы по лицу. Не каждый день узнаешь, что от тебя детей не хотят. Даже не детей! Для Кастета наши малыши не кто иные, как ублюдки.

— Где аптека? — сухо спрашивает Паша, выезжая на главную улицу в старой части города.

— Там за углом, — всхлипывая отвечаю.

Паша притормаживает, не доезжая до поворота, и останавливает машину. Поворачивается ко мне.

— Рита, ну на хрна тебе дети? Ты сама ещё ребёнок. Жизни ещё не видела, а тут кричащий спиногрыз в люльке, требующий сиськи. Кстати, сиськи у тебя отвиснут, на жопе целлюлит с растяжками будет. Змейка, оно тебе надо? — уже более мягче начинает говорить Паша, пытаясь мои примером объяснить своё нежелание стать отцом и где-то даже оправдаться. — А я? Рита, ну какой я батя? Ещё лет десять и в сморщенного деда превращусь. Да, ты и сама через год такой жизни завоешь. Я ж, Змейка, совсем не семейный мужик. Я с бабами долго не уживаюсь. Я с ними только… — на секунду оборвал он свой монолог. — Ну ты понимаешь, что я с вами делаю. Сопли, бутылочки, подгузники, трах по праздникам, жена в ляпистом халате на кухне и минивэн не для меня.

— У меня нет ляпистого халата, — хлюпаю я носом.

— Ну вот тем более, — со вздохом сказал Паша, потянувшись ко мне, чтобы обнять.

— Нет, — запротестовала я, отсаживаясь ближе к двери.

— Ну чё опять? — насупившись спрашивает он, но не сбавляет напора. — Мы же всё только что обсудили. Никаких детей.

Я выставляю руку в попытке охладить его порывы успокоить меня. Слёзы тут же высохли и на смену им пришла злость. Мы всё обсудили⁈ Он всё решил! И в его решении местоимение «мы» даже не мелькало. Достала уже эта дискриминация! Что мама с братом, что теперь ОН. Все решают, что будет хорошо для меня, но при этом не спрашивая: «Рита, а как хочешь ты?». Я ведь маленькая, глупая и безответственная. А как взрослеть, когда меня так заботливо ограждают от взрослой жизни? Ну, уж хватит! Я сама решу быть мне матерью или нет. Это моё тело, а, значит, моё дело, где там будут растяжки с целлюлитом. Да, и вообще, у мамы что-то ни где ничего не отвисло. И с упругостью задницы тоже всё в порядке. На пляже в открытом купальнике щеголяет даже с пузом. И у меня будет так же. Тут главное, не разожраться до размеров слонопотама.

— Не мы обсудили, а Я решила! — злобно зашипела я, чуть ли не выламывая дверцу внедорожника.

Идиотская ручка не хотела поддаваться. И рванув со всей силы, я наконец открыла её. Выпрыгнула из внедорожника и ринулась со всех ног в направлении аптеки.

— Деньги возьми, Решала! — выкрикивает мне вдогонку Паша.

Ах, да точно! Я же гол, как сокол. И это в прямом смысле. Все мои вещи, включая сумочку с кредитками, остались в гримёрке стриптиз-клуба. Так что здесь без гордости придется обойтись. За слёзки мне в аптеке таблетки экстремальной контрацепции не дадут.

Резко разворачиваюсь и шурую обратно, а Кастет уже сидит с протянутым бумажником.