Страница 53 из 60
- Талия, щеки, пузо - какая, право, чушь, господа! По мне, женщины делятся на три категории: на дам, на не дам и на дам, но не вам.
Мужчины грохнули со смеху.
- Ай, бгаво, Гжевский, потешил! - в восторге восклицал Давыдов, ударяя себя ладонями по коленям.
Только один человек из всей компании не смеялся. Это был корнет Васильков. Ему сегодня не везло пуще всех. Из оставшихся у него на руках десяти рублей он, стыдясь самого себя и краснея, как девица, ставил по рублю. Он был готов играть в долг, но ему не верили. Затянувшийся разговор о женщинах действовал ему на нервы.
- Афанасий Сергеич, вы будете метать? - нетерпеливо выкрикнул корнет своим тоненьким голоском.
- Буду, дорогой мой, - спохватился майор. - За дело, господа, с богом, - и он распечатал свежую колоду.
"Ну, стерва, ежели подведешь", - подумал Ржевский, поставив на червонную даму.
Майор Котлярский стал метать.
Очередная талия отняла у поручика последние деньги. Не помогла ему ни дама черв, ни бубновый туз. Поручик в остервенении рвал карты зубами и, запихивая их в пустую бутыль, приговаривал:
- В темницу, в темницу вас, сволочей.
- Полно, бгатец, - веселился Давыдов, распихивая по карманам выигранные деньги. - В любви повезет.
- Да что любовь! В любви мне и так всегда перепадало.
Корнет Васильков, спустивший свой последний рубль, положил голову на стол, как на плаху, и зашелся от рыданий.
- Вот уж напрасно, дорогой мой, - сказал майор Котлярский, погладив его по плечу. - Велика беда! В другой раз отыграетесь.
- Нет, я застрелюсь, - ревел корнет, не подымая головы. - Мне ни в картах не везет, ни в женщинах.
- Ну, в картах это дело наживное, еще научитесь. А что до женщин... Хотите, я горничной моей, Глашке, за вас словечко замолвлю? Она вам не светская дама - ломаться не будет. Хотите, дружочек?
- Хочу-у, - всхлипнул Васильков.
- Ну вот и ладненько. Сейчас только еще шампанского примем, и я вас, голубчик, устрою.
Майор заказал лакеям вина и закуски.
- А для меня у вас горничной не найдется? - спросил Ржевский, вытирая усы после пропущенной стопки водки.
- Да ради бога, дорогой мой. Желание гостя для меня закон. Эй, Прошка! - крикнул Котлярский лакею. - Позови Аглаю.
- Дык, спит она, барин.
- Разбуди, от нее не убудет. Скажи, дело к ней есть срочное, радостное.
Через пять минут в комнату вошла лохматая седая старуха в длинной ночной рубахе.
- Вот и вам горничная, поручик, - еле сдерживая смех, заявил майор. - Прошу любить и жаловать.
- Э-э, нет, - скривился Ржевский. - Увольте-с. Я еще не настолько пьян.
Все весело заржали.
- Чё звали-то, батюшка? - спросила старуха, щуря на хозяина подслеповатые глаза. - Прошка сказал, обрадовать меня хотели. - Она облизнулась. - Уж рюмочку-то налейте, старой, коли разбудили.
Со смехом вручив старухе недопитую бутылку, майор прогнал ее из гостиной.
- Кстати, о старухах, - задумчиво обронил граф Долбухин. - Представьте, господа, моя бабка, графиня Аделаида Петровна, на картах сделала себе целое состояние.
Присутствующие недоверчиво переглянулись. Но в их глазах все же появился определенный интерес. Устав от картежной баталии, они были сейчас готовы выслушать любую историю.
И граф Долбухин начал рассказывать, не спеша попивая из горлышка шампанское:
- Отец мой, Меркурий Петрович, однажды в юности крепко проигрался в карты некоему князю Г. А надобно заметить, что мое семейство в ту пору было в долгах как в шелках. Вернувшись под вечер домой, отец во всем признался моей бабке, заявив в отчаянии, что не видит иного выхода, как свести счеты с жизнью. Но та, конечно, его отговорила и на следующий день отправилась к князю.
Князь Г. несказанно обрадовался ее визиту, поскольку был в нее давно и безнадежно влюблен. Когда моя бабка упомянула о долге сына, князь засмеялся и ответил, что простит всё за одну проведенную с ней ночь.
- Вот дурак, на бабку польстился! - сказал Ржевский.
- Графиня в ту пору была еще молода, - возразил Долбухин. - И к тому же весьма красива... Так вот, она обещала князю подумать над его словами, но дать ей на размышления еще три дня. Князь согласился. В ту же ночь графиня куда-то исчезла и не появлялась трое суток.
Когда под вечер третьего дня она вернулась домой, в волосах ее стали заметны седые пряди, а губы были покусаны в кровь. На все расспросы домашних она ничего не отвечала и сразу же отправилась к князю. Она явилась к нему ровно в полночь и предложила ему перекинуться с ней в карты. Князь с иронией осведомился, есть ли у нее деньги, чтобы делать ставки. "Ставкой будет моя честь!" - гордо отвечала она. Князь начал метать. И графиня не только отыграла сыновний долг, но и лишила князя почти всего его состояния!
С той поры она сделалась заядлой картежницей. В карты ей везло, как никому из простых смертных. Она играла так, словно за спиной у нее стоял дьявол. Но при том всегда соблюдала три непременных условия: за карточный стол садилась в полночь, притом в полнолуние и делала за игру не более трех ставок. И не было такого случая, чтобы карта ее не сыграла!
Граф Долбухин умолк, задумчиво уставившись на огонь в камине.
- За вашу необыкновенную бабку, граф! - поднял бокал Ржевский.
Все с воодушевлением выпили. У корнета так дрожали руки, что половину своего бокала он вылил себе за воротник.
- Надо полагать, граф, - сказал Ржевский, - ныне ваша бабка чистит карманы архангелам?
- Отнюдь, она жива. Ей на днях исполнилось девяносто лет. А не далее, чем на прошлой неделе, она выиграла двадцать пять тысяч у барона Чиколинни.
- Так вы узнали ее тайну? - вскричал корнет.
- Увы, с ней невозможно говорить на эту тему.
- Но почему? почему?
- Графиня сразу начинает хихикать и отвечает всякий вздор, вроде того, что, якобы, всегда учитывает расположение небесных планет и их влияние на карты. Юпитер - это, дескать, туз, Марс - король, Венера - дама, Меркурий - валет, Сатурн десятка и тому подобное. Надо только знать, какие планеты играют в какой день. Но на этом все ее откровения заканчиваются, и она умолкает, так что более от нее ничего невозможно добиться. - Граф горестно вздохнул. - Как представишь, что она унесет свою тайну с собой в могилу, так, поверите ли, господа, просто хочется волком выть.