Сфера Маальфаса

– Не торопитесь с выводами, фон Фирхоф, или как вас там зовут на самом деле? Я сказал «признал предъявленные обвинения». Вы использовали Сферу? Да. Значит, вы обвиняетесь в колдовстве и сношении с дьяволом. К тому же, у нас тут имеет место flagrante delicto[23], ваше преступление изобличают показания отца Кантеро, куратора фробургской миссии. Все документы, которые вы у него требовали, так или иначе касаются Сферы.

«Проклятый честолюбец, ударил-таки меня», – обреченно подумал Людвиг. Было страшно. Черная маска мешала ему наблюдать за лицом противника. Зыбкая почва фактов колебалась, смахивая на трясину, приветливо поросшую ряской и незабудками.

– Я использовал Сферу, между прочим, получив ее из хранилища государственного казначейства. Я имел дело с отцом Кантеро. Я не имел дел с дьяволом. Попробуйте, докажите обратное. Вам придется брать и пытать сотни людей – все они так или иначе видели Сферу либо прикасались к ней.

Инквизитор пренебрежительно усмехнулся. Тонкие губы под краем черной маски растянулись в нитку.

– Даже так? Вы на краю заслуженной кары пытаетесь давать мне советы? Сотни показаний ни к чему – в качестве доказательства сгодится одно-единственное признание – ваше собственное. Которое мы, без сомнения, получим. Впрочем, продолжим… Итак, вы не отрицаете, что использовали Сферу Маальфаса. Где она теперь?

Людвиг понял – вот оно, главное, то, ради чего его привели в застенок. Деловитая возня палача мешала ему сосредоточиться.

– Как видите, Сферы у меня больше нет.

– Назовите место, где вы спрятали этот предмет.

– Я же сказал, Сферы просто нет. Она разрушилась в процессе использования.

– Не лгите, фон Фирхоф! Эту вещь нельзя уничтожить. Скажите, где вы ее спрятали, возможно, это несколько улучшит вашу незавидную участь.

– У меня нет Сферы.

– Ну что ж. Иоганн, запишите. Преступник упорствует в отрицании. Думаю, из-за нехватки времени мы не будем придерживаться установленных протоколов, показывать вам, любезный фон Фирхоф, инструментарий, ждать понапрасну раскаяния. Вы, как мой бывший коллега, и так должны прекрасно разбираться, что к чему… Палач, приступайте!

«Господи, – думал Людвиг, – Господи-Господи-Господи. Я верю, что ты есть. Я обязан верить, что ты справедлив. Хочу верить, что ты все видишь. Должно быть, я заслужил это. Я сам приказывал творить подобное. Я считал, что поступаю правильно. Те, кого я обрекал на мучения, были преступниками. Я верил, что были. Господи, пусть я заслужил это, но дай мне силы молчать. Дай мне силы. Я буду молчать. Я должен молчать… Молчать… …Сфера Маальфаса, подарок Сатаны…»

– Запишите Иоганн, преступник упорствует в молчании. Палач, продолжайте.

– Не безумствуй. Ты не поможешь ему. – Дайгал спокоен, но Алиенора чувствует: за броней напускного равнодушия закипает бессильный гнев.

– Ты хочешь, чтобы Людвига убили?

– Не безумствуй. Ты сама знаешь, я этого не хочу.

– Его нужно спасти.

– Что ты собираешься делать – скажи-ка?

– Надо ехать в Эберталь, добиться встречи с императором…

– Я не устаю восхищаться тобою, моя звезда, судьба тебя ничему не научила. Один раз ты уже имела с государем доверительную встречу и едва не поплатилась головой.

– Так что, ты предлагаешь сидеть здесь и ждать, пока казнят твоего друга?

При слове «друг» Дайгал лишь пожал плечами.

– Инквизитор стал моим другом? Не будь я столь же безумен, как ты, так уже собирал бы дорожные сумки. Разве ты не понимаешь? С фон Фирхофом не станут церемониться. Поверь мне, я на своей шкуре узнал, как это происходит. Рано или поздно, так или иначе, его сломают и он расскажет все – про Сферу, про нас. Так вот. До того, как это произойдет, тебе желательно оказаться как можно дальше отсюда – за пределами Церена.

– Я не могу бросить своих людей.

– Если «псы Господа» нагрянут сюда с трибуналом, твоим крестьянам не станет лучше.

– Так что, мы должны оставить Людвига одного?!

Альвис нехотя покачал головой – признание в том, что судьба бывшего инквизитора ему не безразлична, давалось с трудом.

– Нет! Разрази меня святой Регинвальд – я не хочу этого! Но Фирхофу уже ничем не помочь. Если повезет – он умрет быстро.

– Я не могу примириться с таким концом. Если бы Тассельгорн не сжег письмо Саргана…

– Поздно. Теперь это только большая серая куча пепла. Впрочем, и ту давно смыло дождем.

– Большая? Письмо было совсем маленькое.

– Может быть, он еще что-то палил. У такого сорта проходимцев нередко имеется в запасе нечто, что им показывать отчаянно не хочется.

– Нет же. Постой! А вдруг это письмо вовсе и не сгорело? С чего мы взяли, что это был пепел пергамента?

– Раз записки не нашли, значит, она уничтожена.

– А теперь я верю – она цела.

– Блаженны верующие, моя радость.

– Тассельгорн мог спрятать письмо незадолго до смерти. Он ведь не знал, что умрет. Такая вещь могла пригодиться…

– Что ж, возможно. На его месте я бы просто зарыл эту штуку в землю. Допустим, мы начнем искать – сколько акров земли придется перерыть? На это уйдет вся твоя жизнь. Но тебе не отмерят этой жизни, Нора. В одиночку я еще рискнул бы помочь фон Фирхофу. Но тебе лучше не соваться в эти дела. Я решил – мы уезжаем.

– Нет!

– Тогда ты уезжаешь одна, а я остаюсь. До тех пор, пока можно – буду искать.

– Ты один ничего не найдешь.

– Хм. Не собирается ли благородная Алиенора взять в руки заступ?

– Я соберу своих людей. Тому, кто найдет письмо – свобода. Они будут очень внимательны, ты мне поверь.

Дайгал заколебался.

– Это может сработать. Но времени у нас мало. Я не верю, что бумаги Тассельгорна уцелели, но попробовать стоит. Сам поеду туда, буду осматривать каждый подозрительный предмет, ты поедешь тоже. Конечно, не копать землю, просто до границы оттуда совсем близко…

Телеги, груженные инструментами и провизией, землекопы, лошади, солдаты – все они спешно покинули бург Виттенштайн всего два дня спустя. Остались позади холмы, скрылся за вершинами деревьев шпиль «враждебного» замка Шарфенбергов.

Медленно приближались предгорья. Еще через два дня горизонт заслонила громада хребта Эстенмауэр – жемчужно-серый рисунок, выросший до размеров полумира. Караван не пошел к перевалу, лагерь разбили неподалеку от первых скал, на травяных полянах, под деревьями, неподалеку от места событий, разыгравшихся в третий день новой луны.

Едва поставили шалаши и палатки, едва закурился летучий дымок костров – заступы немедленно вонзились в густо проросший корнями дерн. Цена находки казалась баснословной: свобода счастливцу, свобода его семье и, как всегда, – деньги. Люди едва ли не дрались за право первым начать раскопки. Зеленый бархат луга запачкали пятна обнаженной земли. Копали неглубоко – почву снимали едва на пол-локтя. Ни один предмет, имевший хоть ничтожный шанс оказаться искомым, не проходил незамеченным. Дайгалу несли давно потерянные сбитые подковы, бесформенные, истлевшие в земле обрывки невесть какого хлама, хрупкие косточки птиц и мелких зверюшек.

Альвис пытался руководить землекопами, потом, видя в глазах людей яростную, безумную надежду, махнул рукой. Теперь он лишь отвергал ненужные находки. Не то. Не то. Нет. Вилланы уходили, опустив голову и уронив руки. И копали-копали-копали снова. Куча пестрых обломков у входа в «командную» палатку быстро росла.

Энергия Алиеноры иссякла. Баронесса почти не выходила из шатра. «Что она там делает? – думал Дайгал, выбрасывая очередной образец хлама. – Плачет? Должно быть, молится святому Регинвальду». Альвис и сам с радостью молился бы, имей надежду, что это поможет делу. Тем, кто прикасается к талисманам демонов, стоит рассчитывать на благосклонность святых?

Шли дни. Люди копали. В довершение несчастий зарядили дожди, и зеленый бархат луга, таявший под ударами заступов, превращался в мешанину травы и жидкой грязи. Старик, чья лопата, едва прикоснувшись к дерну, ударила о твердый предмет, давно уже ни на что не надеялся. Узловатые пальцы в венах извлекли из мягкой глины металлический обломок – статуэтка? Нет, рукоять кинжала – то ли кошка, то ли рысь растянулась в броске. Глаз у фигурки не оказалось – должно быть, выкрошились когда-то вставленные камни. Пустые глазницы кошки забила мокрая земля. Старик повертел в руках сломанное оружие. Отнести это господам? Говорили, искать записку. Оставить фигурку себе, чтобы потом продать старьевщику? – старик с минуту поколебался, но от изображения веяло чем-то зловещим, и он заковылял в сторону дымящих под дождем костров.

25

На месте преступления, с поличным (лат.).