Малера

- Да? – сардонически усмехается. – И что же входит в твое «нормально»?

Злюсь. Злюсь потому, что слышу в голосе открытое пренебрежение. Да что с ним? Никогда не позволял себе так реагировать. Кому как ни ему знать, что значит наша дружба для меня и Мота – это во-первых. Во-вторых, дружба между нашими семьями предполагает прекрасное отношение ко всем членам. Но здесь же наблюдаю противоположное, почему так? Допускаю, он, как и любой другой нормальный отец просто тяжело смиряется под рядом обстоятельств взросления дочери. Но не так же, как происходит сейчас.

В этот момент папа выглядит словно чужой. Он даже имя Филатова произносит скривившись и говорит настолько холодным тоном, что сама леденею. И еще обидно почему-то. За Матвея.

- Папа, нормально значит «нор-маль-но»! – впервые отражаю тоном то, что сам транслирует. – Давай честнее, что имеешь ввиду?

Ну вот и все, руки вверх, Лерка. Занялась - руби напролом, будь готова.

- У вас… связь?- выталкивает на выдохе.

- Да, пап. Связь. Раз ты это так называешь, то именно связь.

- В том самом смысле? – сыплет вопросами.

- В каком?

- Не придуривайся! – повышает голос.

- Тише, папа. Мама спит! – тоже первый раз осаживаю его.

- Ты.. – удивленно-зло восклицает – смотри-ка как заговорила. Ох, какая… Выросла она. К-хм-к-хм, – нервно тарабанит пальцами по столешнице. – Вы с ним… Ты… м-м-м… уже?

Как-то разом накатывает вредная усталость. Ну вот зачем он спрашивает, а? Это так важно? Какая разница? Все мое существо сейчас взбунтовывается и протестует. Объясните, зачем родители спрашивают такое у своих детей? Им нужен лишний стресс? Или серьезно думают, что многие к девятнадцати остаются святыми девственниками? Сами себя забывают, что ли? Или папа считает, что я не знаю их лав-стори с мамой? Тоже ведь еще тот был преследователь! А про заборные штаны вообще молчу.

К черту все! Играю по чистому.

- Па, держись, – внезапно успокаиваюсь и впадаю в удалое состояние души. Бывает такое, когда лихая дурь лупит тебя в башку просто наотмашь. – Да!

- Нет! Лера, нет. Скажи, что пошутила.

- Не шутила. Так случилось, ничего не поделать. И еще, предотвращая следующие вопросы, сразу скажу – мы будем вместе, как пара разумеется, – говорю и сама себе не верю, мы же с Матвеем данного факта не обсуждали. Нет, ну это предполагалось, но все же в прямую не говорили еще.

- Уверена в нем? Все знаешь? Все понимаешь про Филатова? Вы виделись урывками. Переписка не в счет. А детство давно закончено, малышка. – странные слова отрезвляют меня.

- Что ты имеешь ввиду? Говори!

- Прежде чем связывать судьбу с человеком, надо понимать его сущность. Честен ли он с тобой, все ли говорит о себе. Ты это понимаешь? Мало быть компанейским и веселым. Мало! – внимательно смотрит. Голос папы помимо того, что строгий, еще и просительный одновременно. Настораживает меня все это. Вселяет беспокойство. Качает почву под ногами и приземляет. – Дочь, я тебе сказал, что всегда сможешь на меня рассчитывать. Ты у меня одна. Ты для меня все, пойми. И да, мне тяжело отпускать тебя во взрослую жизнь, это правда. Мы же на чистоту разговариваем, да? – осторожно киваю. – То, что вы с ним… ладно, переживу, хотя… - трет лицо рукой, потом сокрушенно отмахивается и продолжает скрипучим голосом. – Просто прежде, чем связать жизнь с определенным человеком будь уверена, что он чист во всех отношениях.

Под таинственными словами пригибаюсь все больше и больше. Я никогда не поверю, что произнесенное в эту минуту является блефом и фальшивкой. Папа что-то знает такое, что Матвей от меня скрыл. Что же это? В эту минуту понимаю, таинственный факт может помешать нашим дальнейшим отношениям. И все бы нормально, но зная своего отца, он на мелочи размениваться не будет. Точно говорю! По всем направлениям горю теперь, пропадаю от неизвестности. И получается, что этот факт крайне серьезен.

Вот правда крестный говорит, даже если все складывается так как надо, все равно будь в тонусе – бди неустанно! Золотые слова, как оказывается, просто платиновые. На вершине одичалого кайфа от Филатова получаю вот такой ледяной душ. Тайна какая-то, блин. Ну и что он может от меня скрывать? Ну не в браке же он состоит, или там детей у него, например куча где-то.

Сжимаюсь под папиной просьбой. Уж слишком он напряжен и озабочен. По мере нашего разговора, из назидания осуществился переход в просительное предостережение. Смутная тревога заползает мне под ногти и царапает острыми иглами. Не хочу никакого треша. Только наладилось все с Матвеем. Только летать с ним начала, парить под синим куполом неба. Крылья расправила и полетела! А вот сейчас по ним сильно ударили и сожгли к чертовой бабушке! Ну не маньяк же в конце концов Матвей!

- Папа! – умоляюще складываю ладошки – Ну скажи мне! Ты же знаешь.

- Лера, - качает он головой – если Филатову ты дорога, то все получится само собой. Просто будь аккуратнее, хорошо?

- Хорошо, – вздыхаю и отворачиваюсь.

Папа подходит ко мне, наклоняясь целует в лоб и, подхватив тарелку с нетронутой едой, ставит в раковину. Стоит еще некоторое время, словно раздумывает дать какую-либо информацию или нет. Все эти секунды сверлю его спину и молюсь про себя, но этого не случается.

Не выдерживаю. Я просто ломаюсь, как сухая ветка. Мне нужно знать то, что так отец бережет от меня. Очень нужно просто потому, что сегодня ночью я определила следующее: Филатов мне нужен. Я хотела бы с ним попробовать. Странно, да? Все настолько перепуталось в голове, что разгрести этот хлам будет сложновато, но в эпицентре данного хаоса есть мигающая красная точка, которая сигнализирует о том, что скорее всего я стремительно начала втрескиваться в бывшего лучшего друга.

- Папа! – он оборачивается. – Я умоляю тебя, скажи, – твержу, как заведенная одно и то же.

Он тяжело вздыхает и смотрит на меня. В его глазах сейчас сквозит нежная жалость и такое сокрушительное беспокойство, что у меня слезы наворачиваются. Папа подходит и гладит меня по голове. Вижу, что он тоже волнуется. Чувствую, как руки подрагивают.

- Лер, может я сам с ним поговорю?

- Нет! – машу головой – Пожалуйста, не надо. Давай, что там у тебя.

- Тебе не понравится.

- Все равно. Давай же!

Папа еще некоторое время раздумывает и решительно кивнув головой, достает из кармана телефон. Полистав фотки, останавливается на одной и предупреждающе смотрит на меня. А я изнемогаю, хочу увидеть, что там. Подумав еще секунду, папа переворачивает экран, и я застываю.

На экране смеющийся Матвей, девушка и с ними ребенок. Кадр запечатлен где-то в парке, на заднем фоне видна карусель. Все трое счастливы. Малыш сидит на руках у Мота, обнимает его руками за шею. Это… это… его? У меня в эту секунду случается жесточайший ступор. Беспомощно перевожу взгляд с фото на папу.

- Дочь, мне жаль. Мне так жаль, но…

- Не надо, па, - останавливаю его – я все поняла уже. Спасибо. Можно я подумаю тут…еще… - не знаю как выразить свои эмоции.

Он круто разворачивается и стремительно выходит из кухни. Осторожно прикрывает за собой дверь. Щелк.

Я одна.

Одна.

26

- Матвей, мне помощь нужна.

Ну только не сегодня! Все же так прекрасно складывалось. Наконец-то с Лерой сдвинулось с точки. Я весь день на кайфе. Жду с нетерпением вечера. Продумал куда вести и чем удивить, чтобы до конца растаяла и приняла меня.

- Матвей, слышишь!

- Слышу, Оксан. Что у тебя случилось?

- Илюша заболел, а мне срочно уезжать нужно.

Да что же такое! Злюсь, что скрывать. Ну с какого хрена я опять? Договаривались же, что с определенного времени решает проблемы сама.

- Оксан, я в другом городе, ты же знаешь, – стараюсь спокойно говорить ей в трубку. – У тебя поближе никого не нашлось, чтобы попросить с Ильей побыть.

Нет, я не против мальчишки вообще ни разу, но не могу же без конца с ним время проводить по первому зову. Оксане нужно научиться распределять свою жизнь и свое время, тогда все нормализуется. И надо признать то, что потом наши пути вообще разойдутся, не переедет же она с пацаном в мой город.