Малера

Матвей зол. У меня ощущение что он и сам сопротивляется всему, что происходит. Он резко поднимается и немного отходит в сторону. Делает последние затяжки и отбрасывает окурок. Зажимает виски ладонями и глухо матерится. Пара размашистых шагов и он присаживается у моих колен.

- Лер, нам надо на время прекратить общаться, – сморщившись словно от зубной боли, оповещает достаточно твердо и отходит.

- Да пожалуйста! – выкрикиваю вслед, не дав угаснуть последнему звуку, тяну его.

Мне так обидно, что слезы наворачиваются. Понимаю, что он прав, но не так же вываливать. А с другой стороны, как тогда прекратить все это? Может это просто ветром навеяло и на самом деле ничего такого. Может это просто скоро все пройдет. Может само рассосется. Я не желаю терять его. Он мне нужен. Он всегда рядом. Всегда мой. Друг, конечно, не более. Но как мне плохо от его слов.

- Я не знаю, что со мной, – тихо уговаривает. – Но если мы не прекратим на время общаться, я… Я…сука….Короче! Так надо!

- Да пошел ты, Матвей. Понял? – закрываю лицо руками.

- Не понимаешь, да? – сиплым голосом говорит, но не заглядывает в глаза, как обычно, а отворачивается. – Хорошо… Ок… - отходит дальше и вновь садится в свое кресло. Прикрывает глаза и прерывисто втягивает воздух в легкие. – Ты стала очень красивой… Так ясно?

Изморозь забирается мне в легкие и становится тяжело дышать. Он сейчас скажет. Произнесет то, чего боимся оба. И если до этого момента все предполагаемое ощущалось зыбко, с большой долей сопротивления и неверия, то сейчас настолько явно лежит между нами, что становится страшно.

- И что это меняет?

Я еще пытаюсь спасти нас. Хочу отгородить от неизбежного и дальше сохранить все. Но как никогда понимаю, что все пропадает, исчезает и тает. Я готова затолкать и уничтожить ростки «нашего нового» и такого ненужного никому, ни мне, ни ему. Я стараюсь это сделать. Пытаюсь. И как только поднимаю на Матвея взгляд, осознаю – нет. Ничего не изменить. Это надвигается.

- Все меняет, Лер, – пристальный взгляд верлит меня. – Я скажу честно, мне тяжело. Я… перестаю себя контролировать… - он максимально упирается в спинку, словно это единственное, что держит. – Скажи, как мне быть, если я такое чувствую теперь? М?

Да на фиг такие вопросы. Кроме жгучего стыда они ничего не вызывают. Что мне сказать? Что меня это тоже колышет? Не признаюсь. А как тогда без него? Ну как? Я привыкла, что он рядом. Всегда! Сижу, согнувшись в три веревки и царапаю ногтями кружку.

- Мот… пожалуйста… я не могу, – это весь бессвязный набор на данный момент.

Я готова зареветь, только бы не рвать отношения даже на непродолжительное время. Наплевать на все. Подрываюсь к Матвею и стаскиваю его на землю. Сажусь на колени и что есть сил стискиваю руками. Обнимаю и утыкаюсь в шею. Зажимаю руками все крепче и крепче.

Не знаю, что это, но понимаю, что если оттолкнет, то умру сразу.

Мот сначала сидит неподвижно, но, когда моя горячая слезинка катится по его коже, дергается и ответно обвивает мою спину. Успокаивающе шепчет разную ерунду и тихо покачивает. Не замечаю времени сколько реву, просто сижу и сжимаюсь от жалости к себе, к нам. И все равно в моих раскиселенных мыслях отгораживаю себя от самого главного. Начисто игнорю причину такого поворота событий.

- Матве-е-е-й, давай все будет как прежде!

Он резко ссаживает меня с коленей и отодвигается. Злой, взъерошенный, мечущийся. Он так возмущенно смотрит на меня, что надежды разбиваются вхлам. Хватается руками за подлокотники и наклоняется вперед. Яркая синь режет мое сознание надвигающимся штормом.

- Нет!

- Да почему? – туплю нещадно, но бессознательно пытаюсь отодвинуть наш конец.

- Ты… блядь… Как можно так тупорылить? – взрывается он – Ты слепая? Я хочу тебя! Теперь я тебя хочу! Сейчас! Ты же не дура, все сечешь! И Макса твоего отпиздил уже! Подумай за что на самом деле!

Произнесенный запрет сбивает меня с ног, валит на траву. Кружка падает и разливается чай, обжигает мне ноги. А я не чувствую. Я сейчас ничего не чувствую. На моей коже ярким клеймом горят его слова. Жаркие, преступные, пекущие. Мое горло пересыхает. Язык за одно мгновение становится опухшим и шершавым. Я словно отекаю, внутри становлюсь просто недоделанным желе. Он сказал…

- Лер, прости. Я… мне тоже нелегко. И я понимаю, как все выглядит, но… - тяжело сглатывает -ничего не могу поделать.

- Когда? – формирую вопрос во вспухший мозгах.

- Что когда?

- Когда это началось?

- Фотки помнишь? Присылала в этом году, – листает телефон. – Вот.

Пока он перебирает кадры, удивляюсь как же много я ему их отправляла. Но это нормально, я же всегда так делала. Хотя признаю, в этом году переборщила. Он выбирает одну и увеличивает. Осень. Я, зарывшись в разноцветные листья, всматриваюсь в объектив. Взгляд шальной, завлекающий. Мне кажется, я тут даже постарше выгляжу, чем есть на самом деле. Мои волосы треплет ветер, разбрасывает их за моей спиной. В кадре они даже не все легли на спину. Помню, как сразу отправила Моту, приписав что-то смешное.

- И что только с фотки расперло?

- Нет… Да… А когда приехал, то… Лер, я прошу тебя не обижайся, но это есть… Я себя знаю.

- У тебя Вика! – пытаюсь поставить его на место.

- Ну да. Вика. Я и забыл! – усмехается он.

- Может рассосется? – с надеждой спрашиваю в последний раз.

Он качает головой и вздыхает.

- Если бы ты знала, что сейчас в моей башке, то убежала и не общалась бы. Занесла в черный список. Понимаешь? – выпаливает сердито – Мне и сейчас хоть руки связывай.

Отодвигаюсь на всякий случай подальше. Не потому, что боюсь, нет. Я сейчас это только себе скажу, Мот знать не должен. Сейчас… Из каши эмоций, сбрендивший мыслей и общей ненормальной тряски тела выползает одно - я хочу почувствовать еще раз его губы - и закрываю эту крамолу в себе на ключ, запираю за семь замков! Хода нет. Все! Все!!!

- Хорошо.

- В смысле?

- Мы не будем общаться столько, сколько ты захочешь, – надо пресекать сразу, как бы больно не было. И пока еще не горит у обоих ярким, можно еще все спасти.

Мот сдержанно кивает и отворачивается. Сидит так некоторое время и хрен пойми, что выражает. Вроде бы и спокойный, но в то же время скрученный как пружина, того и смотри рванет. Но мне и самой не легче. Пока молчим, анализирую ситуацию. И ни черта в ней хорошего нет.

Как нам теперь? Ведь очень странно, когда знаешь человека всю жизнь и потом получаешь вот такое признание. Я знаю его! И, к сожалению, очень хорошо. Классный, что говорить. Но, да какое тут «но». Не могу сама себе объяснить, как действовать дальше. Ну не пообщаемся мы сколько-то и как быть дальше? А если не пройдет? И у меня тоже не пройдет, как быть? Нет пока ответа.

-Лер, – зовет Мот, разбивая мои мысли. Поднимаю голову и ловлю его взгляд. С нескрываемым больным любопытством смотрит. – А ты?

- Нет, – вру напропалую.

- С Максом своим останешься? – прищуривает глаза.

- Как и ты с Викой, – резко отвечаю. – Она же приедет. Мне, кстати, на день рождения можно прийти будет? Или запрет?

- Ты что несешь? – рявкает он. – Конечно, придешь.

- Спасибо, – язвлю в ответ.

- Прости. Простишь?

- Угу.

- Ле-е-е-р.

Позади нас раздается топот ног.

- Че свалили, отчепенцы? – рявкает Молот слишком близко от моего уха так, что подскакиваю.

Синхронно обернувшись назад, видим, как ребята толпой идут назад. Молот пришел первым. Радостный, счастливый и беззаботный. Трясет на меня капли с себя, выкрикивает разную ерунду. Натужно улыбаюсь и что-то бормочу в ответ. Остальные подтягиваются и рассаживаются.

Ребята тихо переговариваются и обсуждают дальнейший план действий. А мне уже ничего не хочется. Вижу, как Соня, виляя бедрами и кокетливо улыбаясь, бредет к Матвею. Они коротко говорят. На вопросительно-соблазнительную интонацию девушки, Матвей утвердительно кивает.

Тьфу! Кобель. Бесит эта вешалка. И Филатов лыбится ей как… как… козел! Мне-то так не сверкал. Позади нас раздается визг тормозов. Рядом с юзом останавливается тачка Макса. Он выходит с поджатыми губами и, не глядя ни на кого, пилит ко мне. Зовет уехать и я соглашаюсь. Пусть Матвей дальше свой член к Сонечке пристраивает. Не хочу на это смотреть.