Амулет на удачу

– Темница для особо опасных, – шепнул мне Фурнье.

Он встал ко мне спиной и что-то сделал, тяжелая массивная дверь с надрывом спряталась в стену. Почему то этот надсадный звук показался мне наигранным. Вслед за Фурнье я вошла в промозглое каменное помещение. Фурнье взял со стены потушенный факел – какая-то нездоровая фобия здесь насчёт нормальных фонарей – и зажег его от уже горевшего.

– Иди за мной, – он жестом показал на ступени лестницы вниз.

Сколько мы спускались, я не считала, но долго. Пролет сменялся пролетом, а мы всё шли и шли. Наконец лестница оборвалась, и мы попали в длинный узкий мрачный коридор. Здесь было не сыро и влажно, как по идее должно было быть под землёй, наоборот как-то неприятно сухо, и пахло тоже неприятно какой-то медицинской химией. Хотя крысы вроде были, в тёмном углу как мне показалось копошилось, попискивая нечто мерзкое с лапками и хвостом. Фурнье мне был хоть и врагом, инстинктивно я прижалась к мужчине и тут же попыталась отпрянуть от него – будто прикоснулась к холодной каменной глыбе. Ощущения один в один. Но Фурнье уже поймал меня за талию и привлек обратно.

– А мне нравится наша прогулка все больше и больше! – глухо прошептал он на ухо, морозя его своим дыханием. – Страх так идет некоторым девушкам, а ужас им просто к лицу. Совершенно верно, Лиза, – зажал он меня в объятиях ещё сильнее. – Я привел тебя сюда, чтобы кое-что показать. Ты сама захочешь это увидеть, и думаю, после этого у тебя пропадут последние сомнения.

Отпустив меня, Фурнье осветил факелом тяжелую дверь, покрытую чем-то вроде толстого слоя паутины. Краем сознания я отметила эту странность: какие пауки в это время года и тем более в таком непригодном для них воздухе? Нормальные насекомые тут точно не выживут. Но я забыла обо всём на свете, когда Фурнье отпер замок и бесшумно отворил массивную створу… Там, в тусклом отблеске огня факела, на цепи полу-висел, полу-стоял… Ладислас! Муж был без сознания, но упасть ему не давали кандалы, поддерживали его обнаженное по пояс, исхудавшее, измучанное побоями, всё в синяках и кровоподтеках, тело.

– Боже мой, – хрипло прошептала я, закусив губу, чтобы не разреветься. – Ладислас… Он жив?

– Пока жив,– равнодушно подтвердил Фурнье, оттесняя меня плечом и выталкивая обратно в коридор.

Тут пленник дернулся, поднимая заросшую голову и мутным, каким-то пустым, потусторонним взором глянул на меня. Волосы зашевелились на затылке от этого взгляда, мне поплохело. Эти пустые глаза… какие нужны пытки и истязания, чтобы убить все признаки жизни в его некогда черных, полных энергии и кипучей деятельности очах?

– Довольно, ты увидела достаточно! – Фурнье запер дверь.

Я шла обратно, чисто механически переставляя ноги, никак не могла отойти от испытанного ужаса. Перед глазами так и стоял образ изможденного мужа, заросшего бородой и с ужасными глазами. Всё в его образе было странным. Особенно меня цепляла его борода и длинна волос. Разве можно так быстро покрыться растительностью, ведь с нашей последней встречи прошло… дня четыре, ну максимум, неделя? Возможны ли такие внешние перемены у человека… еще и паутина эта… Или же я чего-то не понимаю, особенно в здешних пытках? и паутина – это не паутина, а какой-нибудь блокатор магии?

Мы стояли в комнатке-коридорчике как раз перед выходом на улицу, когда я не выдержала:

– Это не Ладислас! Он так сильно исхудал и зарос за неделю! Такого просто не может быть, даже чисто физически.

– Не обманывай себя. Ладислас Дюран – сильный маг в первую очередь. На нем специальные кандалы, лишающие его силы. И камера, блокирующая магию и ещё кое-что. В таких условиях маги чахнут в несколько раз быстрее обычного человека. Это для тебя прошло немного времени, а для него субъективно пара месяцев как минимум. Ну и не спорю, мы его допрашивали.

– Я не верю, что это он!

– Ну хорошо, я подозревал, поэтому будет тебе окончательное доказательство, – Фурнье достал из кармана пальто шкатулку, очень похожую на ту, которая была на помолвке. вынул оттуда аналогичный хрустальный булыжник на цепочке и надел на шею. – Фиал правды, ты же знакома с ним? Солгать в его присутствии невозможно. В камере ты видела настоящего живого человека, а не иллюзию. В камере сидит старший сын и наследник лорда Амандина Дюрана.

Фиал вспыхнул, подтверждая правдивость слов.

– Вы его отпустите? – поселилась надежда в моем голосе.

– Нет. Суд и смертный приговор не за горами. Если вообще доживёт до этого суда… Хотя он может и сбежать. А может – и нет.

Никак не хотелось верить, что это всё по настоящему, происходит со мной, с ним… Боже, как легко и просто всё было в начале учебного года… Да, Мишка меня лупил, но потом всегда извинялся… и был Ладислас. Надменный, язвительный, придирающийся, но живой.

– Лиза, ты можешь помочь ему, – мягко прошептал Фурнье мне на ухо. – Я специально затеял этот разговор здесь, где нас никто не услышит.

– Я поняла. Что вы хотите от меня?

– Я хочу, чтобы ты стала моей. Добровольно. Сама.

И тут я успокоилась. Именно вот эта странная во всех смыслах попытка домогательства – зачем человеку, у которого я в полной власти добиваться взаимности – и помогла собраться. Меня опять обманывают. А ещё я сообразила, что помимо вранья о крушении меня насторожило. Фурнье перестарался, навешивая обвинения на Ладисласа. Потяжелее, чтобы и свои, и чужие поверили, не в одно так в другое. Вот только при здравом размышлении спецслужбы Суссона не станут договариваться с контрабандистом фалзара, им незачем лишнее внимание Торговой инквизиции и Торговой палаты Книги миров. У этих контор руки намного длиннее, чем у любой страны отдельного Листа. Да и контрабандист фалзара будет любые спецслужбы бояться как чёрт ладана, потому что они первые его побегут сдавать инквизиторам. Фалзар не та штука, которую можно использовать для шантажа и вербовки. Ну а Фиал? Ладислас Дюран мне уже продемонстрировал, что и эту штуку можно обмануть. Что один сделал – другой всегда повторит, если не дурак. Фурнье же точно очень умный мерзавец. Ну а картинку пленного Ладисласа в подземелье элементарно можно объяснить наведённой ментальной галлюцинацией. Ментальное воздействие без санкции суда запрещено? А кто будет сторожить сторожей, если как раз Фурнье и отвечает за соблюдение закона?

– Твоё решение? – нетерпеливо поинтересовался Фурнье.

– Да, – еле слышно выдохнула я.

– Громче. Я хочу слышать это отчётливо.

– Да, я стану твоей, – и мысленно добавила: «Не переживай, это ненадолго, монсеньор Фурнье. Не знаю пока как, но скоро ты меня рядом не увидишь».

Этот подонок, исполненный победы и гордости, безошибочно отыскал мои губы, впиваясь в них своими твердыми кусками льда.

– Ты полюбишь меня, девочка! – прошептал он, и в голосе опять пробилось самое настоящее сумасшествие.

Я что-то невнятно прохрипела, пытаясь завершить этот жесткий акт вторжения как можно быстрее.

– Да, детка, и чем быстрее ты покоришься мне, тем лучше.

Насытившись мною, Фурнье оторвался, и, поглядев на притаившуюся за тучами луну, потащил меня обратно в комнату, где я очнулась. На пороге нас встретила пожилая тётка, которая как увидела начальника, отвесила ему глубокий поклон.

– Жаклин, позаботься о мадемуазель. Накорми и приведи в порядок. В общем, подготовь её так как я люблю.

– Будет исполнено, хозяин, – тихо прошептала служанка.

Фурнье повернулся ко мне, слегка приобнял за талию и прошептал склонившись:

– Тебе понравится. Я в этом лучше Ладисласа. Ха, так ты же даже Ладисласа не пробовала. Ну так пить надо начинать с хороших вин, тогда сформируется правильный вкус. А мадмуазель лучше начинать с хороших мужчин.

Жаклин молча указала мне на вторую дверь. Раньше она была скрыта гобеленом, и я её не заметила. Фурнье проследил за нами до самой двери – я ощущала на себе этот мужской оценивающе-вожделеющий взгляд. И вышел в коридор. Со служанкой мы оказались в ванной, если так можно назвать. Комнатушка, в центре которой большая бадья, наполненная до краев горячей водой, над которой клубился пар.