Страница 5 из 15
Сухой язык вызвал зевоту. Дочитав до конца абзаца, я уже забыл, о чем было в начале. Принялся читать только заголовки, не вникая в текст самих статей.
Закрыв газету на последней странице, понял — все происходит на самом деле, и я действительно попал в 1970 год. Сейчас таких заголовков нигде не увидишь.
Я вернул газету Михаилу Андреевичу и некоторое время смотрел в потолок, не представляя, что делать дальше. От былой весёлости не осталось и следа. Я вдруг начал припоминать, что произошло потом — Афган, Чернобыль, распад СССР, дикие 90-е, — и понял, что переживать все это вновь мне не хотелось. Захотелось домой, в свою хоть и маленькую, но вполне себе уютную квартирку.
От надвигающейся хандры спасла Тома. Грузно ввалившись в палату, она прокуренным голосом сообщила:
— Ужин!
Обитатели палаты сразу же засуетились.
Мы вышли в коридор и застучали костылями в сторону комнаты приема пищи. Странно было, что еду не разнесли по палатам.
— Доктор говорит, что так лучше для пациентов, — сказал Михаил Андреевич на мой вопрос. — Гимнастика полезна для выздоровления. Тем более для нас.
Старик хохотнул, кивнул на свою ногу в гипсе.
«Доктор садист просто», — хмуро подумал я.
На ужин подавали слипшиеся макароны с подливом, в котором, как я ни старался, но мяса так и не нашел. С макаронами давали серый хлеб и чай. Хлеб был вкусный, а вот чай отдавал половой тряпкой. Но в еде я был не привередлив, поэтому все съел. К тому же сказывался голод и молодой организм — есть хотелось неимоверно.
После ужина все разбрелись кто куда. Молодой Пашка пошел с другими мужиками в туалет курить. Михаил Андреевич сел в коридоре на лавочку и начал партию в шахматы с другим стариком.
Я же принялся бесцельно бродить по коридору, вглядываясь в лица, окна, обстановку. Все было знакомым, но словно давно забытым. И вид из окон другой. И обстановка не такая. И лица иные.
Особенно лица. Не сразу я понял, в чем дело. И только когда обратил внимание на глаза очередного проходящего мимо человека, вдруг осознал. Ни у кого в руках не было сотового телефона. Никто не пялился в него, оградившись от большого мира в своем маленьком электронном мирке из соцсетей и мессенджеров. Они все смотрят по сторонам. Это непривычное, давно забытое чувство и вызвало во мне приятную волну ностальгии.
— Эй, новенький! — мужеподобный прокуренный голос Томы прокатился по коридору.
Я обернулся.
— Поел?
Я кивнул.
— А ну вприпрыжку сюда!
С юмором женщина. Я поковылял к ней. Спросил по пути:
— Что случилось?
— Что случилось, — передразнивая меня, произнесла та. — Врун ты, каких еще поискать надо!
— Чего это? — насторожено спросил я.
— Ты, как сказал, тебя зовут?
— Сергей.
— Не Сергей ты, — подбоченившись, ответила та, таким тоном, будто отчитывала нашкодившего котенка. — А Андрей!
— Почему?
— Потому что мать твоя пришла к тебе. И все про тебя рассказала.
Я даже остановился. Такого поворота событий я не ожидал.
— Что? Мать? — одними губами прошептал я.
И понял, что когда попал в больницу, назвал свое настоящее имя и фамилию. Кто же знал? А теперь вот родня парнишки пришла, в чье тело я попал.
— Я в туалет… я пойду… — начал мямлить я, судорожно пытаясь придумать оправдание не встречаться с женщиной.
— А ну стоять! Вернись!
Отпираться было бессмысленно. Да и вызвало бы дополнительные подозрения.
Сделав глубокий вдох, я вновь побрел по коридору.
— Давай, вон туда, — махнула рукой Тома.
И показала в сторону окна. Там стояли двое — доктор Нестеров и незнакомая женщина. Обернувшись и увидев меня, она вдруг произнесла:
— Андрюшенька!
И рванула ко мне. Обняла, принялась гладить по спине, целовать в плечи, всхлипывая. Я же только и мог, что стоять как вкопанный, не зная, что делать и как успокоить женщину. От нее пахло «Красной Москвой», приторной фиалковой сладостью, выцветший шерстяной платок, накинутый на плечи, неприятно колол мне шею.
«Не самая дешевая парфюмерия», — отметил я про себя, отворачиваясь в сторону, чтобы не дышать духами.
— Андрюшенька, миленький! — продолжала всхлипывать женщина, вцепившись в меня.
— Анна Матвеевна, успокойтесь, — подошел к нам Нестеров. — Отпустите его. Вы же ему все кости переломаете!
Женщина нехотя разомкнула объятья.
— Сыночек, что произошло? — спросила она, утирая слезы платком.
— Я… я не помню… — ответил я. — Упал.
Женщина вновь начала плакать.
— Упал! — всхлипывая, произнесла она дребезжащим голосом. — Это все его кружок этот дурацкий. — Спортивное общество это их, секция альпинизма. Там главный у них Дубинин. Детям учиться надо, а он им про горы все мозги запудрил. На каменоломню агитирует. Не пущу!
Это уже было сказано мне. Вытерев глаза, строго произнесла:
— Говорила я тебе, что до добра это все не доведет! Вот и случилось!
— Успокойтесь! — строго приказал доктор. — Ничего страшного не произошло. Ну есть ушибы, гематомы. Головой тоже ударился, но не сильно, сами же видите. Проверяем сейчас вашего сыночка. Наблюдаются некоторые провалы в памяти. Да вы и сами поняли, — доктор улыбнулся. — Но все излечимо. Организм молодой, все поправимо. Давайте, прекращайте это ваше мокрое дело, не люблю этого.
— Сыночек, ты помнишь кто я?
— Мать? — кисло ответил я.
— Ну вот видите! — улыбнулся доктор. — Память уже возвращается.
— Если нужны какие-то лекарства, то вы сразу же… — начала мать, но Николай Игоревич тут же остановил ее жестом.
— Ну вы что⁈
— Да, я поняла, — зашептала мать. — Но вы говорите… если что…
— Анна Матвеевна, сейчас пока не стоит с допросами. Про имя уже знаем, что перепутал. Такое бывает. Это говорит о вероятном сотрясении мозга. Так что парню нужен покой. Пусть у нас еще немного побудет.
— Хорошо, я поняла, — закивала головой женщина.
И обратилась ко мне:
— Я тебе яблочек принесла. На вот, поешь. Это с дачи Екатерины Авдотьевны, ты помнишь ее?
Я неопределенно пожал плечами, взял бумажный пакет с яблоками.
— Пару дней еще подержим, а потом уже и на выписку, если все нормально будет, — сказал доктор.