Кавказский синдром

– Как вас зовут хотя бы? – окликнула Вера темноту.

– Володя, – отозвался из ниоткуда вкрадчивый голос.

– А меня Вера, – представилась она невидимому теперь собеседнику. – Спасибо, Володя. Спокойной ночи!

Дала шенкеля, и поехала легкой рысью в сторону конюшни.

5. Дубровка. Весна 2001. Белозеровы.

Высокое зеркало, от пола до потолка, отражало его во весь рост. Он любил делать ежедневную силовую гимнастику по сорок пять минут, потом – душ и бритье. Тщательно намыливал мягкой кисточкой с серебряной ручкой свое жесткое, властное лицо, тяжелую челюсть и щеки. Потом аккуратно откладывал помазок, и брался за серебряный станок. Набор для бритья подарила ему дочь, когда первый раз съездила в Лондон.

– Тэйлорс, Олд Бонд Стрит – самое место для мужских аксессуаров. – и он с удовольствием вспомнил, как улыбалась ему его дочь, Вера, вручая красивый плотный пакет с логотипом известного дорогого магазина. Он терпеть не мог бриться электробритвой и не расставался с крохотной коробочкой, в которую помещался разборной станок. А этот набор, с рукоятками из литого серебра, был домашним. Как талисман, как символ дома, устойчивости, места, куда ему всегда хотелось возвращаться.

Пятьдесят шесть лет – а выглядит он вроде бы неплохо, молодые телки до сих пор вешаются. Генерал-майор; обладатель редкой сейчас Красной Звезды – за ту давнюю историю, в Анголе, где он получил два ранения.

Затем был Афганистан. Потом – год в Западной Группе Войск, работа Военного Атташе в Мадриде. А потом он вернулся домой – теперь уже в должности Генерального Инспектора. Но это официально. А на самом деле…

На самом деле Генерал-Майор Николай Петрович Белозеров отвечал за подготовку всего спецназа ГРУ. В том числе и за некоторые не слишком широко рекламируемые операции по всему миру. Города, дороги – до сих пор он любил сидеть за рулем сам, наплевав на запреты и протесты личной охраны. Вот только все реже и реже получалось это в России. В Москве, если нет «голубого ведерка» на крыше, застрянешь в пробке, а мигалку он из принципа на личную машину не ставил: к чему лишние понты. Потому и ездил на служебной, когда нужно было прибыть вовремя.

Сегодня он работал на даче – вызвал на девять тридцать ведущего инструктора, из лагеря Подолье. Парень засиделся, надо будет снова вводить его в игру. Как появится инструктор, адъютант, ожидающий внизу, в прихожей, о нем доложит.

Лагерь Подолье был вечной головной болью генерал-майора Белозерова. Существовал этот объект очень давно, еще с двадцатых годов. Говорили, что сам легендарный Берзин выбрал это место – красивое, тихое, на высоком берегу реки: Старый мужской монастырь – прочное, каменное здание с толстыми высокими стенами. С начала тридцатых годов здесь стали появляться первые иностранные курсанты, первыми – испанцы, потом немцы. В пятидесятые в стенах лагеря тренировались будущие лидеры арабского освободительного движения – сирийцы, палестинцы, ливанцы. И боливийцы, кубинцы, вьетнамцы. Да кого только не было. Полный интернационал.

Николая Петровича Белозерова назначили руководить лагерем в 1992 году, когда бывший Советский Союз трещал по швам, все разваливалось и рушилось, а зарплату военным перестали платить.

Вот тогда Белозеров и согласился на поступившее ему предложение готовить на базе лагеря чужаков – отряды личной охраны и прочих солдат удачи. Разумеется, за отличную плату. Коммерческое предприятие получилось беспроигрышным, а весь груз ответственности Белозеров взял на себя.

Первая группа, тренировавшаяся на базе лагеря, отстояла потом Нагорный Карабах. Другая группа выпускников формировала ударные отряды, разгонявшие сепаратистов в Абхазии. А вот перед самым началом первой Чеченской, летом 1994-го, контингент курсантов сменился – все больше и больше приезжало «абитуриентов» с Кавказа…

Центр продолжал работать. А одним из инструкторов на базе был Мага, Магомед Багиров. Человек, которого он вызвал сегодня к себе для беседы.

Белозеров прошел в спальню, взял чистое белье с полки в стенном шкафу, начал одеваться. Ходил дома босиком – приятно холодил ступни наборный паркет летом, и грел зимой, такой уж был секрет у этого дерева.

Одевшись, Белозеров спустился вниз, в кухню. Дочь Вера уже заканчивала завтракать – она была классическим жаворонком, а он вот терпеть не мог вставать рано, еще с училища.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! – со смехом приветствовала его Вера. – Наконец изволили пробудиться?

– Запомни, дочь, чем больше человек ленив, тем больше его труд похож на подвиг! – пошутил он, привычно поцеловав Веру в темную макушку.

Николай Петрович сел к столу, Вера налила ему кофе в большую любимую кружку. Белозеров с наслаждением, до хруста в суставах, потянулся, произнес:

– Какой же кайф вот так спокойно завтракать дома, в тишине.

– Все никак не привыкнешь, что пули не свистят над головой? – усмехнулась Вера.

– К этому невозможно привыкнуть, – нахмурившись, бросил Белозеров. – Сама знаешь, какая обстановка в стране. А я ведь военный человек. Прикажут – поеду под пули, никуда не денусь. Только и остается, что радоваться таким спокойным минутам, пока есть возможность.

– А кто виноват, что в стране такая обстановка? – обернулась к нему Вера, убиравшая со стола в раковину грязную посуду. – Зачем нужно было снова заваривать эту кашу, начинать бомбардировки?

– Ты, милая моя, забыла, кажется, что они первые снова на нас полезли? – взвился Николай Петрович. – Про взрывы в жилых домах, про теракты, про сотни погибших мирных людей забыла, да?

– А я вот читала, что теракты были провокациями наших спецслужб, – дерзко заявила Вера. – И что главная причина обеих чеченских войн – борьба за контроль над независимым пространством, через которое удобно отмывать деньги, провозить оружие и наркотики. И нелегально торговать ворованной нефтью.

– А ты поменьше читай всякую чушь! – Белозеров грохнул кулаком по столу. Звякнули чашки, покатилась по полу фарфоровая крышка от сахарницы. – Писаки драные, подонки! Жирные задницы просиживают за своими компьютерами! Пороху в жизни не нюхали, а туда же – особое мнение имеют. Где бы вы все сейчас были, если бы мы вовремя не ввели войска в Чечню? Я скажу тебе где – на кладбище!

– Ладно, пап, не заводись, – примирительно заключила Вера. Она подошла к раскрасневшемуся отцу, обняла за плечи. – Я ведь ни в чем никого не обвиняю, говорю только, что я читала такое мнение. И вообще… Ведь кто бы какие интересы не отстаивал – все равно гибнут люди, и русские, и чеченцы. Кому это нужно? Я ведь помню, каким ты приезжал всегда домой из горячих точек. Помню, как бросался меня обнимать, как пировал потом неделю, радовался, что жив остался, что снова дома. Правда же?

– Война – отвратительная вещь, я даже спорить не буду, – сбавил тон Николай Петрович. – Но люди пока еще не научились жить мирно. И пока они не научатся, придется мне или кому-то другому этой отвратительной вещью заниматься. Ладно, Верка, чего мы с тобой завелись с утра, а? Что за характер такой у тебя – никогда не смолчишь?

– Уж какой есть. Вся в тебя, между прочим, – Вера чмокнула отца в щеку. – Все, папа, мне пора. Лошадки ждут.

Она подлила отцу еще кофе и вышла за дверь.

«Вот чертовка, – покачал головой Белозеров. – Знает, что отец в ней души не чает, вот и позволяет себе нести черт знает что. Надо бы все-таки сказать ей, чтоб поосторожнее языком молола. Не все окажутся такими понимающими, как любящий папаша».

Подлив себе еще кофе, он неспешно перешел в кабинет, вынул из сейфа тоненькую папку, опустился в кресло у стола, поставил кружку, раскрыл личное дело инструктора из Подолья, который должен был появиться с минуты на минуту. Так, посмотрим на этого Волка. Как, кстати, волк на его родном языке? А! Борз… Точно!

Неожиданно вспомнился холодный осенний день 1997 года. Здесь же, в этом кабинете. И у него на душе стало муторно – потому что в кресле напротив сидел тогда совсем другой человек: Костя Киреев. Да, не думал он тогда, что это будет их последняя встреча.