Страница 18 из 24
– Нашёл? Зачем?
– Я дела её финансовые веду. Дела Карины тоже.
– Тебя не удовлетворял секс с Галиной или тебе недостаточно одной женщины?
– Я не знаю, Маленькая. И то, и другое. Или ничего из этого. Я решил, что не гожусь для длительных отношений, а тем более для брака.
– А как ты решал вопрос секса?
Сергей усмехнулся.
– Это не вопрос. Плати, предложение есть на любой вкус, цвет, возраст.
– Бордель?
Сергей поморщился.
– Нет. Образованные, независимые женщины, зарабатывающие таким способом. Самая безопасная и самая доступная возможность удовлетворения. Абсолютно деловая форма отношений, не предполагающая ни ответственности, ни вины.
Он вновь умолк, а мне и сказать было нечего, и вопросов у меня не было. Через некоторое время он спросил:
– Я разочаровал тебя?
– Скорее, я растеряна. Две совершенно разные между собой женщины. Их объединяет только твой выбор. Обеих содержишь. Последнее обстоятельство меня восхищает. Ты берёшь ответственность за финансовое благополучие некогда близких тебе женщин. Для меня это явление. Нередко мужчины не желают брать на себя ответственность за обеспечение собственных детей. – Я помолчала, прислушиваясь к себе, и предупредила: – Я не ревную к прошлому, но в настоящем я хочу быть единственной. По-другому я не смогу, у меня есть опыт, мне изменяли.
– Глупенькая, зачем же ты сравниваешь? – изумился Сергей. Он даже приподнялся, чтобы заглянуть мне в глаза. – Ты – моя женщина! Твой аромат сводит меня с ума, вкус твоего ротика, вкус сокровенных складочек, – его рука скользнула к моему паху, – вызывают такое желание, что я теряю разум! Твоё тело так податливо и отзывчиво, оно словно совершенный инструмент настроено на каждое моё движение! Мы совпадаем в желании, совпадаем в оргазме. Зачем же мне другие? С тобой я испытываю и страсть, и наслаждение, каких раньше не знал. – Он засмеялся и прибавил: – И столь «активный», как ты выразилась, я тоже только с тобой. Какая к чёрту стимуляция? Я вынужден обуздывать своё вожделение, иначе мы рискуем не выбраться из кровати.
Я таяла от его признаний, утопая в ласковой зелени вспыхивающих золотыми искорками глаз.
– Мечта о тебе живёт во мне всю мою жизнь, – продолжал он, – просто я боялся признаться себе в этом. И лучистость глазок твоих преследует меня всю жизнь. – Он нежно поочерёдно поцеловал мои глаза и прошептал: – Твои глазки очень откровенно рассказывают обо всём, что ты чувствуешь. «Глаза женщины самое сексуальное, что есть в женщине». Эту фразу я прочёл давно. Доказательств только добыть не мог. Автор забыл добавить: «Если глаза женщины умеют говорить».
– А бывает, не умеют? – спросила я.
– Бывает.
– Ты потому хочешь видеть мои глаза во время секса?
– Да. Я просто с ума схожу.
День четвёртый
В последнее утро в Стамбуле я проснулась в одиночестве. Едва осознав пустоту вокруг себя, я испугалась: «Всё сон?!» Всё, что у меня есть в груди, ухнуло куда-то вниз, сердце исчезло совсем, тело одеревенело.
– Маленькая, я здесь. – Услышала я голос Серёжи. – Встал раньше поработать.
Я выдохнула и обмякла.
– Потеряла? – спросил он, подходя к кровати. – Испугалась?
– Угу, – промычала я, укрываясь в его объятиях. – Подумала, всё приснилось.
– Я здесь, Девочка. Теперь я всегда буду рядом.
Завтракали мы торопливо, сегодня спешил даже Сергей.
– Придётся мне держать ответ перед Эльзой, – укоризненно качая головой, отметила я, – дурное влияние не замедлило сказаться, ты ешь почти с моей скоростью.
– Мы немного задержались в кроватке, – парировал он с довольной миной. – Ты ведь хочешь и в Айю, и в Голубую Мечеть? К тому же пришла посылка, и надо будет заехать в банк, потом в магазин. Ты катаешься на лыжах?
Его вопрос застал меня в тот момент, когда я откусывала от тоста с маслом и сыром, поэтому я лишь покачала головой, прожевала и только тогда ответила:
– Нет. Ни петь, ни лаять. Я хотела сказать, ни лыжи, ни коньки мне недоступны. И плаваю я только у берега. Машину не вожу. Не музицирую. Не пою. Что ещё должно быть в арсенале хорошо воспитанной барышни? – Я закатила глаза к потолку и, припомнив самое главное, выдала: – Да-а, и не барышня я! Увы! – и развела руками.
Сергей посмеялся и продолжал:
– Сезон начался. Я на Медео никогда не катался.
– Ну, если ты имеешь в виду лыжи, то на Медео они не пригодятся, на Медео катаются на коньках. Лыжи – это на Чимбулаке, сейчас правильно Шымбулак.
– Вот-вот. Хочу здесь подобрать экипировку. Думаю, здесь выбор больше.
Я пожала плечами и, уже поднявшись на ноги, допила чай.
Я не только ем, но и одеваюсь быстро. Дома обычно я ждала, когда соберётся Костя, за исключением тех редких случаев, когда меня поражала распространённая женская хворь под длинным названием «нусовсемнечегонадеть», и среди вороха тряпок, я никак не могла выбрать, которую же из них уместно выгулять именно сегодня. Дело, как правило, заканчивалось джинсами, белой блузой и угрозой опоздать.
Сегодня я хворями не страдала и была готова через десять минут. Сергей уже оделся, и я с удовольствием поглядывала на него. Мне нравится, как он выглядит в костюме, но в джинсах и пуловере он тоже ооочень хорош! Сергей стал заметно стройнее – ещё в самолёте чуть выступающий живот исчез совсем. Но особенно меня привлекали волоски, чуть выглядывающие в мысок пуловера.
В банке мне довелось наблюдать за целым ритуалом по передаче ценностей из рук в руки. Нас проводили в небольшую пустую комнату с камерами под потолком и стойкой по типу барной, расположенной посередине комнаты. Человек в форме охраны принёс для меня стул, на который я и села в сторонке. Мужчины расположились вокруг стойки – Сергей по одну сторону, служащий банка по другую, человек в форме, заложив руки назад, встал с торца стойки на равном расстоянии от обоих. Служащий положил на стойку небольшой предмет, завёрнутый в светло-коричневую упаковочную бумагу, перевязанный крест-накрест бечёвкой с налепленными на бечёвку пломбами. Продемонстрировав целостность упаковки со всех сторон, он ножницами разрезал бечёвку в нескольких местах и содрал упаковку. На свет появилась коробочка. Теперь уже коробку продемонстрировав с каждой стороны, служащий извлёк из коробки синий, по виду, кожаный футляр. Повернул футляр открывающейся стороной к Сергею и, не глядя на содержимое, открыл его. Сергей посмотрел в открытый футляр, поднял глаза на служащего банка и молча кивнул. Продолжая внимательно смотреть в лицо Сергею, служащий закрыл футляр и подал ему в руки. Сергей положил футляр во внутренний карман куртки. Охранник внимательно следил за всей процедурой. На стойке появилось несколько бумаг, на каждой из них, вначале служащий, потом Сергей, потом охранник поставили свои подписи. Бумаги исчезли, кроме одной, которую Сергей, не глядя, отодвинул по левую сторону от себя. На стойку лёг ещё один предмет, значительно меньший, чем первый, так же упакованный в бумагу. Всё повторилось точно в той же последовательности.
Наконец Сергей сгрёб бумаги, поблагодарил служащего банка и подошёл ко мне. Похлопал себя по оттопырившейся на груди куртке и проворчал:
– Не подумал. Заедем в магазин кожи, сумку надо купить.
Магазин, к которому нас привёз водитель, снаружи выглядел небольшим, но оказался довольно внушительным внутри, разрастаясь бутиками не только вглубь, но и вниз – в подземные торговые залы. Увидев нашу нерешительность, к нам поспешил распорядитель и, выслушав Серёжу, жестом пригласил следовать за собой. Привёл он нас к торговому залу Р., Сергей зашёл внутрь, а я зашла в бутик напротив, с выставленными на витрине дублёнками. Одна из них мне понравилась – неровно окрашенная, бежево-рыжая с длинным густым мехом на воротнике и манжетах.
– Таскана, таскана, – без устали повторял продавец, пока снимал по моей просьбе дублёнку с манекена и надевал её на меня.
Дублёнка оказалась точно моего размера, была лёгкой, как куртка, длиной достигала до середины бедра, а мех на её внутренней поверхности был таким же длинным, густым и шелковистым, что и на воротнике. Продавец чмокал языком и, словно разглаживая дублёнку, всё водил и водил ладонью то по моему плечу, то по спине. Я отвела его руку и, крутясь перед зеркалом, старалась рассмотреть себя со спины.