Подводный реванш

Такой же крупный военный центр Груз-Бей с 5 тысячами человек, обслуживающих действующие на малой высоте истребители, содержит НАТО и на восточном побережье Лабрадора, вдоль которого мы как раз в эти дни пробирались и, слава богу, в конце концов благополучно его миновали. Без проблем, не считая утомительной медленности хода (а ввиду близости северных баз НАТО пришлось сбросить скорость вообще до 4 — 5 узлов), прошли мы и забитое льдами море Баффина.

Неприятность (если это гражданское слово уместно для описания этой, как говорят сегодня военные, нештатной ситуации) случилась, когда мы вошли в пролив Смит, отделяющий Гренландию от покрытого льдами острова Элсмир. Акустики вдруг зафиксировали слабый шум идущей нам навстречу американской субмарины класса «Лос-Анджелес» — по-видимому, она возвращалась с дежурства у наших северных берегов и, воспользовавшись проложенным когда-то еще их «Наутилусом» (а может быть, уже и нашей К-524) маршрутом, пересекла возле острова Медвежий Гренландское море и, обогнув мысы Норрост-Руннинген и Моррис-Джессеп, как раз входила сейчас в лежащий впереди по нашему курсу пролив Робсон. Если бы мы шли хоть немного быстрее, встреча могла бы состояться в самой узкой части пролива Робсон, так что мы со своими габаритами не смогли бы там и развернуться. А в широкой части пролива Смит мы еще успели совершить маневр разворота и выйти назад в море Баффина. Но это, тем не менее, тоже была не ярмарочная площадь, где можно было постоять, пережидая, пока из узкого переулка выезжает груженная сеном телега, чтобы после этого проследовать в него самим. Вокруг нас была чужая территория, «враждебные воды», а нам навстречу двигался вооруженный корабль противника, и трагическая история с «Курском» показывала, что ни на какое благородство манер в данной ситуации рассчитывать не приходится. Поэтому, двигаясь в южном направлении вдоль кромки острова Элсмир, мы при первой же возможности чуть ли не под прямым углом повернули затем на запад и вошли в пролив, отделяющий его от острова Девон. Оба эти острова — и Девон, и Элсмир — были опоясаны шельфовыми льдами, порождающими айсберги, а потому неглубокий, узкий пролив между ними оказался забит этим добром чуть ли не до самого дна. Прижимаясь все ближе и ближе к грунту, мы медленно ползли вперед в сторону выхода из этого ледяного лабиринта, со все возрастающей тревогой прощупывая впереди себя приборами параметры сужающегося до катастрофических размеров просвета.

Но Господь не оставил нас своей милостью, и лодка в конце концов миновала эту ледяную трубу, выйдя в более-менее глубоководное и чистое (хотя и не лишенное айсбергового крошева над головой) место, по которому мы уже бодро устремились в сторону Ледовитого океана. До («большой воды» было уже, как говорится, совсем рукой подать — за нашей спиной остались «коридоры» Канадского архипелага и последние «ворота» между островами Аксель-Хейберг и Эллеф-Рингнес, мы уже фактически входили в зону понижения океанского дна в сторону Канадской котловины, когда какая-то неведомая мощная сила вдруг подхватила нашу лодку снизу за днище и, плавно приподняв ее вверх, прижала (правда, все-таки не без ощутимого удара) к нависавшей сверху глыбе огромного айсберга. Произошло практически точь-в-точь то же, что когда-то описал, придумав все из собственной головы, великий сочинитель невероятных историй Жюль Верн, загнавший в своей знаменитой книге «Двадцать тысяч лье под водой» подводную лодку «Наутилус» под управлением капитана Немо в подводно-подледную ловушку:

«—...Нельзя ли узнать, — спросил я, — какова причина несчастного случая?

— Огромная ледяная глыба — целая гора — перевернулась, — ответил капитан Немо. — Когда самое основание ледяных гор размывается более теплыми слоями воды или же разрушается последовательными ударами льдин друг об друга, то центр тяжести перемещается выше, и в таком случае ледяная гора всей массой перевертывается вверх основанием. Вот это и случилось. Одна из таких ледяных глыб опрокинулась и ударила по «Наутилусу», который стоял на месте под водою. Затем она скользнула по его корпусу, с непреодолимой силой приподняла его и вытеснила кверху, в менее плотный слой воды, где «Наутилус» и лежит, накренившись набок...

Судя по выражению его лица, у него промелькнула какая-то мысль. Но, видимо, он ее отверг. Покачав головой, он сам себе ответил отрицательно. Наконец одно слово вырвалось из его уст.

— Кипяток! — прошептал Немо.

— Кипяток? — воскликнул я.

— Да. Мы заключены в пространстве, сравнительно ограниченном. Если насосы «Наутилуса» будут все время выбрасывать струи горячей воды, разве температура окружающей нас среды не поднимется и не задержит процесс оледенения?

— Надо попробовать, — решительно ответил я.

— Давайте пробовать, господин профессор.

...Все тепло от электрических батарей направилось в змеевики, погруженные в воду. Через несколько минут вода нагрелась до ста градусов. Ее переключили в насосы, а на ее место поступила свежая вода. Тепло от электрических батарей было настолько велико, что холодная вода прямо из моря, только пройдя сквозь аппараты, поступала в насосы уже в виде кипятка.

Через три часа после накачивания кипятка... получился выигрыш в один градус. Еще через два часа — еще два градуса.

— Мы победим, — сказал я капитану, после того как убедился в успехе принятых мер и сам дал несколько полезных советов.

— И я так думаю, — ответил капитан. — Нас не раздавит...»

Как ни фантастично все это выглядит (я даже не знаю, поверит ли мне кто-нибудь или на этих строках уже точно плюнет на пол да захлопнет написанное), но предугаданная великим писателем история один в один повторилась и с нами. Разница заключалась только в том, что Жюль Верн засадил свой «Наутилус» все же в некую водяную камеру, ограниченную со всех сторон ледяными стенами, внутрь которых, как космонавты в открытый космос, могли выходить из лодки ее пассажиры, чтобы пытаться долбить ледорубами выход из своего заточения, тогда как нам судьба не предоставила даже этого. Если бы мы попали в ситуацию точь-в-точь повторяющую плен «Наутилуса», мы могли бы расстрелять закрывающую нам проход глыбу торпедами, да и дело с концом, но мы были плотно прижаты к айсбергу, лед был прямо перед нашим носом, и пускать торпеду было практически некуда.