Страница 3 из 5
Дождик стучал всё яростнее, лёгкое пальтишко совсем промокло. До дома далеко. Автобусы уже почти не ходили, ждать своего, 95-го, в это время бесполезно. Она могла зайти в метро, но предпочитала идти пешком. Не хотелось спускаться в длинные, воняющие мочой коридоры, толкаться в грязных вагонах. Ей нужно ещё раз всё обдумать, спокойно прокрутить в голове «за» и «против», чтобы убедиться в правильности принятого решения. Она по-прежнему считала, что делает выбор, хотя её мысли уже были направлены только на то, как теперь жить в этой новой реальности. «Ничего, – сказала она вслух, – живут же другие, а я почему не справлюсь!» Действительно, смогла же она совсем ещё девчонкой устроить свою жизнь в незнакомом городе, получить востребованную профессию – всё не полы мыла в бюро господина Лёгро, а сидела в чистом кабинете за печатной машинкой, и о восьмистах франках в месяц её злосчастный братец может только мечтать, выгребая навоз из-под коров.
Но всё-таки пора спрятаться от дождя. Пальто до завтра точно не просохнет, придётся утром через тряпку сушить его утюгом. Кофточка тоже стала намокать, но с ней проще, можно одеть другую, ту, что подарил Пьер на день рождения. «Может, сесть в такси? – предложила она сама себе. – Рядом площадь де ля Мадлен, там всегда они стоят, даже ночью». Парижских таксистов Кристиан не любила, впрочем, других она и не знала. Но дурная слава о них далеко перешагнула границы города. За внешней вежливостью: «Мадам, Мадмуазель, Месье, сильвупле» и так далее, прятались примитивное хамство, неуёмная жадность и беспардонная наглость. До сих пор Кристиан с отвращением вспоминала как, остановившись на пустой ночной улице под предлогом проверки скатов, один таксист, судя по выговору «штимми» откуда-то из-под Дюнкерка, попросил её выйти и подержать фонарик. Не успела она наклониться к колесу, как он схватил её за талию и начал лапать своими грязными ручищами. Еле удалось тогда вывернуться и убежать, а наглец ещё кричал вслед, надеясь, что его кто-то услышит: «Держите её, она не заплатила!»
В другой раз, когда она села в такси прямо у отеля после встречи с Пьером, шофёр принял её за проститутку – Пьеру требовалось срочно ехать домой, и он ушёл первым, пока она ещё приводила себя в порядок. Одинокая девушка, выходящая из дешёвой гостиницы, могла, конечно, вызвать такие ассоциации, но сиди и думай, что хочешь про себя да руки не распускай. Этот же, даже открывая дверь, норовил хлопнуть по мягкому месту, а потом в машине стал делать недвусмысленные предложения и на первом светофоре вовсе распоясался. «Нет, парижские таксисты изрядные сволочи, особенно наглеют в такое, как сейчас, позднее время, но ехать надо, ничего не поделаешь, а то ещё простужусь, не дай Бог! Только этого сейчас не хватало!» Последние сомнения в правильности принятого решения развеяло ощущение влаги на плечах, кофточка под пальто тоже полностью промокла.
Кристиан вышла на площадь, напротив входа в собор, на другой стороне проезжей части, стояла одинокая машина. Пожилой водитель явно поджидал какого-нибудь засидевшегося посетителя соседнего бара. Кристиан почти бегом подошла к такси:
– Вы свободны, мсье?
– Конечно, мадмуазель, Вам куда? – водитель предупредительно открыл заднюю дверцу. Худощавый и совершенно седой, с изящными старомодными бакенбардами, он совершенно не походил на типичного таксиста. Даже в его движениях прочитывалась какая-то элегантность, совсем нехарактерная для парижских шоферюг.
– Наверное, Рю Маркаде, 212. Да, пожалуй, туда.
Вместо ответа, таксист склонил голову, выражая тем самым полное повиновение желанию клиента, аккуратно, почти бесшумно захлопнул дверь за Кристиан, занял своё место и завёл мотор.
В машине было чисто, никаких следов бардака, столь частого спутника шофёров, и, самое главное, не накурено. Кристиан сама уже смолила вовсю лет шесть, но не переносила прокуренных салонов автомобилей и комнат отелей, в которых они встречались с Пьером. К ней, в её маленькую квартирку, Пьер не очень любил ходить, консьержка отличалась неумеренным любопытством и чрезмерной болтливостью. Возможно потому, что нужно было всякий раз идти с любимым человеком в обшарпанный номер отеля, Кристиан и не переносила, не любила этих гостиниц со стойким запахом табака в номерах. Как хотелось принять его у себя дома, наготовить вкусной еды (а хозяйничать на кухне Кристиан умела), никуда не торопиться, уложить спать рядом с собой, ощущать тепло любимого человека всю ночь, а утром, нежась в кровати, когда Пьер уже встанет, ждать его возвращения с большой чашкой ароматного кофе в руке. Для неё! Но это было недостижимо, как звёзды на небе, она не могла требовать ничего такого.
Водитель включил первую передачу и отпустил сцепление. Машина тронулась. В полутьме Кристиан то и дело ощущала на себе его взгляд – на зеркало заднего вида часто попадали лучики света ночного города. «И этот сейчас начнёт приставать или, в лучшем случае, лезть с какими-нибудь дурацкими вопросами!»
– Мне кажется, что мадмуазель не очень хорошо? У Вас всё в порядке?
– Спасибо, всё хорошо.
– Мадмуазель уверена? Я могу помочь, если что, после Вас я всё равно собирался ехать домой.
Кристиан уловила в последних словах лёгкий акцент. Наверное, он пробивался и раньше, но погружённая в свои проблемы девушка оставила его без внимания. Даже не акцент, а своеобразная тягучая манера говорить, кажется, так произносят слова в Бургундии.
– Вы из Бургундии, мсье?
– Нет, мадмуазель, Вы не угадали, совсем не оттуда.
Кристиан стало любопытно, но она почувствовала, что её спутник не желает говорить о своём происхождении. «Значит, иностранец», – решила она. Жена Пьера тоже немка, он рассказывал, как ей трудно приходилось во Франции после войны, отчасти из-за этого они и уехали в Кайенну. Конечно, быть немкой во Франции в такое время не самое большое удовольствие. Да что там немкой, Кристиан собственными глазами видела, как в Лизьё брили налысо двух женщин, вся вина которых состояла лишь в том, что в оккупации они жили с немцами. А потом их голыми и обритыми во всех местах гоняли по городу. Толпа почему-то веселилась. Отовсюду раздавалось улюлюканье. Тогда шестилетней девчонкой она не могла понять причины подобного способа веселья, впрочем, мама быстро утащила её с главной площади, где начиналось это действо. А приедь она сейчас в деревню, с пузом, её вполне могут посчитать неудачливой парижской шлюхой. Нет, никто тронуть не посмеет, времена нынче не те, но сельские матроны будут отворачиваться при встрече, а потом провожать недвусмысленными взглядами и долго-долго шушукаться вслед. Заказана туда ей дорога, а насколько проще всё было бы с мамой, уж она бы поняла и приняла. Кристиан сама не заметила, как одинокая слезинка скатилась с правого глаза.
Мелькнули встречные фары, водитель почему-то затормозил и обернулся к ней. «Ну вот, сейчас начнёт приставать, а до дому ещё порядком ехать».
– Мадмуазель, я старый человек и не люблю, когда плачут молодые симпатичные девушки. Вам есть где ночевать?
«Боже, он точно принял меня за проститутку!» – промелькнуло в голове Кристиан.
– Я не та, за кого Вы меня принима… (Je ne suis pas celle que vous croyez), – сорвалась с языка расхожая во Франции женская фраза, но на последнем слоге Кристиан осеклась. Водитель включил свет, и она увидела его лицо – участливое и доброе. – О, извините! Просто иногда таксисты пристают в машинах.
– Я догадываюсь, нет, я хотел сказать, что если Вам негде ночевать, то у меня есть свободная комната. Точнее, не у меня, но есть. – Кристиан не отвечала, тогда он продолжил. – Я снимаю квартиру с другом, а он сейчас в больнице, беспокоит старая рана, больше сорока лет прошло, знаете ли, а время нас всё равно догоняет, от него не убежишь.
– Спасибо, у меня есть квартира. Вы очень любезны, – сказала она и, не выдержав, расплакалась.
Слёзы сами потекли из её глаз, она даже не поняла, как это произошло. Наверное, неожиданное участие и готовность помочь со стороны совсем незнакомого человека, к тому же таксиста, пробили какую-то стену внутри неё. Кристиан плакала, даже не вытирая слёзы, просто обхватила руками раскрасневшееся в тепле лицо и дала волю чувствам. Плечи её подрагивали, она почти беззвучно всхлипывала, не обращая внимания на шофёра такси. Тот молча смотрел на девушку, понимая, что говорить в таких случаях бесполезно. Наконец, Кристиан стала успокаиваться, вытерла лицо, но время от времени она ещё продолжала вздрагивать. Таксист заговорил.