Страница 8 из 13
– Спелись, черти… Рабовладельцы и пархатые финикийцы… Всех вас к ногтю, в своё время…
Ворча и матерно бурча, они вышли из проулка и исчезли из виду.
Я наконец смог рассмотреть тех, на кого была направлена агрессия. Крепкий коренастый мужик в широкополой шляпе и двое мальчишек лет двенадцати-пятнадцати. Оба вцепились в рукояти ножей на поясе, мужчина держал ладони у сыновей на плечах. Борода у него и вправду была выдающаяся, опускаясь на самую грудь.
Смерив меня оценивающим взглядом с головы до ног, он прогудел:
– Гло йа ин Год?
– Еэр аан дие вадер, ен зин, ен дие хейлиге геес! – старательно выговаривая слова, сказал я.
– Амен! – Он кивнул и тут же расплылся в улыбке, став совсем не страшным – что-то вроде протекторатского Санта-Клауса, только со здоровенным тесаком на поясе.
– Заходы, заходы к нам, борода, и мальчиков заводы, чего тут стоять, м?
Они завели нас внутрь, завернули мне ещё один донер, налили кофе гемайну и апельсинового сока мальчишкам.
– Вы принимаете песок? – уточнил бородач и полез за пазуху.
– Всё, всё прэнимаем! Дажэ алмаз и платина! И весы имеем!
Действительно, младший финикиец сбегал куда-то и притащил аптекарские весы, а гемайн насыпал на одну из чаш щепотку жёлтых крупинок из кожаного мешочка.
– О-о-о-о! – восхитились кудрявые братья и тут же завернули ещё три донера, выставили целый поднос с зеленью, сыром и какими-то фруктами и притащили графин с молодым вином.
Они оказались замечательными ребятами, эти финикийцы. И гемайн, минеер Боота, и его сыновья тоже. И то, что мы все жутко говорили на лаймиш, нам совсем не мешало.
– Будете за рекой, в Натале, так и знайте, ворота крааля Бооты всегда открыты для вас. Любой гемайн укажет вам дорогу к моему дому, а там вы будете как за каменной стеной! О, йа, вы и будете за самой настоящей стеной, хо-хо-хо! – взявшись за бока, хохотнул минеер Боота.
Я вежливо улыбнулся в ответ и пожал руку ему и его сыновьям. Гемайн чмокнул губами, и запряжённый четвёркой лошадей фургон, полный покупок, сдвинулся с места и запылил прочь от душного Гертона в сторону далёких зелёных холмов.
– Год сиен йо! – крикнул я вдогонку.
– Тотзиенс! – откликнулись из фургона.
Эти гемайны – первые, кого я увидел вживую из этого народа, живо напомнили мне хуторян с Южной засечной черты, а ещё жителей северного поморья. Домовитость, основательность, готовность зубами и кулаками отстаивать заработанное тяжким трудом, бесконечная преданность своему дому и своей семье. Это совсем не походило на легкомысленных и вспыльчивых импульсивных жителей Гертона.
Я увидел здесь, в этом городе, всё, что хотел, и теперь ждал транспорт до Лисса. Жители Колонии завзятые мореходы, и протянуть железную дорогу вдоль побережья, чтобы соединить ключевые города ещё и по суше – нет, это было не в их стиле. Каждый город жил обособленно, имея связь с внешним миром при помощи морских судов и телеграфа – в последнее время. Имелась ветка от трансконтинентальной дороги до Лисса, построенная ещё в прошлом веке тевтонами, и на этом всё. Говорили, что масштабное железнодорожное строительство началось в окрестностях Зурбагана, но туда мне предстояло попасть ещё нескоро.
Гостиница, в которой я ждал попутного судна, называлась «Суша и море». Одноэтажное каменное здание с чёрной крышей прижалось к скале в удобном с точки зрения приманивания постояльцев месте. Шоссе на Тахенбакские рудники делало здесь петлю, и волей-неволей вынуждало экипажи и автомобили притормаживать. Окна её смотрели на океан, и мне это было на руку.
Капитан шхуны «Бабочка» Илай Фокс квартировал тут же, в гостинице Стомадора – так он называл «Сушу и море». За ним должны были прислать шлюпку, когда судно покончит с погрузкой и бумажными формальностями. Золотые имперские монеты, перекочевавшие в карман грязного капитанского кителя, были достаточно убедительным аргументом, чтобы он согласился взять с собой одного корреспондента из далёкой северной страны.
С сожалением поглядев ещё раз на удаляющийся вдаль по дороге фургон и на далёкие предгорья, теряющиеся в туманной дымке, я зашагал к гостинице. Здесь, за столиками под навесом, восседали завсегдатаи, и капитан Фокс в их числе.
Учитывая мой опыт общения с вышколенными и опрятными офицерами и матросами с «Гленарвана», воспринимать растрёпанного, потасканного и вечно взмыленного моряка всерьёз было сложно. Фокс приглаживал свои сальные волосы пятернёй, курил сигариллу и спорил о чём-то с пошарпанного вида интеллигентом в круглых очках.
– …они в итоге всё равно придут к этому. Только концерны, только федерация, только подчинение себе основных источников ресурсов. Здесь, на Южном, мы единственный оплот цивилизации, единственный островок культуры в море дикости. Историческая миссия городов Колонии – показать всему миру пример построения общества нового типа, а для этого нам необходима ресурсная база и жизненное пространство… – вещал интеллигент.
От словосочетания «жизненное пространство» меня передёрнуло, и захотелось врезать по уху этому очкастому.
– А гемайны? – Фокс налил в свой стакан ещё порцию выпивки из мутной бутылки и отхлебнул добрый глоток.
– Гемайны – пережиток прошлого. Рабство – отвратительный рудимент, с помощью которого не построишь эффективной экономики, – пожал плечами его собеседник. – Или они изменятся, или Наталь исчезнет с карты мира.
– Между тем на фабриках, которые работают на натальском угле, мы перерабатываем натальский хлопок, подкрепляя силы на обеденных перерывах натальским мясом, натальским хлебом и натальскими фруктами… – Фокс пошевелил стаканом, и алкоголь закрутился по стенкам, образуя воронку. – Вы не помните, и я не помню, но дед мне рассказывал, что такое воевать с гемайнами. Они там винтовку на десятилетие в подарок получают и всю жизнь воюют с каннибалами. При мне тринадцатилетний мальчишка-гемайн одним выстрелом уложил льва, потом достал из-за пояса нож и пошёл свежевать его, а когда оказалось, что хищник жив, – вступил в схватку и прикончил зверя, перерезав ему горло. Знаешь, что сказал ему отец? «Молодец, что сэкономил пулю!»
– Пф-ф-ф-ф! – сделал вялое движение ладонью интеллигент и отпил из чашечки кофе. Чашку он держал, оттопырив мизинчик, конечно же. – Сколько там населения в Натале? Пятьсот тысяч? Что сделают пятьсот тысяч против полутора миллионов городского ополчения?
Илай Фокс мрачно посмотрел на него, выхлебал из стакана мутное пойло и стукнул донышком по столу:
– По три выстрела, сэр! Они сделают по три выстрела. – Завидев, что я подошёл поближе, он помахал рукой, подзывая к столу. – Вот, человек военный, да ещё и из империи. Ну хоть вы скажите этому энтузиасту – война с гемайнами ведь сущий бред, да?
– Любая война – это самый худший кошмар, который только можно себе вообразить, – с готовностью подтвердил я. – Но люди существа напрочь иррациональные и готовы осуществлять бред с завидной регулярностью.
– Война есть продолжение политики другими средствами, – проговорил интеллигент. – Нация куётся в горниле сражений и испытаний, а не за столом переговоров.
Это звучало слишком по-лоялистски, и я сжал кулаки. Фокс заметил моё состояние и с усилием поднялся из-за стола.
– Пойдёмте собираться. Вон «Бабочка» уже на подходе.
И как его пьяные глаза рассмотрели, что едва заметный парусник на морской глади – это «Бабочка»? Я забрал в комнате фотоаппарат и ранец и вышел в коридор, дожидаясь Илая Фокса. Капитан шхуны, хлопнув дверью, вывалился в коридор и подошёл ко мне:
– Не якшайся с Грегори, парень, слышишь? Дрянной он человек!
Это он об этом интеллигенте, наверное. Я и не собирался с ним якшаться. Вообще-то это Фокс распивал с ним напитки в тенёчке, а не я. Пинком ноги капитан распахнул дверь наружу, сунул в руки подбежавшему хозяину гостиницы деньги и дохнул ему в лицо перегаром:
– Передай Бетси, что она свет моих очей и огонь моих чресел! – И зашагал к морю прямо через дорогу, не глядя на внезапно ставший оживлённым транспортный поток. Телеги с углём, почтовый дилижанс, авто с открытым верхом – капитан петлял между ними, вызывая возмущённые крики, хлопанье бича и гудки клаксона.