Утраченный металл

– А мне тут нравится, – сказала Джекси. – Вполне мило.

– Это оскорбительно, – парировала Ранетт.

– Может, лучше обо мне поговорим? – заныл Уэйн. – Мне сейчас так же паршиво, как виноградному жмыху после отжима.

– Бедняжка, – повторила Джекси.

– Джекс, не сюсюкайся с ним, – посоветовала Ранетт.

– Вы же старые друзья.

– Это все потому, что он никак помереть не может.

– Ранетт… – с укоризной произнесла Джекси.

– Ладно. – Ранетт похлопала Уэйна по плечу. – Уэйн, у тебя стойкий характер. Справишься. – Она взяла стакан с подноса вернувшейся официантки и подала Уэйну. – Вот твое пойло.

– Спасибо, Ранетт, – ответил он, принимая. – Так, как ты, меня никто не подбодрит.

– По правде говоря, Уэйн, я тобой горжусь, – добавила Ранетт. – Ты хорошо держишься. Почти как взрослый.

– Как взрослый? – Он залпом приговорил водку.

– Почти.

– Ну ладно, предположим, не будь я взрослым, мне бы не подали алкоголь, – согласился Уэйн. – Но… это все… – Он вздохнул и откинулся. – Я не думал, что когда-нибудь встречу кого-то, кто понимал бы, каково почти все время притворяться другим человеком. А она понимала, Ранетт. Понимала.

– Ну… найди кого-нибудь другого? – предложила Ранетт. – Кого-нибудь получше? Что я еще должна сказать? Конечно, вряд ли такое возможно, потому что мало кто сравнится с Безликой Бессмертной. И…

– Ох, Ранетт. – Джекси покачала головой.

– Чего? Из меня плохая утешительница.

– Уэйн, – сказала Джекси. – Тебе будет больно. Ничего страшного. Боль означает, что тело и разум признают, что тебе плохо.

– Спасибо, – буркнул Уэйн. – Джекси, ты настоящий друг. Вот только вкус у тебя ужасный.

– Эй! – возмутилась Ранетт. – Не ты ли за мной почти пятнадцать лет ухлестывал?

– Ну? И какой в таком случае вкус у меня?

– Я… – Ранетт осеклась. – Тьфу. Умеешь же ты задеть за живое. А мы-то в дружелюбной обстановке пообедать собирались.

– Извини. – Он поставил локти на стол и обхватил руками голову.

Их настоящая официантка так и не появилась, в чем была логика. Чем моднее место, тем презрительнее отношение к клиентам.

– Послушай, я в самом деле тобой горжусь, – сказала Ранетт. – Уэйн, ты повзрослел. Очень повзрослел. Мы уже столько лет обедаем втроем, а ты ни разу не попытался со мной флиртовать.

– Я же пообещал. Ты занята, а я не браконьер. – Он поник и ссутулился. – Мне было бы не так худо, если бы этот день не близился.

– Этот день… – повторила Ранетт. – Тебе пора возвращать деньги той девушке?

Уэйн кивнул.

– Ольриандре, – сказал он. – У них с сестрами из-за меня не осталось отца.

День, когда приходилось с ней встречаться, всегда был худшим днем месяца. С тех пор как он убил отца Ольриандры, прошло уже больше двадцати лет, но ему всякий раз приходилось вновь каяться.

«Ты знаешь, что не прощен».

«Знаю».

«Ты знаешь, что никогда не будешь прощен».

«З-знаю».

Ранетт наклонилась и постучала ногтем по солонке. Солонка была в форме дикоземного сапога. Такая вычурная, что вся окружающая безвкусица вдруг показалась верхом стиля.

– А что, если в этом месяце ты с ней не увидишься? – предположила Ранетт.

– Должен, – ответил Уэйн.

– Почему?

– Это мое наказание.

– Кто сказал?

– Космер. Ранетт, я отнял у нее отца. Нельзя об этом забывать. О том, каков я на самом деле. Я должен посмотреть ей в глаза и дать понять, что не забыл.

Женщины переглянулись.

– Уэйн, – начала Джекси, – я… хотела с тобой об этом поговорить. О твоем отношении к этой девушке. Понимаю, сегодня, возможно, не лучший день…

– Да не, – отмахнулся он. – Валяй, Джекси. Я и так почти ничего не чувствую. Мочи́ изо всех сил.

– Почему ты постоянно встречаешься с ней лично? – спросила Джекси.

– Чтобы она меня отчитала.

– А ей этого хочется?

– По-моему, ей это нравится.

– Правда? Уэйн, ты уверен? По твоим рассказам складывается впечатление, что она не хочет тебя видеть.

– Просто она чересчур снисходительна, – объяснил Уэйн. – А я снисхождения не заслуживаю.

– Джекс, – перебила Ранетт, – я же тебе говорила. У него самосознания как у погрызенного сэндвича.

Уэйн нахмурился. На что это она намекает?

– Не знаю никого, кто понимал бы других людей так, как Уэйн, – сказала Джекси. – До него дойдет.

– Он понимает людей, когда ему это выгодно, – поправила Ранетт. – Но не тогда, когда нужно видеть то, что ему видеть не хочется.

Уэйн отвернулся. Ранетт наговорила много неприятных вещей, но они были… ну, не такими уж неприятными. Он шутил, она шутила. Да, порой в ее словах звучала горькая правда, но друзья на то и друзья. Заставляют тебя выглядеть немножко глупо, когда вы вместе, чтобы ты не выглядел крайне глупо, когда вы порознь.

Но последнее замечание уязвило его. Он действительно понимал людей. Вакс и Мараси – прекрасные сыщики. Но им был нужен некто вроде Уэйна, человек, понимающий людей, что живут по колено в грязи – и радуются, что не по шею. До поры до времени.

– Уэйн, – продолжила Джекси, – чего, по-твоему, хочется этой девушке? Можешь поставить себя на ее место? Подумай, действительно ли ей хочется, чтобы ты ежемесячно напоминал о ее утрате?

– Я… хочу, чтобы она была счастлива. Что поможет лучше, чем унижение того, кто сделал ее несчастной?

– Уверен? – ласково спросила Джекси. – Или дело в тебе? Ты сам наложил на себя наказание. Уэйн, всякий раз, когда ты не обращаешь внимания на просьбы этой девушки, ты отнимаешь у нее толику счастья и обращаешь в собственное страдание.

Он крепко зажмурился.

– Ты понимаешь. – Джекси похлопала его по руке. – Вижу, что понимаешь.

– Аппетит пропал, – произнес Уэйн, встал из-за стола и побрел к выходу из ресторана.

– Говорила я тебе, – донесся до него голос Ранетт. – Джекс, он не такой плохой, каким я его малюю. Но и не такой хороший, как кажется тебе.

Он вернул звонок в обмен на шляпу и утащил у встречающего только одну запонку – честная компенсация за дурацкий неработающий звонок, ради которого пришлось расстаться с такой прекрасной шляпой. Но стоило ему выйти, как он тут же столкнулся с парочкой в костюмах и котелках.

Ржавь и Разрушитель! Попался.

– Сэр, – обратился к нему более высокий крохобор. – Нам нужно обсудить ваши финансы.

– А шо с ними? – Уэйн убрал руки в карманы.

– Да многовато их у вас, – заявил более низкий. – Сэр, прошу. Обсудим вашу инвестиционную стратегию! Вы совсем не разделяете капитал, что в наше время – преступление.

Ох, в пепел все. День умудрился стать еще хуже. Уэйн позволил им затащить себя в свой катафалк и отвезти в морг. Точнее, в бухгалтерскую фирму, ведущую учет его сбережениям. Какая разница?

В любом случае прежний Уэйн умер.

Треллиум шевелился.

Стерис достала образец гармониума, чтобы изучить его взаимодействие с треллиумовым штырем, и треллиуму это не понравилось.

Вакс приблизил к треллиуму пробирку, внутри которой в масле покоился гармониумовый шарик. Треллиум откатился.

– Занятно, – прокомментировал Вакс. Затем, как по наитию, разжег внутри немного стали.

Треллиумовый штырь снова откатился.

– Я не толкал, – заметил Вакс. – Он отреагировал на простое разжигание стали.

– Уже что-то! – воскликнула Стерис, отчаянно делая пометки. – Вакс, это весьма полезное наблюдение.

Ну… да, наверное. Таким образом можно было понять, что кто-то неподалеку жжет металл. Это умели делать Охотники, но если появится механический способ…

– А! – спохватилась Мараси. – Совсем забыла. У этого штыря была похожая реакция на другие стержни.

– Как алломантия, – сказала Стерис. – Треллиумовый штырь словно совершает алломантический толчок.

– Нет, – возразил Вакс. – Больше похоже на магнитную реакцию. Треллиум реагирует на другие источники Инвеституры так, как один магнит реагирует на другой.