Главное – любить

— Марат? Привет.

— Лизок, удобно говорить? Привет. Я тут даже не знаю, как начать…

— Ага. Начало многообещающее, — усмехаюсь я. Голос у Исхакова вроде был спокойный, но задумчивый. Мысль, что он приостанавливает размещение рекламы я почему-то отметаю сразу. Мне кажется, такую новость он всё-таки сказал бы мне лично.

— Ты мне скажи, у тебя врагов в журнале нет случайно?

— Чего?! — резко приподнимаюсь я в гамаке, и чуть не переворачиваюсь в нём, в последний момент чудом удержав равновесие над землей.

— Да тут понимаешь, звонит мне одна особа с утра… и предлагает уходить из «ГородОК» в «Люкстайм» на уникальных и очень выгодных условиях.

— Та-а-а-к, — протягиваю я, а внутри всё холодеет. — А причем тут мои враги?

— Ну, во-первых, большую часть разговора она посвятила тому, что ты как менеджер по продажам не справляешься со своими обязанностями и могла бы сделать намного больше для моего бара. Поэтому у меня возникло ощущение, что ты ей где-то дорогу перешла, — заключил Марат.

— Всё может быть, но почему сразу враги в нашем журнале? Тут больше похоже на происки конкурентов, — и знать бы ещё, что они ему там предложили! И не поселились ли в голове Исхакова какие-либо сомнения о размещении рекламы в нашем журнале?

— Я тоже так сначала подумал, Лиз. Но тут мы переходим к «во-вторых». Помнишь о дополнениях к договору, которые мы прописали по рекламе в каждый третий номер? Она про них знает, — задумчиво протянул парень. — А ведь эта информация только в наших документах есть. Это же не общий прайс, который у вас на сайте выложен или в брендбуке. Значит, у кого-то есть доступ к ним. За своих я ручаюсь, да и зачем им сливать куда-то информацию? Какой в этом резон?

— Это да… Только тоже непонятно, а нашим-то это зачем? — вслух рассуждаю я. Ну не может же быть, чтобы в наших рядах завелась крыса! Или может? Неужели, «ГородОК» настолько сильно пошёл в гору за последний месяц, что конкуренты решили подсуетиться?

— Не знаю, но может кто действительно и ведёт двойную игру, — предположил Марат, — Ещё и зуб на тебя точит. Лиз, ты присмотрись внимательно к окружению, понаблюдай. Может что и интересное всплывет.

— Хорошо… Марат, а ты уходить от нас не собрался на более выгодные условия, я надеюсь? — на всякий случай решила уточнить я.

— Нет, ты что! Девчонка та, конечно, бойкая и наглая, но далеко не всё понимает в рекламе, и во многих вещах «плавает». Да и условия какие-то сомнительные, если честно. Я тебе номерок скину, может пробьёте его, и выведите эту мадам на чистую воду. Она, кстати, то ли Верой, то ли Лерой представилась, я точно не расслышал. Лиз, будь аккуратнее правда. Я не большой знаток женской души, но там какая-то неприкрытая агрессия у неё была в твою сторону. Значит она тебя точно знает.

— Нет у нас никаких Вер-Лер и вроде бы не было, — прокручиваю в голове всех бывших менеджеров по продажам, про которых мне рассказывали в офисе. Вера не самое распространенное имя, его бы я точно запомнила. Да и Валерия тоже. — Но ты скинь, пожалуйста, номер, поговорю с руководителем. Подумаем, что тут можно будет сделать. И… спасибо тебе большое, что рассказал.

— Да было бы за что. Ладно, добро. До связи, Лиз! — отзывается Исхаков и отключается.

А я задумчиво кручу в руке телефон. Что же я тебе такого сделала Вера-Лера? И кто ты такая на самом деле?

Глава 37

— Клав, давай тесто замеси для пирога. Покормить надо нашу красавицу, — говорит дед, заходя на кухню и наливая себе из кувшина компот.

Жадно опустошает бокал и продолжает:

— А то ходит злая как оса.

— Я не злая! — в опровержении своих же слов, я громко звякнула ложкой об тарелку. Не специально, просто губка для мытья посуды сорвалась с пальцев.

— Но и не добрая, — поднимает вверх указательный палец дед. — Ходишь мрачнее тучи, траву пинаешь в огороде. Думаешь, я старый, значит, слепой? И ничего не понимаю?

Старым Вениамина Петровича даже язык не поворачивался назвать — высокий, косая сажень в плечах, военная выправка, которую не испортили даже годы на пенсии в делах и заботах о доме и огороде. Янтарно карие глаза по-прежнему задорно блестят. Фигура благодаря ежедневному труду без лишних килограммов, хотя бабуля кормит вкусно, как на убой. Волосы, конечно, седые, но они такие уже давно, и ничуть не портят общего впечатления.

Никакую траву я не пинала, так однажды задумалась о своих насущных бедах и пнула кедой рядом лежащий маленький камешек. Ненадолго стало легче, но я даже не придала значения этому действию. А дед вон увидел и сделал выводы. В целом, правильные, но ему об этом знать не надо.

— Дедуль, всё в порядке. Мне пирожков хватило, честно. А то уеду от вас колобком!

— Ты мне зубы про свои лишние килограммы не заговаривай! — усмехается Вениамин Петрович. — Что опять по соплежую своему сохнешь? Или Лёха сам тебе мозги пудрит? Ты смотри, я адресок-то помню, где вы жили. Заявлюсь к твоему убогому, поговорить по-мужски…. Ну или как он там умеет.

Бабушка едва слышно хмыкнула, маскируя смех под легкий кашель. Гордеев никогда не нравился дедушке, и он этого не скрывал. И всему виной армейский вопрос. Лёшка не служил и предпочёл купить военник. Я этому факту на самом деле была очень рада. А вот дед упрямо считал, что такому человеку рядом со мной делать нечего.

— Ой, Вень, тебя там Семёныч просил зайти в обед…

— Клав, время к ночи! Ты чего раньше не сказала-то?

— Да, закрутилась я что-то. Ты сходи, может помощь какая нужна, я так и не поняла, что он хотел…

Недовольно бурча, дед отправился к соседу. По довольной физиономии бабушки я понимаю, что это был ловкий трюк. Просто Клавдия Захаровна решила переключить внимание деда с моей бедовой личной жизни.

— Спасибо, — улыбнулась я. Но тут же закатила глаза, увидев, что к тесту для пирога она всё-таки приступила.

Я, может, совсем и не против своих схуднувших щёк! А такими темпами скоро отрастет всё, как было, ещё и сверху чего-нибудь лишнего.

— Лизо-о-о-к, а ну-ка иди сюда! — раздаётся из прихожей голос деда. А я от удивления замираю с тарелкой в руке, которую сейчас протирала тряпкой. — Давай-давай! Это, кажется, по твою душу.

Вроде нигде не косячила, курить на территории участка бросила. Недоумевая, выхожу из дома на крыльцо к деду. И забываю, как дышать.

Стою, точно приросла к месту. Только в руке сильнее сжимаю кухонное полотенце. Сейчас оно мой спасательный круг. Потому что за забором я вижу огромную белую машину Корсакова. И самого Сашу собственной персоной, который также безотрывно смотрел на меня и не двигался.

Мираж, видение, которое никак не хотело испариться. Здесь, за сотни километров от Самары. Рядом со мной, буквально в каких-то нескольких шагах. Он, такой родной, такой… Смотреть, не насмотреться. Потому что я соскучилась, господи, как же я по нему соскучилась!

— Что такое? — подходит сзади бабушка. Любопытство и её выгнало из кухни. А я понимаю, что так и не сказала до сих пор ни слова. И это парадоксальным образом намного больше сказало деду, который очень внимательно за мной наблюдал.

Корсаков наконец-то стряхивает с себя оцепенение, и на мой взгляд, излишне размеренно и медленно, выверяя каждый шаг, заходит в калитку, которую мы днём никогда не запирали на засов. Всё равно, то дедуля, то Семёныч, то ещё кто-нибудь из соседей ходили туда-сюда.

— Да вот к нашей Лизавете тут «прынц» на белом коне заявился…

— Дед, ну какой же это принц! — нарочно громко говорю я. Проснувшийся гнев и его подруга уязвленная гордость объединились и наконец-то запустили мой речевой процесс. — Где ты тут принцев видишь?

Медленно схожу с крыльца, не разрывая зрительного контакта с Корсаковым, который отчётливо может слышать каждое моё слово. Серые грозовые глаза, растрепанные волосы, точно их владелец ежеминутно запускал пятерню в свою шевелюру и безбожно их взъерошивал, ну и конечно, уже прилично заметная щетина. В глазах… и мольба и грусть, и радость, и боль, и надежда, и решимость. Дикий коктейль, который заставлял бежать по моим венам кровь всё сильнее и сильнее. Распалял, разжигал внутри бурю протеста. Поднимал с самой глубины души и злость, и обиду, и горечь, которые пришли на смену всепоглощающей радости первых мгновений. Явился! Прямо сюда! И как совести только хватило!