Благодать и величие

— Потому что ты, э-э, знаешь меня? — предложила я.

— Может быть, — пробормотал Зейн, и на мгновение он просто обнял меня, и я начала воспринимать это как хороший знак. — Но ты… Я узнаю эту благодать. Она мощная. Как у Архангела, — сказал он, выплюнув последнее слово, как будто говорил о какой-то неизлечимой болезни.

Какого чёрта?

Я повернула голову, не в силах поднять руки оттуда, где они были зажаты по бокам.

— Зейн, это я, — сказала я, пытаясь понять, что происходит. — Тринити.

Он замер невероятно неподвижно.

— Есть кое-что важное: твоё имя, твой запах, — перебил он, снова вздрогнув, когда его хватка на мне смягчилась. — Я слишком много чувствую. Вся эта жадность и обжорство, отвращение и ненависть. Это внутри меня, наполняет меня.

Это… это звучало совсем не хорошо.

— Но ты потрясающе пахнешь. Опьяняюще. Это знакомо, — повторил он.

Он повернул голову, и я почувствовала его губы на своей челюсти.

Я ахнула, чувства были переполнены взрывом противоречивых ощущений. Моё тело было полностью на борту его близости, но не мой мозг или моё сердце.

— Отпусти меня, и мы выясним, что происходит.

Зейн не отпускал.

Он рассмеялся.

И этот смех… это был совсем не тот звук, который я любила и которым дорожила. Дрожь пробежала по моей коже, и не в весёлом, хорошем смысле. Его смех был холодным, даже жестоким, а в нём никогда не было ничего жестокого.

— Отпусти меня, Зейн.

— Перестань меня так называть.

Моё сердце дрогнуло.

— Это твоё имя.

— У меня нет имени.

— Нет, есть. Зейн…

— И я отпущу тебя, когда захочу, — перебил он. — Знаешь что, маленький нефилим. Я не хочу.

Хорошо. Я любила его всем своим существом, любила больше всего на свете. Я также была очень обеспокоена его психическим состоянием в данный момент. Я хотела помочь ему, и я бы помогла, но он действительно начинал выводить меня из себя.

— Перестань называть меня маленьким нефилимом, — предупредила я.

— Ты он и есть.

— Я Истиннорождённая, но ни то, ни другое не моё имя. Я Тринити или Трин.

Я извивалась, пытаясь освободиться. Низкий, животный звук вырвался из его горла.

— Отпусти меня, или я клянусь Богом…

— Богом? Ты клянешься Богом? — он снова рассмеялся. — Бог оставил нас всех.

Меня пронзил шок. Дикая смесь облегчения, замешательства, раздражения и чего-то гораздо более сильного и сокрушительного. Впервые с тех пор, как я узнала Зейна, я почувствовала страх в его объятиях.

Моё тело стало ледяным, и моя личная система сигнализации отреагировала на вспышку страха. Глубоко внутри меня вспыхнула моя благодать.

Зейн зашипел, в буквальном смысле зашипел, как злая, разъярённая кошка, когда внутри меня начала пульсировать благодать. Это было более чем странно.

Инстинкт взял верх. Извиваясь всем телом, я проигнорировала боль от всех заживающих ран и подняла колено, ударив его в пах.

Или, по крайней мере, я пыталась.

Зейн предвидел этот шаг. Моё колено ударило его по бедру. Волна гнева и быстро растущей паники захлестнула меня, когда моя благодать начала требовать, чтобы её выпустили, но я подавила её. Он был в замешательстве и только что вернулся из мёртвых с ангельскими крыльями, так что я не хотела причинять ему слишком сильную боль. Моя благодать сделает гораздо больше. Она убьёт его.

Сумев высвободить руку, я ударила его в челюсть, достаточно сильно, чтобы вызвать вспышку боли в костяшках пальцев, и он улыбнулся. Он улыбнулся так, будто я даже не ударила его, и изгиб его губ был неправильным. Он был ледяным и нечеловеческим.

— Ой, — пробормотал он. — Тебе придётся придумать что-нибудь получше.

Я ударила его ладонью, попав ему под подбородок. Он застонал от боли, когда оттолкнул, нет, отшвырнул меня в сторону. Я с резким визгом ударилась о землю на несколько футов назад. Шок всё ещё крепко держал меня, заглушая укол новой волны боли, когда я посмотрела на него в осознании.

Это был Зейн, но не он.

Он никогда бы не бросил меня, как фрисби. Даже если бы я это заслужила, и видит Бог, я могла бы быть крайне несносной, но Зейн никогда бы этого не сделал. Я могла бы пнуть его прямо в лицо, и он никогда бы и пальцем не пошевелил, чтобы причинить мне вред.

Стряхнув с себя боль и растерянность, я поднялась на колени…

Пронеслось пятно золотистой кожи и крыльев, слишком быстрое, чтобы я могла отследить, а затем он схватил меня за шиворот рубашки. Он оторвал меня от земли и поднял в воздух. Я болталась в нескольких футах от земли.

Святое дерьмо.

Его крылья поднялись и расправились. Они были массивными и красивыми. Кроме того, в данный момент действительно страшными. Он держал меня так, словно я была всего лишь ребёнком, закатившим истерику! Причём, совсем маленьким.

И это действительно повернуло мой внутренний выключатель.

Я ударила его ногой, попав ему в живот. Его хватка на моей рубашке ослабла, и вдруг я полетела.

Я приземлилась на живот, снова ударившись о землю. Боль пронзила мои рёбра, и воздух выбило из лёгких. Хорошо. Вот, на самом деле, каково, когда тебя швыряют, как фрисби. Теперь я поняла разницу. Приятно это знать. Застонав, я перевернулась и начала садиться. Я не успела далеко уйти. Он был там, надо мной, его лицо смотрело в моё. Эти блестящие голубые глаза были похожи на осколки льда. Его взгляд холодил мою плоть, мою душу.

— Зейн, пожалуйста…

Он схватил меня за подбородок, пальцы впились в кожу.

— Перестань меня так называть.

— Это твоё имя…

— Это не так.

— Тогда как мне тебя называть? — крикнула я. — Осёл?

Одна сторона его губ приподнялась.

— Можешь называть меня смертью. Как это звучит?

Весь мой организм взорвался от страха, но я скрыла его.

— Как это звучит? Это звучит довольно глупо.

Ухмылка застыла.

Я замахнулась кулаком.

Его рука резко дёрнулась, схватив меня за запястье. Он даже не отвёл от меня глаз, даже не отпустил мой подбородок.

— Это кажется знакомым.

— Я говорю тебе то, что ты сказал, звучит глупо? Потому что так и должно быть…

— Нет, — его глаза сузились. — Это. Борьба.

— Это потому, что мы тренировались вместе! Мы сражались друг с другом, — сказала я ему в спешке, пытаясь преодолеть панику и гнев. — Не для того, чтобы навредить друг другу. Никогда не для того, чтобы причинять друг другу боль.

— Никогда не причинять друг другу боль, — медленно повторил он, как будто не мог понять, как эти слова сочетаются друг с другом.

Его голова склонилась набок, а глаза закрылись.

— Это не так…

Его пальцы впились в меня, сжимая до тех пор, пока я не была уверена, что моя челюсть расколется.

— Ты меня знаешь. Ты очень важна.

Я проглотила страх.

— Потому что… потому что мы знаем друг друга. Мы вместе. Ты бы этого не сделал. Ты бы не стал причинять мне вред.

— Я бы не стал? — он казался ещё более смущённым. — Почему это? Ты нефилим. Ты несёшь в себе благодать Архангела.

— Это не имеет значения. Ты не причинишь мне боль, потому что любишь меня, — прошептала я срывающимся голосом. Слёзы наполнили мои глаза. — Вот почему.

— Люблю? — он вздрогнул, как от ожога, отпустив мой подбородок. — Я люблю тебя?

— Да. Да! Мы любим друг друга, Зейн, и что бы с тобой ни случилось, мы можем это исправить. Мы можем разобраться в этом вместе и…

— Мы? — его рука обвилась вокруг моего горла, хватка была почти смертельной. — Нет никакого «мы». Нет никакого Зейна, — выплюнул он. — Я Падший.

Не было времени, чтобы эти слова причинили какой-либо вред или обрели смысл. Его рука сжималась до тех пор, пока сквозь не стало проникать только самое ничтожно количество воздуха. Я понятия не имела, будет ли он сжимать или нет. Если так, то он вернулся к жизни только для того, чтобы убить меня? По иронии судьбы это было уместно. Если бы это оказалось так, то, очевидно, я была бы супермёртвой и суперраздражённой, но я также была бы так убита горем. Потому что, когда Зейн очнётся от того, что было, знание того, что он сделал, снова убьёт его.