Страница 22 из 61
— Хорошо-то как, божечки! — завопила Айрин, шлёпаясь в густую, едва начавшую желтеть траву. — Задрал меня уже твой лес, Берти!
Берт, улыбаясь, сел рядом с ней. В лесу ему было надёжнее, хотя последний суточный переход дался трудно. В лесу он забывал, что тело — чужое, ущербное, непослушное. Не думал об этом. Лесу что гел, что человек, что птаха малая — одна цена. Он всех прокормит и приютит, царственно не заметив расходов, но неосторожного погубит с таким же равнодушием.
Зато Айрин так радовалась…
— По воде звук хорошо расходится, — сказал Берт. — Давай потише, а?
— Параноик хренов, — фыркнула Айрин, гибко потягиваясь. — Нету тут никого. Жаб разве что распугаю. Не знаю как ты, а я — купаться. Неделю не мылась, коростой уже заросла вообще по брови.
Она вскочила на ноги, будто совсем не устала, потянула с себя верхнюю толстую рубаху.
— Не подглядывай, — сказала, не оборачиваясь.
Берт покраснел и быстро отвернулся.
— Или подглядывай, — хихикнула Айрин. — Мне пофигу. Я-то у тебя всё видела.
Берт слышал, как сброшенная одежда шуршит по траве. Голову словно магнитом тянуло в ту сторону. Не удержался, обернулся. Успел увидеть блеск влажной от пота смуглой кожи, удивительно гармоничную линию изгиба женского бока и хитрый, весёлый взгляд карих глаз поверх плеча. Айрин тоже обернулась, чтобы проверить — подглядывает или нет.
Айрин откровенно захохотала без всякого смущения, а Берт уткнул лицо в ладони, давясь стыдом и смехом. Девушка с визгом — куда там потише! — вбежала в воду, так что брызги долетели до Берта.
Берт чувствовал, как горят щёки, и — невероятное счастье. Может, он действительно параноик, и надо расслабиться, пока они одни в этом прекрасном мире.
Да, и не забыть нанести на карту последний переход и реку.
*
Мир улыбался самым приветливым образом. Речная, в меру прохладная вода смыла с Берта усталость и пыль, солнце согрело и высушило. Похлёбка из грибов, сушёного мяса и дикой моркови, обнаруженной тут же, на поляне, удалась. Берт гордился: взятые из посёлка припасы расходовались медленно, поскольку он, бывший гел, всегда находил что-нибудь съедобное в живой природе. Выучился-таки, не забыл ничего, не перепутал.
А на открытом пространстве и без лишних глаз наконец-то можно заняться делом.
— Это что за хрень? — Айрин бесцеремонно ткнула пальцем в уже собранный медный обод.
— Этой хренью мы ночью проверим, где находимся и куда движемся, — рассеянно ответил Берт, отводя её руку. — Древний прибор, надёжный, как каменный молоток. Астролябия называется.
Она присвистнула не то восхищённо, не то недоверчиво.
— А что, компаса мало? И Стёпиного индикатора?
— Мало, — вздохнул Берт. — Не то. Перед тем, как извести детали на сигнализацию, Стас и Гриша провели для меня кое-какие замеры, но честно предупредили, что точности приборов не хватит для однозначного ответа на мой вопрос.
— А что ты спрашивал? — Она села совсем рядом, блестя любопытными глазами.
— Паола — это Земля или нет. Астролябия, по идее, должна знать больше. По звёздному небу мы узнаем место и время. Судя по характеру флоры и фауны, это северное полушарие. Проекция лапок вот этого паучка на вот этот блин покажет… Да что за чёрт?..
Астролябия не собиралась. Отсутствовала половинка круговой шкалы с точной разметкой градусов, без которой вся конструкция упорно не желала складываться в единое целое.
Окончательно убедившись, что нужная деталь таки отсутствует, Берт вытряхнул свой вещмешок прямо на землю. Переворошил всё наличное барахло дважды, хотя солидный шмат металла — это не конфетный фантик и не иголка, не пропустишь и с одного раза.
Айрин принимала живейшее участие в поисках, то есть исправно путалась под руками.
— Да святые ж ёжики! — застонал Берт, от отчаянья встряхивая явно не содержащий меди свитер. — Куда эта штука могла…
Из свитера вылетел свёрнутый уголком лист бумаги. Айрин подхватила его на лету.
— «Привет, Берти, — с выражением прочитала, развернув. Берт не успел и моргнуть. — Это письмо ты найдёшь уже на Паоле, да и то, думаю, не сразу…» Это что, от твоей девчонки? — Она скользнула взглядом в низ послания. — Да нет, какой-то Пети подписался. Он что, твой…
Пети?! Берт опомнился и выхватил листок из рук подруги.
— А тебя не учили, что чужие письма читать неприлично?! — рявкнул. Больше от недоумения разорался, но вышло зло.
— Прости, — сказала Айрин и неожиданно покраснела.
Но прекрасный день уже успел испортиться. Бесполезные медяшки Берт запустил в кусты — не таскать же на горбу дурную тяжесть. Письмо при Айрин читать не хотел, сердился на неё и на Пети с его идиотской конспирацией.
— Да Земля это, — примирительно пробормотала Айрин и положила ладонь на рукав Бертовой рубашки. — Всё же знакомое, ты ж любому кустику название знаешь…
Берт передёрнул спиной, как недовольный кот, и отошёл к кромке воды. Но Айрин и не думала отставать. Не коснулась, а обняла за талию, прижалась к боку, извиняясь ещё и так.
— А может, и не Земля, — негромко сказала. — Стёпа говорил, что Грааль — это источник невероятной, просто-таки зашибенской силы. Кто его найдёт, сможет всё. Совсем всё. Там, где я жила, такого точно не было, иначе Стёпа бы нашёл обязательно.
— Он хочет власти над миром? — скептически задрал бровь Берт.
— Нет. Только свободы. Для себя и для меня.
Берт обхватил её плечи — надёжные, человеческие плечи, которые так или иначе придётся оставить.
— Пети — мой друг. Он был рядом, когда мне было очень плохо. Если в письме он о чём-то просит, то я постараюсь это сделать, даже если не существует никакого Грааля.
— Я с тобой, Берт. Грааль есть. Стёпа…
Берт зажал ей рот ладонью, не желая больше слушать про Стёпочку, и немедленно же за эту ладонь был укушен.
За следующие три минуты они успели немножко подраться (понарошку) и помириться (по-настоящему).
А потом они увидели Рыцаря, и о письме Берт забыл до утра.
Глава 12. К вопросу о равновесии сил
Идет к нему каждый, кому в этом мире досталось,
Кому от обид и от горестей невмоготу.
Он тонкой наждачною шкуркою снимет усталость
И бережно сложит надежду, и склеит мечту.
Приносят к нему ни на что не похожие части,
Приносят, и плачут, и все же с надеждой глядят,
И клеит из этих обломков он новое счастье,
Ворча добродушно заказчику: "Сам виноват!.." Игорь Жук
Гелио
Старая картина больше уродовала кабинет, чем украшала, но Габриэль предпочитал не слышать намёков посетителей. И откровенное фырканье тоже пропускал мимо ушей. Ему было необходимо видеть её каждый день.
На картине были нарисованы гел и йорн, но не настоящие.
Пародии.
Ряженые.
Два человека или ифера изображали гела и йорна. Они сражались на мечах слишком больших и толстых, чтобы быть настоящими. Ряженый в гела оделся в белый хитон, навязал на спину куцые белые крылышки, а на голову напялил странную конструкцию: к обручу крепился ещё один, потолще, выкрашенный золотой краской. Если смотреть издали и чуть прищурившись, то могло показаться, что золотой обруч парит над кудрявой головой. Тот, кто представлял йорна, затянулся в чёрное трико от шеи да пяток, а что не влезло в трико — кое-как вымазал сажей. Разумеется, на его голове торчали витые рожки, не то приклеенные к чёрным жёстким кудлам, не то пришпиленные таким же, как у псевдогела, обручем. Крыльев у «йорна» не наблюдалось, зато болтался привязанный к поясу верёвочный хвост. С кисточкой.
Мастерство художника вызывало некоторые сомнения, поскольку имелись вопросы к анатомии и перспективе. Но ему удалось передать выражение смертельной скуки на лицах обоих актёров.
Габриэль знал картину до последнего мазка, но всё равно пристально созерцал каждый день не менее пяти минут. Ритуалу было много лет. Гораздо больше, чем большинству живущих ныне гелов.