Самый лучший комсомолец. Том пятый (СЛП-7)

Глава 19

Пекин этих времен выгодно отличается от Токио отсутствием промышленного смога. Пока не освоили, получается. Больше выгодных отличий я не нашел — просто большой, по большей части многоэтажный город. Архитектура вполне колоритная — за застройку частично отвечали колонисты, частично — подражающие им либо обученные нашими при Сталине китайцы, из-за чего, с поправкой на выстроенный в азиатском (это когда белый домик под специфической формы крышей) стиле частный сектор, некоторые районы с виду почти не отличались от Москвы и других наших городов. Даже копия главного здания МГУ есть, но поменьше. В мои времена китайцы вообще макеты всего подряд себе построят, и я не против эту идею спереть — прикольно же. А в саму копию МГУ было бы неплохо разместить филиал этого самого МГУ — в программе у Фурцевой этот пункт есть, но о здании там ни слова. Пойду скажу.

Потянувшись, чмокнул в щеку продолжающую спать Виталину и посмотрел в окно. Еще темно, но в свете фонарей у ворот посольства видны оставленные весь вчерашний вечер проходящими мимо нашего посольства китайцами цветы. Целая гора! Особенность менталитета, о которой нам рассказывали на инструктаже в МИДе: когда китаец «наисполнял», извиняться он не стремится, опасаясь, что это будет воспринято как напоминание о неприятном или даже насмешка. Вместо этого китайский товарищ подлизывается и окружает вниманием, как бы искупая делом. Что мы сейчас и наблюдаем — Мао понимает, что не прав, но кто старое помянет — глаз вон. Теперь-то у нас «вечная дружба», и ее плоды видны невооруженным глазом, иначе нас бы здесь и не было.

Побрызгав в лицо холодной водой и почистив зубы отечественной пастой — вообще уже не дефицит, три завода занимаются, один — целиком на экспорт, я оделся в рубаху с брюками и вышел в коридор, где поздоровался с дядей Вадимом — последние два часа двадцать минут тут сидел, сменится через сорок минут — и мы с ним пошли по покрытому старенькой ковровой дорожкой коридору. В жилом крыле здесь скромненько, но скоро такое положение дел изменится — после тяжелого периода «культурной революции» посольство вновь ожило, а значит сюда обратит внимание государственный бюджет.

Громыко и Фурцева живут по соседству, в конце коридора, в трехкомнатных апартаментах. Разных, конечно — двери друг напротив друга. Мне — в правую, но для этого дяде Вадиму нужно показать документы двум вооруженным автоматами и одетым в бронежилеты дядям ранга повыше. Мне достаточно показать себя — я же такой один!

— Не знаете — Екатерина Алексеевна уже проснулась? — спросил я.

— Вода шумела, — ответил дядя с автоматом и вернул «корочку» владельцу.

— В карты без меня не играть, — повеселил я «девятку» приказом и постучал в дверь.

Пожилые рано встают, поэтому баба Катя открыла дверь уже одетой в юбочный костюм — платьями Цзян Цин с ней мериться не будет, жене Мао такое невместно.

— Доброе утро, — поздоровался я.

— Доброе утро, Сереженька, ты в гости? — с приветливой улыбкой спросила она.

Вообще не волнуется, либо не показывает — привыкла представительские функции тащить.

— Немножко поговорить.

— Проходи, немножко поговорим, — посторонилась она.

В небольшой прихожей нашлись вешалка, тумбочка и антикварного вида лампа на стене. Новодел, но хороший. Сняв туфли, прошел за хозяйкой в типа-гостиную, где нашлись обитый кожей диван, телевизор — у нас тоже есть, показывает китайское телевидение, то еще удовольствие, конечно — и пара кожаных же кресел. «Стенки» нету — на постоянной основе здесь никто не живет, значит и вещей нет. Вторая комната, по идее, спальня, а третья — кабинет, но до них мы не дойдем.

— Даже угостить тебя нечем, — сев в кресло, Екатерина Алексеевна указала рукой на свободное.

— Все равно завтрак скоро, — пожав плечами, я уселся. Вполне удобно! — Чего аппетит перебивать?

— Чего ты там придумал с утра пораньше? — спросила она.

Я рассказал.

— Далековато Шэньчжэнь-то, — задумалась она.

— Ну нет так нет, — улыбнулся я. — Оно же вообще не критично. Извините, что по пустякам побеспокоил.

— Все равно делать нечего, — улыбнулась она в ответ. — Увидимся на завтраке, — проводила меня до выхода.

К Громыко зайти, что ли? Надо придумать повод.

— В карты все еще не играть! — заявил я дядям и постучал.

Андрей Андреевич тоже пожилой, поэтому открыл почти сразу, будучи одет как я — в рубаху и брюки.

— Доброе утро. Я пришел учиться, — нагло улыбнулся я.

— Проходи, ученичок, — невозмутимо посторонился он.

Обстановка в прихожей и гостиной — те же самые, но в этот раз мы пошли в кабинет, где Громыко уселся за стол и с легким оттенком укоризны на лице закопался в кучу бумаг.

Понимаю.

— Скрупулезность и педантичность в работе — это самое главное, — начал он процесс обучения, и я пристроился на стуле напротив. — Не смотри в бумаги, — зыркнул он на меня исподлобья, и я отвел глаза.

Обидно — то, что я увидел, мне и так знакомо.

— Всегда нужно готовиться так, чтобы быть сильнее и увереннее врага, — продолжил он. — Материалы по теме переговоров — это понятно. Так же обязательно изучить аналитику, биографию и личностные качества оппонентов.

— Так и стараюсь делать, — осторожно кивнул я.

— Торопиться — нельзя, потому что оппонент тоже человек и устает. А мы уставать не должны, и тогда, когда устанет он, можно начинать торговаться.

— Я обычно просто называю цену и ухожу, — похвастался я.

Громыко хохотнул:

— В коммерции такой подход может и работает, но у нас здесь «торговля» посложнее.

— Я понимаю, Андрей Андреевич, — простимулировал я его на продолжение.

— На переговорах нужно молчать и слушать. Когда человек слушает — это чувствуется, и хочется рассказывать ему больше. Люди — болтливы! — смерил меня взглядом и вернулся к бумагам. — Для этого же желательно задавать вопросы. Делая так, ты воссоздаешь ролевую модель хозяин-гость. Хозяин — спрашивает и слушает. Гость — отвечает и предлагает.

— И у хозяина в этом случае как бы право выбора, — кивнул я.

— Хозяин так же оценивает ценность самого гостя, — кивнул в ответ Громыко. — Который может оказаться очень лёгким и подсознательно принимать позицию слабого. А самое главное, — он поднял на меня взгляд. — Они слабые и есть, потому что за нами — самая сильная армия в мире и уверенность в своей правоте.

— Приятно быть добром с кулаками, — улыбнулся я.