Страница 41 из 92
Глава 14
Слово я сдержал — до восемнадцатого ноября я ничего не делал за исключением съемок праздничных концертов. Но там я просто в зале сидел, поэтому не считается. Вот и сейчас я лежу на диване, но в потолок не плюю — на лицо же капать будет, неприятно.
— Праздник в деревне эвоков, полный радостных персонажей. Отдельным кадром — взирающие на все это с улыбками Оби-Ван, мастер Йода и молодой Энакин Скайуокер. Люк с улыбкой машет им рукой и идет в общий план: он, принцесса, Хан Соло, Чубакка и дроиды в окружении прыгающих эвоков. Конец.
Тарабанящая пальчиками по машинке Вилка вынула последний бумаго-копирочный «бутерброд» и стебанула:
— Сценарий трилогии — это вот так ты ничего не делаешь?
— Я же просто бубню в потолок от скуки, — потянувшись, я повернулся на бок, подложив ладонь под щеку. — А если мой бубнеж по привычки записывает «контора», я-то тут причем?
Девушка хихикнула, подошла к дивану и села на пол. Протянув руку, с улыбкой погладила меня по щеке:
— А мероприятие через полчаса — тоже ты не причем?
— Это же для души, — улыбнулся я. — С нулевой личной или государственной выгодой!
— Ну-ну, — фыркнула она.
В последний раз мы на совхозной площади с народом собираемся. Формат необычный, никаких танцев — вместо этого заставили все столами. Не пустыми, конечно. Все еще сухой закон, но вкуснятины — хоть отбавляй, все доступные совхозные кулинарные мощности с самого утра загрузили. Дни в ноябре короткие, поэтому площадь светится что твоя новогодняя ёлка, а на столах я не отказал себе в удовольствии для атмосферы поставить пожилые керосиновые лампы — их, к немалому моему удивлению, до сих пор производят. Я думал уже все, мертвая технология.
Дождавшись, пока народ рассядется куда захочет, я поднялся на сцену и взял микрофон:
— Здравствуйте, товарищи!
Товарищи ответили привычно — свистом и аплодисментами.
— Вот и прошел год с тех пор, как я впервые приехал сюда.
Народ замолчал, начав подозревать неладное.
— Целый год мы с вами плечом к плечу превращали три ничем непримечательных колхоза в совхоз, краше и богаче которого во всем мире не сыскать. Без вашего усердного труда и дисциплины у нас бы ничего не вышло, поэтому я от всей души благодаря вас. Спасибо, товарищи! — поклон.
Народ похлопал сам себе, я продолжил:
— Партия высоко оценила наши успехи, и сейчас сотни колхозов и совхозов по всему СССР готовятся пойти по нашим следам — именно ради этого все и затевалось, и совсем скоро страна будет получать столько сельхозпродукции, что нам не придется закупать ее у врагов. Продовольственному суверенитету — ура!
— Ура! Ура! Ура! — отозвались товарищи.
— Год назад, товарищи, когда я говорил вам, что ваша изменится, вы мне не поверили.
Народ отвел глаза — реально стыдно!
— Но я вас понимаю — если бы какой-то московский школьник наобещал мне с три короба, я бы тоже не поверил. Но теперь, оглядываясь назад и оценив проделанный путь, — в горле запершило, голос дрогнул. Сглотнув и сморгнув выступившие слезы, продолжил. — Я могу с гордостью подвести итог — все свои обещания выполнил! Так?
Товарищи поощрили свистом, одобрительными криками и аплодисментами. Приятно просто до жути — приехал в никчемные деревушки, а оставил после себя процветающий агрохолдинг с заоблачным для Советской деревни уровнем жизни — даже газификацию мне согласовали, по весне будут трубы тянуть, в первую очередь, конечно, к ТЭЦ, хватит угольком в атмосферу пыхтеть.
— Спасибо за то, что приняли меня здесь как родного, — шмыгнув носом, дрожащим голосом продолжил я. — Здесь, с вами, мне было по-настоящему хорошо, но теперь Партия определила мне новый фронт работ, и завтра я покину «Потемкинскую деревню».
Народ взроптал.
— Клянусь вам, товарищи — все, что вы своими руками выстроили за этот год продолжит работать и дальше с той же эффективностью.
Такое сломать можно только вмешательством сверху, а это никому не надо.
— Мы с вами прощаемся не насовсем — здесь остается жить моя семья. Отец, мама, братья, сестра, бабушка и дед — я буду их навещать, и ничего не мешает нам с вами в эти дни собираться здесь же и по старой памяти весело проводить время. Так?
Конечно же «Так!». Расчувствовался я чего-то.
Ноябрь в Японии — по крайней мере в ее Токийской части — время золотой осени. А еще это время приемлемого климата: около пятнадцати градусов тепла и почти нет дождей. Словом — идеал для не склонного к жаре туриста.
Первое, что бросилось в глаза по приземлении в Токийском аэропорту, это, конечно же, обилие охраны — как в полицейской форме, так и япошек в штатском. Не хотят партнеры очередного покушения на меня, уж больно дорого они им обходятся.
Сначала ТУ-144 привычно покинули сотрудники «Девятки», которые осмотрели окрестности и разрешили выйти под темное (потому что поздний вечер на дворе) осеннее японское небо нам. «Мы» — это мы с Виталиной, Оля с ее мамой и «Ласковый май». По трапу спускались с улыбками — как и в первый визит, нас фотографируют. Пожав руки старым знакомым в виде Олега Александровича Трояновского и Эйдзи Кимуры. В один лимузин мы все в этот раз не влезем, поэтому мы с МИДовцами, Вилкой и Кучерами забрались в один, а «Ласковый май» отправили в другой.
Кортеж получился знатным — спереди мотоциклисты, далее — четверка полицейских машин, и сзади то же самое. Как бы не вышло «у семи нянек дитя без глазу». Отвлечемся на сияющий огнями ночной Токио — Оля так и делает, вон, чуть носом к окошку не приникла. Красиво, зараза, в эти времена таких погрязших в неоне городов раз-два и обчелся. Ничего, Москва тоже потихоньку начинает огоньками увешиваться — будет и на наших улицах киберпанк! В плане дизайна, конечно, «хайтек — лоулайф» нам не нужен, с коммунизмом-то не сочетается.
Никаких следов протестов на улицах давно не осталось — сошли на нет еще в сентябре, сразу после запуска процедуры выдворения части американского контингента, который до сих пор продолжается — дело небыстрое, особенно если учесть, что пиндосы нифига этому не рады и не особо-то стараются. До конца стопроцентно не уйдут, оставят пару мелких баз на Окинаве — чисто из принципа и показать, что не прогнулись — но нам и так нормально.